Косово поле. Балканы, стр. 35
— Молодец, — похвалил Богдан. — А где Элена и Ристо?
— Ристо на складе. До обеда побудет, чтобы все как обычно, потом сюда придет. А Элена, по-моему, к подружке в полицейское управление побежала. Поболтать и выяснить все поточнее.
— Это дело, — согласился Рокотов, — информация нам не помешает. Богдан, у тебя карта есть?
— Вот, — хозяин дома выложил на стол подробную карту города и окрестностей.
Владислав нашел территорию, где располагалась база.
— Что это такое? — палец уперся в прямой участок дороги, ведущей к воротам.
— Это шоссе с холма…
— А тут?
— Автопарк. Строительная техника. Бульдозеры, асфальтовые катки, автокраны. Ночью не охраняется.
— Так-так-так, — биолог измерил расстояние линейкой, — метров триста.
— Я там работал, — сообщил Киро. — Но спрятаться негде. Если только среди техники…
— Нет, прятаться мне не нужно, — Влад потеребил нос. — Кто-нибудь в машинах разбирается?
— Мы оба разбираемся, — заявил Богдан, — да и Ристо не промах.
— Замечательно. Тогда слушайте меня очень внимательно…
Глава 8. АГРЕГАТЫЧ.
Влад приподнял на полсантиметра краешек брезента и выглянул из укрытия.
Толстый техник со множеством нашивок на рукаве куртки продолжал сидеть сбоку от ворот ангара и курить. Уходить он, похоже, не собирался.
Рокотов мысленно выругался.
Проникнуть на базу американских вертолетов оказалось гораздо легче, чем он рассчитывал. Часть ограждения не была затянута поверху колючей проволокой, контрольно-следовая полоса отсутствовала, собаки — тоже. Часовые спокойно торчали на восьми вышках, прожектора работали в автоматическом режиме, так что вычислить промежутки света и темноты было совсем несложно.
Влад опасался систем объемного контроля, но посланный на разведку Ристо сообщил, что на переброшенные через ограду палки никто внимания не обратил. Если бы системы были установлены, македонца повязали бы через минуту. А так он покидал палки, постоял, покурил и не спеша отправился обратно.
До часа «Ч», как Рокотов окрестил начало операции, оставалось пятьдесят минут. Богдан, Киро и Ристо уже вышли на исходные позиции и готовили свой участок работы, а Влад все лежал под брезентом у стены ангара с управляемыми ракетами, упираясь плечом в штабель тонких деревянных реек.
В доме Богдана он переоделся в черный охотничий костюм, отвергнув камуфляж. Ночью черное лучше, чем пятнистое.
Нацепил оружие, распихал по карманам плоского рюкзачка деньги, еду и взрывчатку. В багажнике «Жигулей» Киро подвез его до канавы, упиравшейся прямо в стену, окружавшую территорию базы.
Если все пройдет успешно, то через три дня Ристо отправится в Скопье к своей тетушке, где и будет ожидать прихода русского. Адрес Рокотов накрепко вбил в память. В столице Македонии Владиславу возьмут билет на ближайший самолет в Россию. Если получится, то провожать своего нового друга приедут и остальные.
Жирный американец поерзал.
Судя по звукам, доносящимся у него из-за спины, и приносимому ветерком запаху, техник страдал страшным метеоризмом. Раз в три-четыре минуты он выдавал руладу пуков, после чего на его лице появлялось выражение неземного блаженства.
«Стрелять нельзя, — рассудил Влад. — Тут же объявят тревогу… Черт, ну почему мне всегда так везет? Не одно, так другое. Собак на базе нет, зато прямо перед нужной дверью засел идиот с переизбытком кишечных газов, которого, скорей всего, выгнали из казармы, чтоб проветрился и не травил сослуживцев… В общем, справедливо. Не умеешь правильно питаться, сиди на улице. Вот он и торчит тут. Курит, сволочь. Пердун несчастный! Так он еще два часа проваландаться может. А у меня времени нет. Цигель-цигель, ай-лю-лю… Через сорок пять минут ребята начнут операцию. Если я не буду готов, все полетит к черту…»
Из ангара напротив вышли двое пехотинцев. Один из них крикнул что-то веселое технику, тот ответил. По-испански.
«Ага, латанос! — Рокотов чуть передвинул пистолет пулемет. — Жирная свинья из Нью-Мексико. Обожрался своим кайенским перцем, теперь отдыхает…»
Пехотинцы захохотали и устроились в отдалении. Техник снова заворочался и заливисто пукнул, чем вызвал новый прилив веселья у своих приятелей.
Владислав прикинул расстояние до толстой задницы и аккуратно нащупал длинную рейку.
Юлий Рыбаковский назначил встречу Руслану Пенькову в кафе «Ани» на Большом проспекте Петроградской стороны. Заведение было спокойным, малолюдным и потому пользовалось успехом у тех, кто хотел бы без свидетелей поговорить о важных денежных делах.
В детстве Рыбаковский был евреем и носил запоминающуюся фамилию Фишман.
Прямо как в анекдоте. Маленький Юлик играл на скрипочке, стучал на одноклассников, выступал на математических олимпиадах и получил к четырнадцати годам первый разряд по шахматам. Впереди ему светил институт Бонч-Бруевича, прозванный в народе «синагогой для связистов», работа инженером с минимальным окладом, женитьба на какой-нибудь Софочке и прозябание до конца дней своих в занюханном конструкторском бюро без всякой перспективы выезда за границу, к чему стремились все граждане великой социалистической державы. Пятый пункт удерживал Рыбаковского надежнее прикрепленного к ноге пушечного ядра.
Но с совершеннолетием все изменилось.
Мадам Фишман послала подальше своего Арона Израилевича и вышла замуж за стопроцентного белорусского еврея Рыбаковского. Такой вот поворот судьбы, достойный описания в рассказе Бабеля! Так что паспорт Юлик получил на новую фамилию, но со старой национальностью.
В Бонч-Бруевича он тоже не пошел, а вместо этого намылился на факультет журналистики университета, куда благополучно и поступил с первого раза.
Поначалу судьба к Юлию благоволила.
Закончив университет и получив вожделенный диплом, Рыбаковский пристроился в корпункт «Известий». Но там он снюхался с кружком диссидентов, полгода пораспространял машинописные странички с выступлениями господина Бжезинского и очутился в камере следственного изолятора КГБ. Самый гуманный суд в мире припаял Юлику восемь лет.
Как он вел себя на допросах, Рыбаковский тактично умалчивал, но на следующий же день после прибытия на зону Юлик был расконвоирован, получил хлебную должность заведующего клубом и все годы за колючей проволокой регулярно получал обильные посылки с воли.
Знающим людям такое отношение к политическому заключенному говорит о многом.
Выйдя на свободу, Рыбаковский снова занялся диссидентской деятельностью, поэтому довольно быстро вернулся в места не столь отдаленные. Вместе с ним за решетку угодили еще несколько десятков человек. По странному совпадению все они входили в одну и ту же организацию, где идеологическим гуру служил хасид Рыбаковский.
Но грянула перестройка.
Юлик досрочно освободился и тут же взлетел на вершину политического Олимпа, став советником питерского мэра. Стульчак вообще жаловал диссидентов, видя в них свою надежнейшую опору. Рыбаковский несколько лет клеймил «палачей» из КГБ и КПСС, при этом не забывая улучшать свое материальное положение. Когда Стульчак с треском проиграл выборы, Юлик переметнулся поближе к Госдуме, получил мандат депутата и в ус не дул. Сошелся с суетливым педерастом Пеньковым и опекавшей его депутатшей и продолжил нелегкую работу по разоблачению перекрасившихся парт-аппаратчиков…
Руслан явился на встречу в сопровождении своего приятеля Гильбовича. Юлик немного знал этого журналиста, прозванного коллегами Железным Гомосеком за тягу к лицам своего пола и эпиграфам к статьям из «Волшебника Изумрудного Города». Женечка Гильбович жутко обижался на кличку и поливал всех правых и неправых грязью со страниц патриотической прессы, куда он был делегирован вице-консулом США в качестве агента влияния. Чтобы своим присутствием полностью дискредитировать само понятие «патриотизм». Железный Гомосек кропал безграмотные антизападные статейки, пугал всех агрессивными планами Китая и при всем при этом раз в месяц бегал в американский культурный центр за двухсотдолларовой пайкой.