Крысиная башня 2 (СИ), стр. 146
Опять помолчали.
Бабка Настя вздохнула, промокнув глаза краем платка:
— Детишек жалко…
Да, без вариантов. Только что…
Всеобщее ожидание выразил Отец Андрей:
— Ну, с божьей помощью!.. Господь заступится, не выдаст! Как помог нам в этот раз, как помогал и прежде. Покарает врагов веры, отступников и христопродавцев; огнём испепелит нечестивцев, — за это молиться все станем…
Бабах толкнул локтем Толика:
— Его святейшество опять бога на киллера подписывает!
Толик только буркнул:
— Мы уже тут выступили, оказывается, «гневом божьим»; интересно, кто ещё за него, на этот раз, впряжётся…
— …главное молиться и верить… Ну, а если суждено нам будет животы свои положить здесь, возле храма божьего; то на то, стало быть, и его воля! — закончил Отец Андрей.
На том и порешили. Отец Андрей и сформулировал расчёт: «Проклят всякий, надеющийся на человека. Благословен человек, который надеется на Господа, и которого упование — Господь.»
А насчёт «лекарства от спины», бабки Вари и Настасьи, решили — разделить им таблетки поровну; и ещё — растирать поясницы бальзамом «Звёздочка», благо ещё баночка есть. И молиться, конечно же. Бог даст — поможет.
СЕРЬЁЗНЫЕ РЕШЕНИЯ
Сергей прокрался по лестнице наверх, к Вовчиковой комнатке на цыпочках, стараясь не скрипнуть ступенькой. Время было уже сильно заполночь; и он обоснованно опасался получить нагоняй от Толика, хотя с ним периодически и связывался по маленькой рации, и заверял, что «с ним всё в порядке», и «он ещё полчасика»; а также что «- Толян, ты меня, как мужик мужика, понимать должен!» Собственно, Толик особо и не давил, хотя и скрипел про дисциплину по своему обыкновению; но, судя по всему, сам был чем-то занят.
Сам Сергей был сильно занят с Зулькой; и оторвать его от этого занятия могло, пожалуй, только полномасштабное вооружённое вторжение, но отнюдь не скрип Толяна.
И вот сейчас Сергей прокрался, подсвечивая себе под ноги фонариком с красным светофильтром, с некоторой надеждой, что Вовчик, Толян и Бабах уже спят, и, как порядочные друзья, оставили дверь в комнату открытой, и можно будет даже зашарить от чистки своего ППС, на что Толян напрягал его каждый вечер.
Не тут-то было.
И дверь была заперта, и за дверью ещё не спали. Более того, за дверью слышался разговор, негромкая беседа; и, приникнув ухом к двери, Сергей явно различил голос Отца Андрея:
— …видишь ли, Анатолий, когда ты понимаешь, что за твоей смертью совсем не тлен, черви и мрак, а светлое Царство Божие, то ты совсем по-другому относишься и к жизни, и к смерти, и вообще ко всему происходящему, обыденному. Всё, что сейчас с нами происходит, чем мы заняты, — всё это важно, несомненно; но мы, христиане, понимаем, что жизнь наша лишь миг на пороге вечности. И потому не стремимся изо всех сил цепляться за этот миг; но, в то же время, и судьбу свою не пытаем — ибо понимаем, что всё в руках божьих. И, сколько бы человек не бегал от смерти, она может настигнуть его на пороге его собственного дома во цвете лет; а может и через много лет, в преклонные года, как Мафусаила. Всё в руках божьих! И, когда это понимаешь, то и отношение к жизни ясно и светло, как у отрока Осляби, идущего на смертный бой с идолищем поганым… И у тебя, наверняка, если ты постараешься вспомнить, были случаи в жизни, когда только божьим вмешательством можно объяснить дальнейший поворот судьбы твоей…
Послышалось хмыкание и голос Толика:
— Да ужж… бывало! Помню, как-то «на разборе», ещё в 90-х, один кекс… впрочем, ладно. Это сейчас к делу не относится…
Сергей присел около двери на ступеньку, не желая вламываться и нарушать беседу. Наоборот, можно будет потом сказать, что давно здесь и сидит, чтобы не мешать. А то Толян выступать опять будет.
Достал из набедренной кобуры ТТ, покрутил на пальце, поупражнялся. Не, на самом деле прав Толян, зря столько железа на себе потащил, тяжело со всем этим гулять: ППС, два ТТ, магазины к ТТ, да наган ещё. Про наган, хорошо хоть, Толян не знает. И хорошо ещё разгрузку не таскать на себе каждый день, гранаты. Впрочем, теперь полегче будет: подарил Зульке наган… Так что, наверно, не зря и взял. ТТшник тоже можно было только один… Ну ладно. Покрутил его на пальце, потренировался на взбрасывание — прицеливание.
За дверью же беседа продолжалась:
Вовчик:
— Андрей Викторович, вот вы в проповедях такую жуть нагоняете, — может не стоит оно того?
И голос Отца Андрея:
— Володя, только строгостию можно сейчас держать людей, строгостию и постоянной занятостию! Чтобы весь день были заняты! Как у нас в роте замполит говорил: «- Что бы солдат весь день не делал, главное — чтобы он к вечеру зае… эээ… утомился!» А то ведь — жизнь у нас сейчас сложная, тяжёлая, — хоть не голодаем, и то — слава тебе господи! И то — потому что я в предпоследние-то годы перед БэПе, как ты называешь, озаботился запасами-то, да прихожан проповедями на это сподвигнул, — и то, у начальства-то нашего это понимания не нашло, такмо всё за свой страх и риск… Мазда, машина была на приход; хорошая машина, из салона — продали, купили зерно, муку, масло, соль, сахар. А так бы… Многие ведь живут как цветы: дунул ветер — завяли; выглянуло солнышко — расцвели. Я ведь понимаю — многие к вере формально просто относятся, не прониклись… просто удобно им, да и всё. Особенно женщины, да из городских-то профессий! «Умные» все очень стали! Смирения нету! Ты заметил, сколько развелось в миру «королев»? Не странно ли это — какую не возьми — уже королева! При Советском Союзе растили работниц, помощниц, — а при капитализме сплошь королев! — только родилась, родители уже «Ах, принцесса!» Ну а принцесса, соответственно, и ведёт себя как принцесса! А принцессам сейчас не выжить… Но это ничего. Как говорил апостол Павел: «Все испытывайте — хорошего держитесь». Придут, придут к истинной, от сердца, вере! Я за упование на Господа говорю в проповедях-то; так и бог не станет шестью хлебами кормить сонм страждущих, если они сами не думали о будущем! Потому только строгость, строгость и молитва! И послушание. И не «жуть» у меня в проповедях; а отражение действительности. Ибо мы тут, как Ной на ковчеге, и вокруг — океан бушующий; только что не водный, а океан страстей человеческих; и, чтобы не утонуть…
Зулька тихо, на цыпочках, прокралась к дому; откинула внутри крючок на входной двери специально приготовленной для этого изогнутой проволочкой; в сенях снова включила выключенную сигнализацию по периметру двора — отец к безопасности относился серьёзно, не слабже Вовчика.
Не нашуметь, опять-таки, всё равно не удалось; да оно и не помогло бы — отец с матерью не ложились, ждали, когда блудная дочь вернётся. Попадалово!
— Зульфия! Иди-ка сюда… поговорим.
Ну, всё… Хотя, с другой стороны, так даже лучше. Сразу выяснить отношения с родителями; чтоб не прятаться.
Устроились на кухне, — в доме уже все спали; слышно было как вздыхал и ворочался дедушка Минулла — он всегда беспокойно спит. А ей, Зульке, здесь, на кухне спать — тесно у бабы Насти. Но никто не в обиде, конечно. И вот — отец с матерью не спят, устроились на кухне; Алёна что-то чинит; отец, по обыкновению, чистит из оружия — вернее, закончил уже, но неубранная коробка с принадлежностями так и стоит на столе, застеленном старой, в масляных пятнах, простынёй.
Зулька, быстро сняв куртку, шапку, размотав и повесив на вешалку шарф, прошла на кухню уже настроившись на скандал, — отец и отлупить может, ему пофиг, что она уже взрослая девушка! Впрочем, сейчас не станет — ночь, спят все; а вот завтра… ну, до завтра всё устаканится!
Против ожидания, предки были настроены конструктивно, — видимо, пообсуждали уже здесь, пока её ждали; и успокоились; а может, уже и решение какое приняли, — и сейчас к ней так, для порядка…