Крысиная башня 2 (СИ), стр. 242

Вот. Сутки не решался рассказать. Теперь решил покаяться. Санька шмыгнул носом.

Отец Андрей вновь прошёлся по келье: три шага в одну сторону; поворот, три шага в другую, — и, остановившись напротив Саньки спросил:

— Ты знаешь, что она Валентину убила гирькой в висок?

— Знаю.

— И что Ксению чуть не задушила, — едва спасли, — и заперла её?

— Знаю…

— И убежала она не куда-нибудь, а к врагам общины?

— Знаю.

— Ну так вот. Отпускаю тебе, отрок, грех этот. Который, в общем, и не грех вовсе, а промысел божий, коего ты явился исполнителем. Иди себе, Санька; перед сном прочитай вслух три раза «Отче наш» — и всё на этом. И не рассказывай больше никому, не надо. Понял меня?

— Понял! — повеселел Санька, — Разрешите идти?

— Иди уж, отрок военный…

Проводив Саньку и закрыв за ним дверь, Отец Андрей вновь опустился на колени перед образами. Трудно, трудно быть пастырем в такое время!..

БОРИС АНДРЕЕВИЧ, «АРТИСТ»

Лес, ночь. Уютно потрескивал костёр, распространяя приятный запах горящих еловых веток и варящейся в двух котелках, висящих над костром, каши. Конечно, этот «уют» и близко не лежал к привычному теплу от деревенской печки, спать возле которой Артист привык, — он даже не вставал дома чтобы подкинуть дров ночью, — это была обязанность Хокинса, и горе ему, если он забывал это сделать! А тут…

Нет, конечно, это не деревенская изба и не печка; это всего лишь костёр в лесу — но, чёрт побери, это было хоть что-то!

Удачно, посредством маскировки и грима, избежав «зачистки», Артист окончательно понял, что больше ловить в Озерье нечего. Да, ситуация изменилась кардинально; и единственное что его может там теперь ждать — это пуля. В лучшем случае. А можно было б ожидать и чего похуже. Если взяли живьём Мунделя или Лоера, и те поведали о их общих планах относительно общины; переведя, естественно, стрелки на него одного. Потому быстро собрав вещички, он вскоре покинул ставшее столь негостеприимным Озерье. Хотел на последок поджечь дом, но побоялся, что дым его выдаст раньше времени.

Жаль, очень жаль… Обжился уже там, привык. И, главное, всё-то уже было так «на мази»!.. Казалось бы всё уже решено, подготовлено; осталось всего-то надавить! — и вот на тебе! Всё сорвалось в последний момент. И даже не понять почему… всё ведь было так определённо…

Ещё хорошо, что смог сам уйти. Складывалось впечатление, что весь Гришкин отряд и все Хроновские оболдуи так там и остались, в мясорубке возле церкви.

Решил идти в Мувск. Там, как нибудь…

Первый же час передвижения по зимнему лесу чётко показал, что без специальных навыков и специального снаряжения — вот хотя бы без лыж, — его затея обречена на провал. Идти без лыж по снегу было положительно невозможно… Кроме того, хотя он предусмотрительно взял достаточно консервов и спички, он не подумал о посуде — хоть каком-нибудь котелке или, на худой конец, миске, кастрюле. Ну, костёр он, положим, развёл бы. Но на чём и как спать? Он не подумал ни о палатке, ни о спальном мешке. Можно было взять хотя бы одеяла! Отсутствие опыта походов сыграло с Артистом злую шутку. Спать на снегу?? Застуженные почки, — и фатальный исход без вариантов. «…Конец житейского пути, Предсмертной муки приближенье. Заслышу в ноющей груди…»

Он уже подумывал повернуть назад; выбраться на околицу Озерья, и там, ночью, нагрянуть в какой-нибудь из домов… Перебить или запугать домашних; переночевать там, заперев всех в погребе; а утром, взяв лыжи и одеяла, уйти вновь. У многих были лыжи; как-то же они ходили за хворостом в лес зимой! К тому же он ещё днём неудачно подвернул ногу; вернее даже не подвернул — это он решил потом, что подвернул. Просто вдруг нестерпимая боль пронзила ему лодыжку, и он разом охромел.

Пока он драпал с Озерья, каждую минуту ожидая погони, выстрелов вслед, он как-то забыл о боли; вернее, смирился с ней; но вот сейчас, в лесу, боль вернулась с новой силой, и он болезненно захромал.

Положение было совсем плохим; но ему повезло, — в лесу он встретился с ещё двумя беглецами, которых едва знал: с Васьком и парнем с позывным «Чевер».

Оба были, в отличии от него, экипированы по первому разряду; видно, что люди бывалые: у обоих были, конечно, лыжи; удобные рюкзаки; спальные мешки; и даже такие необходимые для ночёвки в зимнем лесу вещи, как корематы (коврики). И походные котелки у них были!

Выдвигались они, как он понял, поначалу к Демидовке; где у них была спрятана в лесу, тщательно замаскированная машина. До Демидовки было, конечно, невпример ближе; чем сразу в Мувск — это он оценил. А дальше на машине — совсем другое дело!

К старосте они отнеслись с определённой долей пренебрежения, — оно и понятно, кто он им теперь? Был «представитель местной власти» — местных раскладов они, пришлые, не знали; а теперь кто? Чисто попутчик, — хорошо ещё, что не застрелили, приняв за преследователей; и не прогнали. Он бы на их месте, наверное, прогнал бы — предварительно отняв мешок с продуктами. Хотя нет, не прогнал бы! — к чему оставлять на свете обиженного на тебя человека?.. совершенно ни к чему.

А они ничего — даже разрешили ему идти за ними по лыжному следу; и потом поделились кашей, приготовленной в их котелках; а он с ними — сгущённым молоком и баночкой «МувскРыбы».

Когда устроились на ночлег в низинке, где их ни откуда не было видно; разожгли умело костёр, Артист понял, что нужно «строить отношения». Вспомнил и о том, что наушничал ему про Васька Хотон — что тот, мол, тут не просто так, а от серьёзного в Мувске авторитета — самого Абу Уляма. С определёнными полномочиями…

Не сразу, но разговорить Васька удалось. Помогло то, что Васёк-то, оказывается, был серьёзно ранен! — собственно, из-за этого они с Чевером и шли так медленно; иначе бы он, без опыта и хорошей физической формы вряд ли бы догнал их по следу… Медленно шёл Васёк, очень медленно; и этим явно раздражал своего товарища.

Да, Васёк был уполномочен этим главой «черноквадратников», — слышал про них Артист мельком, и ни раз: ни то секта, ни то этническая группировка. Хотя нет, не этническая — несмотря на то что сам «Главный», «Первый» — как называл его Васёк, — косил под араба, в группировке кого только не было. Да и сам Васёк был удмурт… Но дисциплина там была жёсткая; за неповиновение расправлялись жестоко; и имел этот Улям планы по расширению своего влияния, по экспансии в другие регионы, — это Артисту понравилось. Вот и Ваську, отправляющемуся в области, подконтрольные номинально Администрации Новых Регионов, дал сопроводительную «тамгу» — свидетельство того, что тот действует по его слову и поручению. И цель Васька была образовать для начала «секцию» чёрных квадратов в Оршанске, — те, кто там были, под «черноквадратников» только косили, прикрываясь их авторитетом, и являясь, по сути, просто бандой. Вот и у Васька была задача создать банду, — но на чётких идеологических принципах и с вертикальным подчинением; а оно видишь как получилось!..

Рассказывая о своей проваленной миссии, Васёк, упомянув про «тамгу», ничего ни сказал, что это — печатный текст, или некий сакральный предмет, — но особо отметил, что человеку с такой тамгой обязаны подчиняться все «ЧеКа» вплоть до сотников. Что «это вам не просто так»! При этом он непроизвольно пощупал полу своей куртки, — этот случайный и непреднамеренный жест Артист тоже заметил. Он вообще был внимательным, — артисту по-другому нельзя! А в нынешнем положении — в особенности.

Говорить много Ваську было трудно; и видно было, что у него жар начинается. Он, напившись горячего чаю, вскоре заполз в свой спальник, — хороший спальник, видно, что тёплый! — и, повозившись минуты, кажется забылся сном. Артисту же, судя по всему, суждено было ночь коротать просто на еловом лапнике, — хорошо ещё опытные мувские бандиты подсказали, как приготовить себе лежанку. В любом случае выспаться тут было проблематично — не простудиться бы!

Когда Васёк задремал, Артист подсел к Чеверу и завёл с ним «специальный разговор».