Как уморительны в России мусора, или Fucking хорошоу!, стр. 27

Очередная бутылка из-под пива «Балтика № 9» вылетела в открытую форточку и плюхнулась в сугроб.

Постовой младший сержант Мусоргский совершил стремительный рывок с крыльца к куче грязного снега, куда упала пустая тара, и перехватил бутылку перед носом ринувшейся в том же направлении бабки с полосатой сумкой на колесиках.

— Это вещдок! Иди отсюда! — рыкнул постовой, опуская емкость в заранее припасенный черный полиэтиленовый пакет.

Бабка обиженно засопела и отошла.

Но недалеко, всего-то шагов на десять.

Мусоргский вернулся на крыльцо и повесил пакет на торчавший из стены железный крюк, оставшийся с тех далеких дней, когда подполковник Петренко, внезапно почувствовав тягу с здоровому образу жизни, решил приезжать на работу на велосипеде, перепутав Питер с его вечными дождями и перекопанными улицами с благополучной Голландией, и приказал вмонтировать возле входа в здание что-нибудь мощное, к чему можно было бы приковывать наручниками двухколесного коня.

Целую неделю начальник РУВД честно приезжал по утрам на велосипеде.

Забрызганный с ног до головы летящей из-под колес автомобилей грязью, еле дыша после непривычных нагрузок, с отбитым на ухабах задом, но всё же довольный и лелеющий светлую мечту о пересадке всех подчиненных ему сотрудников на экологически чистые виды транспорта.

На седьмой день велосипед всё-таки стырили, перекусив цепочку наручников.

Первым, кого отымели согласно существующей в МВД вертикально структурированной иерархической системе служебных гомосексуальных отношений, был начальник дежурной части Чердынцев, не обеспечивший имуществу начальника должную защиту. Майор, в свою очередь, поставил на четыре точки постового, обязавшегося не спускать глаз с железного друга Петренко. Младший сержант перевел стрелки на курсанта школы милиции, проходившего в то время практику в РУВД.

Курсанту деваться было некуда, ибо ниже его по званию, должности, возрасту, стажу пребывания в рядах правоохранителей, да и просто по жизни, никого не наблюдалось…

Из окна кабинета оперов, где праздновали чудесное возвращение Ларина, Рогова и Дукалиса, послышалось нестройное пение и гитарные аккорды.

Опытный Мусоргский понял, что в ближайшие десять-пятнадцать минут вещдоков больше не будет, и ушел греться в дежурку, не забыв прихватить с собой пакет с собранной тарой.

Бабка осталась на своем посту, с надеждой взирая на окна второго этажа.

— Эге-гей!!! — майор Соловец, первым выбравшийся из оврага, замахал руками, привлекая к себе внимание стоявших возле недостроенного дома сержантов ППС.

Вслед за начальником ОУРа обледеневший песчаный обрыв штурмовали Крысюк и Кабанюк-Недорезов, поддерживавшие с двух сторон плохо ориентирующегося в пространстве Твердолобова.

Троица разбегалась, добиралась до середины склона и скатывалась обратно.

И так семь раз.

На восьмой обессиленного дознавателя еще и приложили башкой к булыжнику, крайне неудачно оказавшемуся на трассе восхождения.

Сержанты узрели знакомое лицо и помахали в ответ.

Майор обернулся, с грустью посмотрел на «великолепную тройку», готовящуюся к девятой попытке, и пошел по направлению к дому, расположенному почти на границе зоны ответственности РУВД подполковника Петренко и областного отдела милиции.

— Ну, что у нас тут? — Соловец задрал голову вверх и оценил черные провалы окон. — Где тело?

— Какое тело? — удивились сержанты.

— В смысле — труп.

— Чей? — не поняли сержанты.

— Ну, не мой же! — разозлился майор. — На фиг мы сюда пёрлись, как вы думаете?

Сержанты переглянулись:

— А мы-то откуда знаем?

— Так, где труп? — продолжал настаивать Соловец.

— Да не в курсе мы! — повысил голос пузатый патрульный с автоматом.

Майор потряс головой, пытаясь стряхнуть наваждение:

— А я здесь зачем?!

— Я не знаю, — пожал плечами старший наряда. — Мы подмогу вызывали.

— А труп? — опять вскинулся Соловец.

— Чей труп? — хмуро переспросил пузатый. — Не было пока трупа.

— Но будет? — с робкой надеждой осведомился майор.

— Если мы его не поймаем, — старший из пэпээсников махнул рукой в сторону дома, — то может быть… Если сорвется.

— Кого — его? — заинтересовался Соловец.

— Его. — Пузатый переступил с ноги на ногу. — Который по дому бегает.

— И давно?

— Да с час уже. Или больше.

В проеме балконной двери на четвертом этаже мелькнула какая-то тень, и до майора долетел чей-то выкрик. Слов было не разобрать, но Соловцу показалось, что он услышал нечто вроде: «…Национальная безопасность!».

— А чего мне Чердынцев сказал, что тут труп? — снова разнылся начальник «убойного» отдела.

— Я по рации передал, что может быть труп. — Старший наряда поджал губы.

— Тьфу! — в сердцах плюнул Соловец и обернулся в сторону оврага, на краю которого лежал Пенёк и тянул вверх привязанного тросом Твердолобова. Снизу дознавателя подталкивал громко ругающийся Кабанюк-Недорезов.

— А вы чо, пешком дошли? — удивился пузатый.

— Да, блин, на своих двоих! — рассвирепел майор. — Ты что, не знаешь о распоряжении начальника Главка?!

— Про чё? — насторожился сержант.

— Про то, что каждый российский мент должен пройти в сутки не менее двадцати километров! — заорал Соловец. — Кто не пройдет, того по итогам месяца — на полгода в Чечню! В окопы, вшей кормить! Или в горы! С бородачами в прятки играть! Нравится такой расклад?!

— Ой! — залепетал пузатый. — Это чё ж такое делается?!

— Георгич шутит, — подобострастно сказал старший. — Ведь, правда, Георгич?

Майор тяжело вздохнул и промолчал.

— Животное! — от края обрыва долетел крик Кабанюка-Недорезова, который, наконец, достиг ровной поверхности и теперь пинал ногами лежащего Твердолобова. — Ты у меня еще попросишь заключение экспертизы, перепел свиномордый! Вставай, недостающее звено эволюции! — Судмедэксперт всегда отличался витиеватостью речи.

Дознаватель смотрел вверх, блаженно улыбался и на удары не реагировал.

— Ого! — Брови пузатого пэпээсника поползли вверх. — Да вы в полном составе!

Крысюк попытался что-то втолковать разгоряченному Кабанюку-Недорезову и оттащить его от беспомощного Твердолобова, но судмедэксперт оттолкнул сержанта-водителя, продолжая процесс экзекуции.

Мечущийся по дому неизвестный на секунду высунулся из окна на девятом этаже, и вниз со свистом полетел выдранный с корнем унитаз.

— Поберегись! — рявкнул старший наряда, и милиционеры порскнули в стороны.

Фаянсовое изделие грохнулось о бетонную плиту и разлетелось на сотню осколков.

— Сволочь! — Пузатый сержант погрозил кулаком бритоголовому субъекту с трехдневной щетиной на подбородке, корчащему рожи из окна уже на восьмом этаже. — Четвертый толчок за десять минут.

— А ведь он не один! — Наблюдательный Соловец показал пальцем на окна третьего этажа, за которыми тоже кто-то пробежал.

— Надо окружить дом и зайти с трех сторон, — сказал старший патрульный. — Нас четверо и вас…

— Нас трое, — покачал головой Соловец. — Твердолобова не считай, он в дупель… Но скажут… Скажут! — майор поднял вверх палец, — что нас было четверо!

— Ну, хорошо, трое, — согласился сержант. — Всемером должны управиться.

ГЛАВА 3

МЫ ХОРОШИЕ РЕБЯТА, ЖАЛЬ, ПАТРОНОВ МАЛОВАТО…

На третьем куплете песни «Потому что нельзя быть красивым таким», посвященной сотрудникам уголовного розыска, Ларин заметил, как из-за сейфа выбежал маленький чертик, вприпрыжку пронесся по плинтусу и юркнул в щель между стеной и шкафом.

«Глюк», — подумал капитан, продолжая подпевать танцующему соло Дукалису и хлопать в ладоши, задавая товарищу ритм.

Несколько секунд всё было нормально, но тут уже из зарешеченного отверстия вентиляционного колодца, общего для оперского кабинета и санузла, высунулась хитрая волосатая мордочка с большими ушами, поморгала и пропала.