Мир Валькирий. Адаптация (СИ), стр. 43

Эту шутку я еще не использовал и закономерно вызвал у десятка девушек, трудившихся на своих местах, веселые улыбки, а Марья Ивановна так и вовсе засмеялась в полный голос.

– Ну, твои жалобы на отсутствие места для ночлега точно не принимаются, – усмехнулась эта милая бабушенция.

– Да это я так, для красного словца, – протянул я. – Меня больше второй пункт интересует. – И демонстративно похлопал себя по животу.

– Рыбка сегодня на диво удалась, – улыбнулась шеф повар. Рекомендую! А на первое остался борщ. Будешь?

Ну я-то не дурак, к таким рекомендациям точно стоит прислушаться.

– Уговорили, – кивнул я головой. – Борщ и рыбу. Две рыбы, – для наглядности я показал сразу два пальца, – чтобы точно никто ничего не перепутал.

После этого волшебного обеда и моего громогласного утверждения о том, как нам всем сильно повезло, что у нас есть Марья Ивановна и её команда кудесниц, под довольные улыбки десятка девчонок и одной бабули отправился в наши с Олей покои.

Будучи уже абсолютно счастливым, завалился на кровать с желанием продолжить изучение такого занимательного предмета, как высшее общество Российской империи.

Сегодня у меня на очереди список гостей, приглашенных на день рождения Екатерины Вяземской. Ткнул в идущую на втором месте фамилию. Морозова Елизавета. Почему во вторую? Да потому что первой шла Гордеева Ольга, а данные на эту гостью я изучил еще вчера. Я усмехнулся. Да уж, тот еще вечер открытий получился. Тут я замер. В голове пробежала такая странная мысль. Странная, потому что я отлично помнил все, что я вчерапросмотрел по клану Гордеевых. Ну вы, конечно, скажете, а что здесь такого? Ну помнишь, молодец, память хорошая. Да вот только помню я все дословно: все экономические возможности самого клана, приоритетные направления в исследованиях – как будто с листа читаю. А также лица всех в руководстве клана – они прямо стоят перед моими глазами, как будто я с ними не первый год знаком. У меня неплохая память, и в универе, всего лишь с двумя четверками и остальными пятерками, числился почти в отличниках. Но фотографической мою память назвать было нельзя. Некоторые предметы давались мне легко, но, в основном, приходилось заниматься банальной зубрежкой. Но вчера я всего лишь прочитал бегло, как обычно делаю для первичного ознакомления с предметом, а в моей голове это все полностьюзакрепилось, будто я зубрил неделю.

– Дела–а–а... – протянул я вслух. Это что же получается? Стресс активировал скрытые возможности или это такой бонус плюсом к новой жизни? Непоня–ятно... Надо будет повнимательней к себе присмотреться, вдруг что-нибудь еще вылезет. Я зачем-то потрогал себе голову. Хмыкнул. Похоже, подсознание искало рога на голове. Я аж рассмеялся собственным мыслям. Успокоившись, взялся за уже более тщательное изучение данных – если уж память так хорошо работает, пусть запоминает все нюансы поподробнее.

Ольга нарисовалась в комнате , когда я начал подумывать об ужине. Именно нарисовалась. А как ещё описать появление своей девушки, которая открыв дверь, но не входя в комнату, встала в проеме и, расставив свои потрясающие длинные ножки на ширину дверного проема и уперев руки в дверные косяки, молча уставилась на меня?

Я окинул её внимательным взглядом: ножки, шортики, обтягивающая футболка. М–м–м... Какая аппетитная девушка. Мысль о простом ужине потихоньку ускользала. А вот идея начать с десерта в виде моей сладенькой Ольги начала с каждой секундой нравиться мне все больше.

Тут Ольга вздохнула и шагнула в комнату. Подошла к кровати, села рядом, снова вздохнула. У меня промелькнула мысль, что у нас, похоже, намечается очередной трудный разговор.

– Поговорила сегодня с Аней, – выдавила она, наконец. – Совместно решили, что ей лучше переехать на другое место службы.

– Наверное, это хорошо, – неуверенно произнес я. – Если ей трудно здесь находиться, то, может, это и к лучшему.

Немного помолчав, осторожно спросил:

– Она не затаит обиды?

Ольга покачала головой и грустно сказала:

– Нет. Мы поняли друг друга и поставили точку в наших отношениях.

После паузы я все же спросил:

–Ты расстроена, что из–за меня пришлось, по сути, выгонятьдевушку, которая тебе раньше нравилась?

Ольга снова вздохнула.

– Нет! Мне пришлось нарушить данное тебе обещание, – виновато проговорила она. – По–другому вопрос решить было можно, но тогда она бы точно затаила бы обиду. В общем, мне пришлось с ней заняться любовью , – закончила Ольга и опустила взгляд.

Я задумался, прислушался к своим чувствам: а что там в душе происходит после её слов?. Вам когда-нибудь ваша любимая признавалась, что изменила вам… сдевушкой? Будь дело в моём мире, то я, пробыв в шоке некоторое время, наверное, все же поддался мужской полигамии, заложенной самой природой, и безапелляционно потребовал бы в следующий раз взять меня с собой. И здесь я уже начал потихоньку привыкать к этой стороне практически полностью женского мира. Ревновать свою девушку к другой такой же – ну вот как-то не получается у меня. Другого мужчину я бы точно не простил.

А тут измена с девочкой, да ещё и явно вынужденная, судя по очень расстроенному виду Ольги. Плюс прибавить сюда мораль этого мира, к которой, я повторюсь, начал привыкать. В общем, эти лесбийские отношения, кроме улыбки, у меня ничего не вызывали. Вот гомики меня бесили реально, а девочки–лезби, которых ещё и сама жизнь заставила, не оставив по сути другого выбора, вызывали в основном сочувствие. И Ольга, долгое время варившаяся в этом котле, могла ли как-то решить вопрос по–другому, учитывая мою просьбу быть помягче? "В следующий раз буду выражать свою просьбу точнее, типа: зая, будь помягче, но только ни с кем не спи", – усмехнулся я своим мыслям. В общем, на мой взгляд, ничего страшного не произошло, если бы не договор. Скрепленный страстью между прочим, и я тогда очень старался, ставя свою подпись. Будет тебе, Оленька, показательная порка. С этой мыслью сделал морду кирпичом и максимально холодным тономвыговорил:

– Как ты могла так низко пасть и нарушить данное тобой слово? Как мне теперь тебе доверять, если ты еще до свадьбы нарушаешь наши договоренности?

Видно, я где-то переиграл с интонацией или, что скорее всего, Оля прочувствовала моё истинное настроение,поскольку свою улыбку я давил с большим трудом. Потому что в следующую секунду она вскочила на кровать, уселась на меня верхом, упершись руками по обе стороны моей головы в изголовье кровати и наклонившись при этом ко мне так, что грудь из довольно глубокого выреза футболки чуть не выскочила, удержавшись в последний момент разве только чудом. Я даже вздохнул с сожалением от такой несправедливости. Эта же плохая девочка, улыбаясь, проворковала нежным и бархатистым голосом:

– Я так виновата пред тобой. Скажи мне. Как я могу искупить свою вину?

– Тебе придется очень сильно постараться, – ответил я отчего-то хриплым голосом, не отводя при этом взгляда от шедевра женской красоты,что продолжал маячить пред глазами все это время и пытался, испытывая явные муки, выбраться из этой тюрьмы под названием "футболка обыкновенная с глубоким вырезом". Я же, как настоящий мужчина, смотреть долго на такие страдания не мог, поэтому бросился на помощь. Мои руки скользнули к Оле на талию и потянули этот кусок материи вверх. Одновременно я нетерпеливым тоном проговорил:

– Начинай свое искупление прямо сейчас.

Мы все же сделали это! Да, да, мы всё-таки… добрались до ужина. Примерно через час доползли до столовой, причем в том виде, в котором нас матери родили, то есть полностьюобнажённые. Ольга первая произнесла вслух очень здравую мысль. "Зачем нам одеваться, если потом снова раздеваться?" Я признал, что довод железобетонный, и потому ужин мы провели в костюмах Адама и Евы. После, сидя в кресле, – точнее, я сидел в кресле, а моя супергёрл сидела на моих коленях, – Ольга спросила меня.