Предтеча (Повесть), стр. 15

Стражник видел, как скоморох спускался с Василием в погреб, и равнодушно спросил:

— А сам-то где?

— В погребе застрял. Они там с ключником пробу государскому меду делают! — хитро подмигнул поводчик.

— Иди ужо, — махнул рукой стражник, — да вертайся тут же.

Поводчик стал подниматься в покои. Отворил дверь одной из комнат, заметил спавшего лекаря, вошел и поставил кувшин на стол. Огляделся по сторонам, увидел дверь, ведущую в соседние покои, заглянул туда. Дальний угол комнаты был завешен пологом, за которым слышалось негромкое посапывание спящего человека. Поводчик вынул широкий нож, скрытый полою кафтана, бесшумно подошел к пологу и резко отодвинул его…

Глава 4

ТЕНЕТА

И нет конца! Мелькают версты, кручи…

Останови!

Идут, идут испуганные тучи,

Закат в крови!..

А. А. Блок. «На поле Куликовом»

Предтеча<br />(Повесть) - i_006.jpg
Матвей спешно гнал коня к загородному дому по узкой лесной дороге. Деревья испуганно жались к ее краям и нехотя расступались перед всадником, словно пытались своими телами преградить ему путь. Они хлестали ветвями, кололись сучьями, дыбили свои корни под ногами мчащегося коня, но Матвею было не до того — на его груди хранилась разгадка письма к Просини, сделанная старцем Андронникова монастыря. Давным-давно, более тридцати лет назад, прибыл этот старец из далекого Царьграда вместе с митрополитом Исидором. Долгое время состоял митрополичьим писцом, был вместе с ним на позорном Флорентийском соборе [21] и не оставил его даже потом, в темнице, где оказался папский прислужник, предавший православную церковь. Когда Исидор бежал, бросив всех своих помощников и друзей, многознающий писец предпочел укрыться в тихой обители. Укрылся да так и остался в ней, надолго пережив своих неожиданно быстро исчезнувших товарищей по митрополичьей службе.

Старцу не составило труда прочитать привезенное письмо. Самыми значащими в нем оказались два приписанных слова, которые с самого начала тревожили Матвея. «Добей его!» — грозно требовали они, а знак восьмилучевого креста, стоявшего за ними, указывал, что приказ исходит от важного лица и должен быть безоговорочно исполнен так, как если бы его отдал сам папа. Матвей, узнавши разгадку, сразу же погнал коня к загородному дому.

«Просини, выходит, папский соглядатай, — рассуждал он, — вхож завсегда к самому великому князю и к его близким, значит, многие неявимые дела московского двора становятся известными Риму. Окроме того, папа сможет многое у нас переменить, ежели надумает через лекаря извести великого князя и весь его род. Нет и не было никогда проку нашей земле от чужеземных гостей, а мы все одно: своих глупим, чужих голубим. Ну ничего, скажем государю про Синего, он его живо перекрасит… Главное сейчас другое — вызнать, кто дал приказ лекарш погубить Яшку? Приказ был вписан новой рукой и не теми чернилами, — значит, писал его другой человек. Может, тот, кто дал весть о вчерашнем выезде великого князя?.. Но писал, похоже, не русский — уж очень уверенно латинские литеры прописаны. Как ни гадай, нужно, первое дело, найти подбросившего письмо — у него кончик всей цепочки. Ухватим кончик — и по сцепкам пойдем, их не так много… Только бы успеть, пока злых дел не натворили!» И Матвей снова опустил плеть на бока хрипящего коня.

Постепенно лес стал редеть, дорога расширилась и вывела на опушку, с которой открылся загородный дом великого князя. От его освещенных красным вечерним солнцем построек — теремной крыши, луковицы домашней церкви, сторожевой вышки — веяло таким мирным покоем, что Матвею, возбужденному бешеной скачкой и своими опасками, стадо даже обидно. «Спят они все там, что ли? — рассерженно подумал он, увидев раскрытые нараспашку ворота. — Так и есть, сонное царство, только глаз один растопырило! Ведь наказывал никого не выпускать, они же, как нарочно, растворились — заезжай, выезжай, кто хочет!»

Воротный стражник, услышав конский топот, вышел к дороге и, заслонившись рукой от солнца, стал рассматривать приближающегося всадника. Наконец признал и пошел прочь, медленно и лениво, как ползают на солнце сонные зеленые мухи. Матвей проскочил во двор и осадил коня у лестницы, ведущей к верхним покоям. Поприседал, чтобы размять затекшие ноги, и осмотрелся.

Правый угол двора был расцвечен малиновыми кафтанами великокняжеских дружинников, коротавших свое утомительное безделье. Ближе к середине стояли возки с товарами прибывших купцов. Здесь было малолюдно: на одном из возков качался охранник, уронивши на грудь свою рыжую голову, а рядом с ним стоял высокий купец в красной шапке и равнодушно смотрел в сторону Матвея. «Федька Лебедев — ярыжка и бабник, но удачливый!» — сразу же вспомнил Матвей слова Щура и перевел взгляд. Невдалеке от артельного добра мирно паслась скоморошья коза, набирая силы для следующей потехи. Тут же сидел медведь, он лениво водил рылом, пытаясь отогнать одолевавших мух. На обочине выездной дороги стоял безлюдный скомороший возок. Впряженная в него сытая и ладная лошаденка игриво потряхивала головой и выказывала явное нетерпение. «Никак, скоморохи ехать куда наладились», — подумал Матвей и спросил о Василии у стоявшего рядом стражника.

— До погреба пошел, — махнул тот рукой, — мед пробовать. Пошел злой такой, таперича подобрел и мед выслал лекарю на угощение.

— С кем выслал? — насторожился Матвей.

— Та с веселым же, хто ведмедя водит.

Словоохотливый стражник хотел еще что-то оказать, во в это время сверху, из ближних покоев, раздался пронзительный, испуганный вопль. Матвей вздрогнул, замер на мгновение и бросился по лестнице наверх. Вопль будто разбудил сонное царство — захлопали окна, забегали люди. Из-под липы, стоявшей неподалеку от ворот, метнулся к выездной дороге высокий человек и, прыгнувши в возок скоморохов, наотмашь стеганул лошаденку. Та осела под ударом, сорвалась с места и понесла в открытые ворота.

А наверху Матвея снова встретил протяжный крик, перешедший в хрипение. Сомнений не было — он шел из комнат, где поселили приезжих. Матвей поспешил туда, проскочил мимо проснувшегося, обалдело глядевшего лекаря и отворил дверь в соседние покои. В дальнем углу, у кроватного полога, он увидел своего нового знакомца Семена, нависшего громадой над медвежьим доводчиком и железной хваткой сжавшего ему горло. Поводчик издавал последние хрипящие звуки, в его вылезших глазах застыл ужас, а обмякшее тело уже не держалось на ногах. Матвей повис на руках Семена и крикнул:

— Ослобони! Он нам живой нужен!

Семен нехотя развел руки, и поводчик рухнул на пол.

— Экий медведище! — укорил Матвей, — Не поспей, удушил бы…

— А цего он засапожником махает! — Семен пнул лежавший на полу нож и стал сокрушенно рассматривать порезанную руку, из которой сочилась кровь.

— Ничего, мы тебе руку враз направим, — успокоил его Матвей. — Хорошо, что еще так легко отделался. Ведь од мог тебя вовсе порешить и на свиданку к Яшке Селезневу отправить…

— Да рука цто? Рукав разодрал, сука! — Семен обиженно показал на окровавленный лоскут своей новой рубахи.

Уже больше суток вчерашний случайный попутчик Матвея был для окружающих раненым предводителем разбойных людей, учинивших нападение на великокняжескую дружину. Уловка эта, придуманная на тот случай, если не удастся устеречь покусителей на жизнь Селезнева, не оказалась зряшной. Семен долго пролежал на скрытой пологом постели, время от времени проваливаясь в вязкую, изнуряющую дрему. Когда поводчик откинул полог, он мгновенно очнулся от ударившего в глаза света и увидел занесенный нож. Семен защитился одной рукой, а другой обхватил запястье нападавшего. Схватка была недолгой: поводчик не мог противостоять медвежьей силе Семена и, скорее всего, отдал бы богу душу, кабы не подоспевший Матвей.

— От кого послан? — наклонился Матвей над доводчиком и похлопал его по щекам.