Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе, стр. 65

— Хорошо, хорошо, гут, — Фриц захлопнул Маринкину книжечку. — Я сдаюсь, их бин капитулирен. Однако мой друг Курт решительно настроен собрать все золотые и серебряные медали на этих соревнованиях, а потому вряд ли он сможет участвовать в наших подвижных играх… Вы видите, у него уже начинается послеобеденный отдых.

Курт и вправду совершенно осоловел от обилия русской речи, бифштекса и витаминного коктейля. Глаза его то и дело закрывались сами собой.

— С вашего позволения я провожу его в номер, — подмигнул Диц.

— Хорошо, — согласилась Маринка, — мы подождем.

— Ауфвидерзеен, — важно произнес Курт, поднимаясь с места и срывая с себя салфетку. Диц проводил его, держа под руку и на ходу разъясняя смысл предшествовавшего разговора.

— Но вы обязаны быть постоянно возле меня, — возмутился Курт, — что еще за славянские дети и непредусмотренные поездки!

— Видите ли принц, здесь, в России, это самая обычная практика. Это называется радушие, гостеприимство и еще что-то в таком роде. Отказ вызовет ненужные толки, а также излишние внимание. Все ваши конкуренты носятся по концертным залам и театрам как угорелые, едва успев обсохнуть после тренировок.

— Хорошо, барон, вы меня убедили. Надеюсь, что ваша рекреационно-просветительская деятельность ни коим образом не повлияет на мой режим тренировок.

Уложив Курта в постель и плотно задвинув шторы, Фриц Диц вынул из чемоданчика табакерку и сунул ее в карман.

Славянские дети сидели за столом точно так, как их оставили здесь пять минут назад. С той разницей, что ваза с мороженым ассорти была пуста, а в сифоне пузырилось не более чем на два пальца от дна «крем-соды».

— Я не заставил вас ждать? — вежливо поинтересовался Фриц.

— Нет, спасибо, было очень вкусно, — поблагодарила Корзинкина.

— А почему ваш чемпион выступает от независимой сборной? — обратился Славик к Дицу. — Разве он не из Германии?

— Курт немец, это так, однако он родился в Южной Америке и еще ни разу в жизни не бывал на своей исторической родине.

Это была абсолютная правда.

— Послушайте, — Фриц вдруг пригнулся и заговорил шепотом.

— Да! — отозвались шепотом Славик и Маринка.

— Я восхищен вашей изобретательностью и фантазией!

— Правда?

— Этот луч, объемная проекция мумии, он до смерти перепугал воришек.

— Фантом-проектор, — уточнил Славин не без гордости.

— Уникальные кадры видеосъемки в экстремальных условиях…

— По правде говоря, не очень хорошо получилось, — призналась Маринка.

— Дротики, начиненные транквилизаторами…

— Там было довольно темно… — Славик предпочел бы не вспоминать свои позорные промахи.

— Мальчик-эльф, отключивший сигнализацию…

— Петя?.. — переглянулись Славик и Маринка и тут же прикусили языки: говорить с кем бы то ни было на эту тему, генерал Потапов им запретил. И уж совсем не следовало этого делать с иностранным гражданином, за которым они сами должны были наблюдать.

— А мы ничего такого не знаем, — ясные глаза Маринки Корзинкиной округлились.

— Ерунда какая-то, — Славик начал сердито расколупывать неровность на полированном столе.

Некоторое время Фриц с едва заметной улыбкой переводил взгляд с одного на другого, затем поставил на середину стола табакерку и откинул крышку.

Медленно привставая и одновременно вытягивая шеи, дети склонились над незнакомым предметом.

Серебряный ларчик был разделен перегородкой на два отделения: «спальню» из мягких лоскутков ткани и «ванную комнату» — с влажной губкой для умывания, полотенцем и ночным горшком, для которого немец приспособил обыкновенный наперсток.

На мягких лоскутках, закинув ногу на ногу, лежал Петя Огоньков и делал вид, что ему все на свете безразлично.

Внезапно ему прямо на лицо обрушился поток теплой воды.

— Петя… — всхлипнула Маринка и достала платочек.

Убиравший со стола официант тоже попытался заглянуть в коробочку, но Славик захлопнул крышку перед его носом и посмотрел на него укоризненно.

— Будете еще что-нибудь заказывать? — спросил официант.

— Оставьте счет, вы свободны, — распорядился немец.

8

Маринка Корзинкина приоткрыла крышку, и ее глаза снова сделались на мокром месте.

— Петя! Огоньков! Ты здесь? Как же ты здесь живешь! А наперсток зачем?..

Петя подскочил, словно ужаленный, и спрятал наперсток, который, по счастью, был пуст и вымыт. Затем он снова завалился на тряпки и, чтобы поскорее переменить тему, обратился к Славику:

— Ну что, Подберезкин, где же твои гуманоиды?

— А что, так и не появлялись? — рассеянно отвечал Славик. — А где ты сам был все эти дни?

— После расскажу.

Хлюпнув носом, Маринка виновато сказала:

— Петя, извини нас, что мы тебя тогда оставили в музее, мы очень испугались. Теперь ты, наверное, к родителям вернешься?

— Нет! — Петя решительно подскочил на месте, — Как я могу вернуться в таком виде! Хотите, чтобы они ума лишились?

— А что же делать?

— Я ведь объяснял уже, мне нужно выиграть у этих… ну, вы знаете… у недостатков.

— А какой уже счет? — поинтересовался Славик.

— По трем.

— Ну, вообще-то обнадеживает. На прошлой неделе «Зенит» проигрывал у «Спартака» три ноль, всухую, а на последних десяти минутах…

— Какой «Зенит»! — заорал Петя. — Я же вообще не знаю, во что они играют! Я для них просто… фишка!

Петя заплакал. Неожиданно ворох лоскутков, на котором он лежал, зашевелился и откуда-то из его недр выбрался, чихнул и отряхнулся маленький карточный джокер.

— Прошу прощения, — заявил он, — однако в данном случае я вынужден решительным образом вмешаться.

Джокер запрыгнул на край ларца и воскликнул с надрывом:

— И вы поверили гнусной клевете?! Поверили лживым искусственным слезам этого прожженного лицемера?! Он, видите ли фишка, им видите ли играют злые дяди и тети! А задумывались ли вы над тем, милостивые государи, кому приходится лить настоящие, горькие слезы, глядя на эту, с позволения сказать, игру?..

Опустив голову, шут порывисто разрыдался.

— А знаете ли вы…

Шут вскинул голову в порыве благородного негодования.

— Что он сам! сам! добровольно! вызвался участвовать в этом, я бы сказал, социально-психологическом эксперименте! И вы не смеете!

Шут замахал длинным пальцем перед петиным носом.

— Вы не смеете делать сцены из-за каких-нибудь трех-четырех туров, оставшихся до конца игры! Вы не посмеете сорвать игру на самом интересном!.. То есть, не игру, я хотел сказать, а это… социально-психологическое исследование, эксперимент. Так что подотрите немедленно ваши слезы, — джокер протянул Пете огромный белый платок в горох, но так и не дал, а сам громко высморкался в него и упрятал в манжет, — и следите за моим движением.

Взмахнув рукой, он выбросил вверх платок, и тот развернулся над столом парашютным куполом. На чистой белой ткани был изображен знак «№ 3».

— Подсказочка, — пискнул джокер и пропал вместе с платком.

Диц попросил официанта принести еще два сифона с крем-содой.

— Слушай, Огоньков, а на что это он сейчас намекнул? — сказал Славик Подберезкин.

— Не знаю.

— Может быть, третий кон?

— Нет, мы уже седьмой должны играть.

— Петя, а во что вы играете? — бухнула Маринка.

Фриц Диц что-то сосредоточенно писал на салфетке по-немецки. Отложив, наконец, ручку, он обратился к Пете:

— Пожалуйста, отвечайте на мои вопросы, молодой человек.

Петя поднял голову.

— Итак, первое очко ты проиграл из-за того, что доверился колдунье.

— Да, только она оказалась ненастоящая.

— Это не важно. В следующем раунде ты пытался убить себя, подорвавшись на мине.

Петя молчал. Ему было стыдно и страшно.

— Третье очко они засчитали себе после того, как ты поселился в клетке с хомяком.