Испытание на верность (Роман), стр. 71
Только сейчас Исаков заметил, что бойцы вокруг с пулеметными коробками в руках и разобранным «максимом», и не один Лихачев тут отличился, а и еще кто-то, может, даже вон тот, с горячими, глубоко посаженными глазами, толстогубый, что так и рвется что-то сказать…
— Ладно, — сказал он. — Хорошо, что вы по нему пальнули, а не он по вас. А то врезал бы из автомата по колонне, да и был таков. Без разведки идете, адъютант, без охранения.
— Так впереди меня целый батальон, товарищ подполковник!
— Все равно… — Исаков пожевал топкими губами, подумал, отчего лицо его снова стало холодным, отчужденным. — Куда эта дорога идет, не смотрели по карте?
— На Курково; товарищ подполковник, — бойко ответил адъютант. — Не дорога — тропа.
— Все равно. Мотоциклист вон ехал. Как ни назови. Можете считать, что немцы теперь о нас предупреждены. По вашей милости, старший лейтенант. Учтите. А вам, пулеметчики, объявляю благодарность.
Странное дело, но этот незначительный, по сути, факт, когда при виде бойцов гитлеровец обратился в бегство, немного взбодрил Исакова, заставил его оптимистичней взглянуть событиям в глаза. В самом деле, чего раньше времени переживать? Ведь провели бой за Ширяково и Городню. И неплохо. Глядишь, и здесь удастся. Надо только нацелить комбатов, вывести их под самую деревню и ткнуть носом: вот она, берите. Чтоб потом никаких отговорок: не нашли в темноте, сбились с дороги, опоздали с выходом на исходное…
Он догнал батальон Артюхина в полутора километрах от Толутино, на привале. Бойцы сидели, лежали, освободив проезжую часть дороги. Здесь она была почти ненаторенная, даже пешеходной тропки не выбили по желтой травке — топтуну, которой обычно зарастают все деревенские дворы. И не мудрено: дорогой на Хвастово в это лето никто не пользовался.
Подошли комбаты Бородин и Артюхин, доложили, что прибыли в район сосредоточения.
— Ну что тут у вас, Артюхин, докладывайте!
— Еще полкилометра — и опушка. Мои разведчики там, наблюдают. Обе деревни — Толутино и Некрасово — хорошо видны. По тракту на город движение. По-моему, обычное. Вести батальон на опушку до темноты рискованно, — могут обнаружить, тогда все сорвется.
— Ладно, посмотрим. — Исаков потер озябшие руки. — Сейчас должен подойти Лузгин, проведем небольшую рекогносцировку на местности.
Подошли запыхавшиеся усталые связисты с катушками проводов и аппаратами. Не полковые — дивизионные, своих Исаков знал. Старший сержант обратился к нему с вопросом, где развернется командный пункт.
— А вот тут чуть в стороне и развертывайте. А разве Горелов уже на КП, на правой стороне?
— Да. Штаб дивизии в Ново-Путилово. Генерал приказал сразу же давать связь к вам, — ответил сержант. — Чуть не бегом бежали, чтобы вас нагнать.
Глава четвертая
Селиванов встретил Исакова на опушке леса перед Толутино, где тот проводил рекогносцировку с комбатами. Судя по всему, работа была закончена, и теперь шел неторопливый, лаконичный разговор о деталях предстоящего боя, которые хотя и важны, но не имеют решающего значения, и их всегда оставляют на потом.
За поскотиной, вдали, в сгустившихся сумерках силуэтами просматривались деревенские избы. Противник ничем не выказывает беспокойства, значит, не подозревает о предстоящем нападении. Тишина.
Встреча была несколько неожиданной, за Селивановым следовала целая свита нужных ему командиров, поэтому капитан постарался подавить в себе чувства, владевшие им при виде чопорного, суховатого Исакова. Служба обязывает работать с людьми всякими, симпатичными и неприятными, тут ничего не поделаешь, ради пользы дела надо с этим мириться.
Он поздоровался, доловил, что получил задачу поддерживать полк в предстоящем бою. Насчет того, что начальник артиллерии дивизии приказал ему обеспечить захват деревни и воспретить в дальнейшем всякое движение войск противника но шоссе Старица — Калинин, он не стал распространяться. Исакова это не касалось. Дублировали задачу многим: Селиванову, Исакову, Горелову, командиру соседней дивизии, которому Маслов приказал захватить деревню Даниловское. Всем им одна задача: захватить и не допустить движения противника по шоссе. Каждый будет стараться исполнить, потому что, хотя задача общая, ответственность на каждом порознь, в особицу: Селиванов отвечает перед начальником артиллерии, Исаков — перед Гореловым, а с генералов спросит Маслов.
— С кем из ваших комбатов я должен держать контакт? — сдержанно спросил Селиванов.
— С Лузгиным и Артюхиным. В основном с Артюхиным. Он — главная скрипка. Договоритесь с ним сами.
— Начало работы в шесть? — Под «работой» Селиванов понимал артподготовку. — А если что-нибудь помешает? — допытывался он. — Вдруг противник обнаружит пехоту…
— Тогда начинайте самостоятельно. Сигнал — красная ракета, — ответил Исаков. — Что не так, завтра утром на НП столкуемся. Не смею задерживать.
Исаков козырнул небрежно, будто отмахнулся, и пошел к своей лошади, не попрощавшись, не пожелав успеха.
— У-у, зануда, — прошипел ему вслед Селиванов и сжал кулаки. Его бесило: неужели не понимает человек, что без артиллерии — бога войны — он ни черта не сделает?! Прижмет, к нему же станет звонить: подави, Селиванов, то, подави другое, подбрось огонька. Так нет, гнет что-то из себя…
В ночной темени дорога, еще несколько часов назад пустая, едва наторенная, теперь дышала, бугрилась конскими крупами, постукивала оружием, всхрапывала, щетинилась стволами карабинов и винтовок, шелестела стылыми плащ-палатками, остро пахла конским потом и навозом, переговаривалась вполголоса. Артиллерийские упряжки занимали середину дороги, люди топтались по сторонам, ездовые подкармливали лошадей, навесив торбы с овсом им на головы, присматривая, чтобы какая не вздумала заржать.
Исаков глядел и не узнавал дороги. Какая все-таки силища! Его волновала предстоящая схватка, и, может, поэтому он смотрел на все с некоторым преувеличением. Вот кто-то приказал — и, независимо от него, собиралась в кулак огромная сила, много большая, чем его полк, которая его страшила уже одним тем, что он не знал, как она себя поведет. А отвечать должен он… Слепая сила. Нет, это не так. Слепо повинуются, если он скажет «вперед!», а прикажи он что-то другое, противоречащее цели, и из ее массы тотчас отпочкуется новый поводырь. Может, в этой кажущейся слепоте и заложена мудрость…
К приезду Исакова штаб полка раскинул в лесу палатки. Сергеев доложил, что связисты потянули «нитки» к батальонам, что тылы полка переправились и остановились в районе стрельбища, в лагерях. Там им и стоять.
— Генерал меня не спрашивал?
— Звонил. Я ответил, что на рекогносцировке.
— Ладно. Проследите за выходом на исходное. Будет еще звонить, доложите ему обстановку сами. А я что-то намотался за день, прилягу.
Постоянно терзаемый муками возложенной на него ответственности страшась, что ему придется командовать полком в бою когда надо все решать самому, а как, никто не знает, не желая себе признаться, что такой пост ему не по плечу, что он просто до него не дорос, Исаков выглядел старше своих тридцати восьми лет — чуть ли не пятидесятилетним. А тут еще промозглая погода, походная жизнь, тяготы…
Ночная студеная сырость заполонила лес, проникла в палатку. В шипели, шапке было зябко. Исаков с удовольствием подставил плечи под тяжелый длинный — до пят — тулуп, принесенный ординарцем. В нос ударил кисловатый запах выделанной овчины, который непроизвольно вызвал в памяти цепную реакцию: русская печка, тепло…
Исаков повалился в тулупе на походную складную кровать, лежа проглотил поданный поваром ужин. После горячего до пота чая его потянуло на сон. Уткнув нос в меховой щекочущий воротник, Исаков задремал, нимало не заботясь о том, когда проснуться. Знал — разбудят, без его команды не начнут.
Полковая батарея сорокапятимиллиметровых орудий сопровождает батальон Артюхина огнем и колесами. Старший лейтенант Дианов — командир батареи, высокого роста грузный брюнет — поставил задачу личному составу еще с вечера, сразу после рекогносцировки. Вся артподготовка возложена на приданный дивизион, а батарее вести огонь только по требованию пехоты, уже в бою.