Крысиная башня 2 (СИ), стр. 200

* * *

Лежавший в снегу поодаль Артист, он же староста, он же Борис Андреевич, посматривал на елозящие на подступах к пригорку бледно-зелёные с пятнами ржавчины туши двух боевых машин и третий — броневик. Время от времени они разражались длинными пулемётными очередями, и тогда в районе, где предполагались окопы противника, фонтанчиками вставал снег; или, если очередь была направлена в колокольню, облачком окутывала каменная и штукатурная пыль от попаданий, искрили рикошеты. «Бу-бу-бу-бу» крупнокалиберных пулемётов било по перепонкам. БМП старались вызвать ответный огонь, и подавить его, — но хитрые пригорские почти не отвечали…

Рядом хлёстко ударил выстрел, — Борис Андреевич покосился: стрелял подползший незаметно их, отрядный снайпер. Этот, как его? — Васёк. Из не так давно пришедших мувских разбойничков.

Экипирован он был на славу: в белом с тёмными пятнами маск-костюме поверх зимней одежды, и даже в такой же маске на лице. На снегу с чёрными пятнами вывороченной гусеницами БМП земли он маскировался просто отлично! — Борис Андреевич с сожалением подумал, что надо было взять из дома бабкину простыню, закутаться в неё… А то ещё подстрелят, чего доброго! Хотя у бабки все простыни или в цветочек, или в полоску — глупо бы смотрелось. Хотя не менее глупо, чем тут погибнуть! Дело было важное, дело было, можно сказать, «жизненноважное» — последний натиск! Под это дело и не стал оппонировать Гришке, когда тот высказался на Совете, что «на этот раз должны пойти все!», — ну и пошли. Все. Вон, и Лоер со своим коротеньким автоматом; и Мундель поблёскивает очками — со своим рыжим портфелем… вот дебил; он и в атаку собирается не с оружием, а с портфелем идти? Чернильная душа; совсем, кажется, с ума сдвинулся. И даже, вон, Альбертик сзади переползает на карачках, таская за собой огнетушитель, — тоже, вроде как, при деле. Хотя отмазаться мог бы — и по возрасту, и что рука у него до сих пор в лубке после того ночного визита на Пригорок. Он-то что попёрся «участвовать»? Это точно видит возможность пограбить! — мародёр ещё тот!

Снова хлестнул по ушам выстрел, — Васёк целился куда-то вверх из своей длинной, старой, хотя и ухоженной, ещё с деревянным цевьем, винтовки. Как её?.. Трёхлинейка, да; в пьесе какой-то революционной у них массовка с такими была. Но у него — с прицелом; и тоже вся винтовка замотана белой, маскировочной лентой, — реально парень подготовился! И даже лежащий у него рядом его личный, ещё с Мувска, автомат ППШ — такой, с круглым бубном под стволом, — тоже умотан белым… Целится куда-то через свою оптику.

— Васёк! А, Васёк! — окликнул его староста, — Видишь чего?

Тот отвлёкся от прицела; отодвинул с лица белую тряпку с дырками для глаз; ответил:

— Вроде бы в проёмах на колокольне движение есть! Но не уверен. Оттуда не отвечают, — полагаю, опасаются пулемётов… А жаль! — я б того снайпера постарался бы достать! Очень мне его СВДэха нравится! Себе заберу.

— СВДэха — это что?.. — не подумав, осведомился Борис Андреевич; и, по тому как скривилось в кислой гримасе лицо снайпера, понял, что сморозил что-то глупое, чего не знать было б постыдно.

Ну и пусть. Ишь, гад, не отвечает даже, как будто я бог знает какую чушь спросил… Распустились тут!.. Оно понятно, — для них, ублюдков, Гришка — командир; а я так — при нём хозобслуга из местных; так они, небось, думают… Ну, пускай…

Ещё переспросил, всё же решив блеснуть военными познаниями:

— А если он, ну, тот, что на колокольне — в бронежилете?..

Васёк лишь усмехнулся:

— У меня и бронебойные есть!

— Запасливый…

— А то! У меня, если хотите знать, даже несколько патронов с серебряными пулями есть! — похвастался тот, — Ещё в Мувске, в ТО ЕЩЁ время, отлил из серебряных электроконтактов и переснарядил! Против нечистой силы, хы, на всякий случай!

Артист прислушался к внутренним ощущениям, — тот, сидевший внутри, Дьявол, не шелохнулся, чего-то выжидая, — ему, судя по всему, были пофиг все эти «серебряные пули против нечистой силы». Усмехнулся:

— А они у тебя освящённые? Без этого, небось, и не сработает?.. Святой воды у тебя в запасе нет?..

— Этого нету! А чёрт его знает, сработает или нет! — оскалился в улыбке, оценив сказанное как шутку, Васёк, — В кино, вроде, и так срабатывало! В любом случае, вот возьмём церковь, там и освятим! Мундель, вон, освятит!

И зашёлся в хриплом, кашляющем смехе. Артист смотрел на него и прикидывал: это человек полезный… Про него ведь Хотон говорил, что он тут от «Чёрных Квадратов» Мувских. От этих, от «патриотов». И прошаренный весь такой; ишь — и снайперская винтовка, и автомат с бубном! И экипировка. Не даром говорили, что он главарь этой самой банды мувской, что побеспределила на складах в самом начале родионовского правления-то! Небось есть запасы… Надо к нему поближе держаться; и вообще — перетянуть к себе под крыло, — пригодится! Но пока — надо о том, как расправиться с общинскими думать, когда Пригорок возьмём. Зверски. Показательно! Вот, тогда и Гришкины бойцы, и все пришлые, сразу увидят, кто чего стоит тут-то! — Дьявол внутри заворочался, заурчал в предвкушении.

* * *

Альбертик, лёжа, как и все, в снегу, но значительно дальше всех, сучил ногами, стараясь согреть замерзающие стопы. Одел, бля, эти модные кроссовки — одно название, что «зимние»! Подошва промерзает только в путь! И тёплый носок под них не оденешь!..

Тоже модные, — в прошлом, — солнцезащитные очки в ярко-кислотной расцветке оправы, забились снегом и запотевали; их приходилось поминутно снимать и протирать пальцами. Надел их специально, — «чтоб снег не слепил», — вспомнил какую-то, давно уже смотренную передачу про полярников. Вот и не слепит! — но видно реально хуже! Блядь… Когда они уже раскачаются! Обязательно нужно будет, когда всех там, на Пригорке, перебьют, найти эту сучку — Зульку, — и отрезать ей голову! Насадить на палку; ну, как череп той, бизнестренерши Соловьёвой, — и пронести по деревне! Чтоб знали! И чтоб она, сучка, знала, как драться дубинкой!

* * *

Ван Ли и Чун Ли закончили заделывать очередную, уже последнюю здесь, дыру на взлётно-посадочной полосе; и, пока бетоновоз был занят, присели на корточки, отложив длинные тяжёлые гладилки. Можно отдохнуть. Перекинуться несколькими словами; вспомнить родных, деревню. Ну и — обязательно надо «вспомнить» ругательно проклятых американских империалистов и подлых джапов, из-за которых всё это и началось! Ну ничего, ничего! — вот, наша авиация потопит этот подлый эсминец, сыпящий бетонобойные «гостинцы» на остров; подойдут наши корабли; великий авианосец «Ляонин» придёт, — это враньё, конечно, то, что говорили, что он потоплен у берегов Тайваня! — и великий военно-морской флот Поднебесной очистит Южно-Китайское море, их море, от сякой нечисти! Добьёт врага в его логове — на Японских островах, — и можно будет вернуться домой! Скорее бы решающая битва!

* * *

Весь мир сошёлся в последней смертельной схватке за место под солнцем.

Были забыты «цивилизованность» и «человечность»; как страшный сон, как пережитки «гнилого либерального застоя» отброшены такие понятия как «толерантность» и «политкорректность». Остались простые и вечные, с звериных времён, ясные понятия: выжить; драться за свои интересы и интересы своего клана, банды, семьи, деревни. Выжить любой ценой, даже если для этого нужно реально перегрызть горло врагу. И в далёком и жарком Южно-Китайском море; и в заснеженной, забытой богом и властями, деревушке Никоновского района люди готовы были убивать друг друга — чтобы выжить самим…

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ТОЛЯНА

— Ну, как ты? — по ходу сообщения, пригибаясь, припёрся «контролировать», как понял Крыс, Толян. Торчать им всем вместе, конечно же, не было никакого резона; и по новой Вовчиковой диспозиции у каждого из них было теперь своё место. Хотя и рядом.

— Как-как. Нормально! — буркнул Сергей, покосившись вбок, где метрах в пяти была стрелковая ячейка Зульки.