Крысиная башня 2 (СИ), стр. 218

Началось вокруг шевеление; тёмные фигуры стали отдаляться от костра; с разных сторон послышалось шипяще-зловещее:

— Жрать… принесли?? Третий день… не жравши совсем…

— Дохнем тута…

— Всё одно… все подохнем… а мы же люди…

И ещё:

— Так что… Взяли Пригорок? Взяли или нет??

— Не ваше дело!!! Хрхрхрррр — срываясь на визг, переходящий в кашель, заорал Макс, — Я сказал — кто?? Кто? Жрал??

Поскольку капо молчал, Макс, отступив, наставил ствол на него. И выстрелил бы; но тот, тупо кивнув головой, указал на одного:

— Вот… он жрал.

Кто-то истерично засмеялся, прямо залился зловещим, каркающим смехом.

Макс перевёл ствол на того, на кого указал капо, и скомандовал:

— Встать!!

Стало медленно, качаясь, подниматься какое-то чмо, бормоча:

— И не жрал я ничего… вообще… только кусочек… дали… сами-то… чо — я-то…

Короткая очередь отбросила его в сторону. Суки, уроды, нелюди! Да они все тут!.. всех их!..

В негодовании Макс переводил ствол с одного на другого. Что делать??

Капо, опустив голову, глядел на него исподлобья нехорошим взглядом. Сказал:

— Вот… он. И — больше никто.

— Врёшь??

— Чо мне врать… ты мне скажи — Пригорок взяли или нет?..

— Молчи, мразь, какое твоё дело?? — завопил Макс, — Ещё, урод, «на ты» меня называть станешь??

— Макс, Макс… нахер их, уходим! — донеслось от входа в палатку.

— Нет, — взяли или нет??.. А то…

— Что, сука, «а то?.». — выкрикнул Макс, в негодовании готовый расстрелять сейчас и капо, — но не успел: кто-то, выпрямившийся за его спиной, с маху ударил его в голову остриём кайла. Кайло, хоть и затупившееся на земляных работах, легко, как картонную, пробило голову с затылка сквозь вязаную шапочку к лицу, и конец его выбил левый максов глаз, высунувшись концом из глазницы. Макс повалился.

Ударил выстрел — стрелял из мосинки Васёк. Ещё выстрел — Чевер. Толкаясь, они вывалились наружу, в ночную уже стужу и ветер. Отбежали на несколько шагов; не сговариваясь, выстрелили ещё по нескольку раз уже просто в палатку. И, забирая в сторону, обходя палатку с людоедами стороной, пошли к Озерью. Нужно было любой ценой найти хоть какую-нибудь провизию, забрать вещи — и уходить. Куда глаза глядят; да хотя бы обратно — в Мувск, в свою старую базу. Там ещё остались тщательно спрятанные, времён продуктового изобилия, нычки. Там можно будет отлежаться. И — к ЧеКа, к Чёрным Квадратам, к Абу Уляму. Не получилось с его поручением, совсем не получилось… но что ж делать.

ХОКИНСУ ОПЯТЬ НЕ ВЕЗЁТ

Альбертик-Хокинс, или, как в благодушные минуты звал его Хозяин, БорисАндреич, «юнга» — не попал под раздачу. Ему повезло; вернее, как уверил он себя, он проявил выдержку и хладнокровие, — и не полез сразу за прорвавшимися на Пригорок отрядовцами вслед за БМП. Ещё чего! — пусть они сначала там поубивают этих всех, общинских; потом и он туда нарисуется, помогать собирать трофеи, хы! Это он любил — трофеи! За ними и увязался «в третьем эшелоне» за отрядовцами, якобы таскать огнетушитель — сбивать пламя с возможно, как предполагалось, атакованного Коктейлями Молотова БМП. В принципе, и вправду помог же! — когда в первый раз один из них подожгли, он же и передал, подтащив как бы через силу, объёмистый красный баллон отрядовцам. Помог, значит. А самому тушить — вы чё, с ума?.. я ж пацан!

Ничо, потушили! — и он уже представлял, как потом, завтра к примеру, будет рассказывать БорисАндреичу, как, рискуя жизнью, под обстрелом, он сбивал струёй углекислого газа пламя с горящей боевой машины! Через это и какую-нибудь значительную долю в дележе трофеев можно будет вытребовать! — сверх того, конечно, что удастся самому зашоппить! На Пригорке, небось, много чего можно взять — запасливые они, эти церковники! Да, и, конечно, найти потом эту суку Зульку, что ему тогда, считай, руку сломала дубинкой, до сих пор болит! — и отрезать ей голову! Живой или мёртвой — без разницы. БорисАндреич возражать ведь не будет, а он Хозяин! Отрезать; и, как и собирался, притащить в деревню, показать всем пацанам! — чтоб срались от страха и от его крутости! Вот така вот!

Только не сложилось нефига! Всё пошло как-то не так. Сначала из леса выкатился этот несуразный броневик, — Хокинс, считая что это подмога им и никоновским; и поначалу-то не прячась, выставив голову из окопа, хорошо его рассмотрел, — вплоть до залепленного снегом Винни-Пуха на бампере и до дурацких картинок на залепленных частично бортах же. Вот ржачка! — но потом как-то стало не до смеха. Когда эта дурында с ходу опрокинула пулемётный Барс, предварительно его густо обстреляв; а потом с неё раз за разом стали лупить из гранатомётов в отставший отрядовский БМП. И ведь попали, подбили его! — дальше, когда с этого монстра чесанули из нескольких пулемётов по окопам, он уже не смотрел, конечно — свалился на дно окопа, и зажав голову локтями, слушал, как воет и стонет прорезаемый стаями свинца воздух над окопом… Хорошо, как хорошо, что не сунулся раньше времени на Пригорок-то! — потом оттуда, под этими пулемётными струями-то с броневика, хер было б улизнуть!

* * *

В общем, небось не дурак — сообразил, что что-то у отрядовцев, у Гришки, у Хозяина с Мунделем и Лоером пошло не так, а точнее — через жопу. На Пригорке то разгоралась, то затихала стрельба; снизу рычал двигателем, пытаясь взобраться на склон, тяжёлый монстр, периодически разражаясь очередями в сторону церкви, где засели отрядовцы, — и Альберт решил, что нуегонахер, такие трофеи, такую добычу, — ибо наглядно видно, что тут чего-то не того, чему наглядное же свидетельство и перевёрнутый Барс, и жирно чадящий расстрелянный БМП. И принял решение сматываться. А завтра посмотрим-разберёмся кто тут кого.

Только сразу уйти не удалось. Эта махина рычала и ворочалась под пригорком, и, несмотря на мощу, видать за счёт своей тяжести не могла вскарабкаться наверх; но зато густо постреливала во все стороны; и чесать под пулемётами было бы совсем глупо! И Хокинс принял решение не спешить; а проползти пока по окопам, — ишь, они тут много понарыли, небось ещё с осени! — и, может быть, по окопам-то и удастся выйти на другую сторону Пригорка, а там и драпануть до дома. Конечно, был шанс нарваться в окопах же на кого-нибудь с оружием и огрести, — но расчёт он состроил на том, что он ведь — пацан! Он ведь сам-то без оружия! Он как бы в замесе же и не участвует! — за что его убивать?? Это если этим, общинским попасться. А если «своим», — так как бы «я с вами!», вот, поручение иду выполнять! Какое-нибудь. Нормальный расклад, ага.

Только понарыли они тут уж очень дочёрта. Он стал петлять, дважды натыкался на явно прежде замаскированные типа норы; боясь получить оттуда очередь в бок, кричал туда, что «он не при делах» — но там уже никого не было. И, в итоге, сбившись, заполз совсем в другую сторону; где рык этого чудища стал раздаваться не слева, как бы должен, а справа. Впрочем, он ведь и ездил туда-сюда; и мог сам сместиться, — и Хокинс осторожно высунул голову над насыпью, чтоб определиться… Не, реально — не туда заполз! Надо назад поворачивать; либо вообще дожидаться сумерек, которые вот, уже, видно что скоро — того, окутают холм. «Опустится покрывало ночи», как выразился бы Хозяин; он любил красиво выражаться.

Зато набрёл на тупичок, где в повалку, один на другом, лежали два трупа.

То есть он сначала решил, что они трупы; но потом, когда стал шарить по карманам, определил, что один-то — точно труп; это кто-то их Хроновских дружинников, видел его раньше; а второй — Лёнька, пацан, с ним раньше в деревне пересекались многократно; особенно летом. И что он был живой; во, даже и перевязанный! — его левая рука была под самым плечом перетянута жгутом; а ниже была наложена повязка. И сам, вроде, дышал, и вообще был тёплым и мягким, в отличии от первого, который уже больше напоминал на ощупь деревяшку. Но у обоих в карманах ничего толкового не было, кроме как старый сухарь в тряпочке, который Хокинс, конечно же, прибрал себе. Тут же валялся бывший автомат, — кому-то понадобилось разломать и разобрать его до самого основания, даже приклад разломан и все внутренности наружу. Даже на неопытный взгляд Альбертика было понятно, что это уже не стрелялово, а так — железка. А вот винтовка, — та была целая. Только без патронов. Но Хокинс принял решение её всё же забрать! — это ж ценность! Патрончиков потом можно тоже где-нибудь найти! Или толконуть её кому-нибудь.