Унесенные бездной. Гибель «Курска»., стр. 31

«Курян» наградили сразу, и сразу же поставили им памятники, и наделили вдов и сирот подводников деньгами. Как разительно отличаются эти две беды. Неужели только потому, что одна разыгралась под советским серпасто-молоткастым флагом, а другая – под Андреевским стягом?

Однако «Новороссийск» подняли со дна севастопольской бухты без помощи норвежских водолазов. Уникальную судоподъемную операцию провели в течение года силами аварийно-спасательной службы ВМФ под руководством инженер-контр-адмирала Николая Петровича Чикера.

«Новороссийск» и «Курск»… При всей несхожести этих трагедий есть в них нечто общее. Прежде всего – неустановленность причин катастрофы. До сих пор остается в силе официальная, как наиболее вероятная, версия о гибели «Новороссийска» «на мине времен Второй мировой войны». Эта же версия фигурировала и в высказываниях Правительственной комиссии по обстоятельствам гибели «Курска». Недосказанность, неопределенность дает волю фантазиям порой самого нелепого толка. Так появились предположения, что линкор «Новороссийск» был взорван диверсантами из спецназа маршала Жукова, дабы дискредитировать в глазах Хрущева главнокомандующего ВМФ СССР адмирала Кузнецова. При этом авторы этих печатных бредней не дают себе труда задуматься над тем, что адмирал Кузнецов в 1955 году уже и без того был не у дел и что, когда понадобилось снять с должности самого Жукова, фигуру гораздо более весомую в государственно-политическом плане, никто не стал городить огород с инсценировкой диверсий, – героя минувшей войны убрали с политической арены одним росчерком пера. Тем не менее «версии» гибели «Новороссийска» множатся год от года. То же и с «Курском» – чем дальше от печального события, тем больше домыслов.

Это неправда, что мертвые не говорят. Вот «заговорил» извлеченный из девятого отсека командир турбинной группы дивизиона движения капитан-лейтенант Дмитрий Колесников. Его мать просила не поднимать тела подводников. Но именно Дмитрий был поднят самым первым. Видимо, у него было особое предназначение, дарованное ему Словом. Там, в полутьме затопленного отсека, сначала при скудном свете аварийного фонаря, а потом и в кромешной тьме он выводил строки своего донесения о положении в кормовой части подводного крейсера… Дмитрий сполна выполнил и свой офицерский, и свой человеческий, мужской долг. Записка, извлеченная из кармана его робы, во многом помогла выстроить правильную тактику водолазных работ, пролить некий свет на обстановку после взрыва: «13.15. Весь личный состав из 6, 7 и 8 отсеков перешел в 9. Нас здесь 23 человека. Мы приняли это решение в результате аварии. Никто из нас не может подняться наверх… Я пишу на ощупь».

Командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов прокомментировал эту записку так:

– Точное время гибели подводников, собравшихся в девятом отсеке, будет определено судебно-медицинской экспертизой. Я, как подводник, могу только предполагать, подчеркиваю – предполагать, что личный состав погиб не позже 13-го числа… Чуть более часа после взрыва подводники вели борьбу за живучесть кормовых отсеков. Сделав все возможное, оставшиеся в живых моряки перешли в девятый отсек-убежище. Последняя пометка капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова сделана через 3 часа 15 минут после взрыва…

Записка капитан-лейтенанта Колесникова позволяет надеяться, что ядерный реактор заглушен не только автоматически, но и вручную. У командира дивизиона движения капитан-лейтенанта Аряпова и старшего лейтенанта Митяева было время, чтобы посадить компенсирующую решетку на концевики вручную.

Вице-адмирал Михаил Моцак сказал:

– Кроме того, из этой записки следует, что два или три человека пытались покинуть лодку через аварийно-спасательный люк девятого отсека… Эта попытка не удалась из-за того, что шлюзовая камера люка была заполнена водой.

Почему-то не слышно слов восхищения в адрес наших водолазов, которые впервые в отечественной и мировой практике работали в отсеках затонувшей атомной подводной лодке да ещё на такой глубине. Работали с невероятным риском, мужеством и успехом. Другое дело, что они спускались с норвежской платформы «Регалия», идеально приспособленной для подобных операций. Но где наши подобные суда? Кто и как разбазарил российский спасательный флот? Правоохранительные органы уже взялись ответить на этот вопрос. Доведут ли они следствие до логического конца, то есть до внятного судебного решения?

Изумляет и удручает информационная политика военного ведомства. Подняли первые восемь тел, но сообщили, что «несколько». К чему такая неопределенность в официальных сообщениях? Ведь и без того хватало недомолвок и противоречий в эти скорбные дни. Зачем давать лишний повод швырнуть в себя камень?

Посмертные судьбы погибших всегда в руках живых. Никто не спрашивал согласия капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова на покидание корабля, на расставание со своим экипажем. Но Главковерх приказал оставить отсек, и капитан-лейтенант Колесников приказ выполнил, как будто для того чтобы доставить донесение с борта затонувшей атомарины. Нечто подобное совершил когда-то погибший командир К-8 капитан 2-го ранга Всеволод Бессонов, который успел передать список вахты, зажатый в закостеневшей от холода руке, и навсегда уйти в пучину.

…Ольга выкладывает на стол свадебные альбомы.

Вглядываюсь в фотографии… Дмитрий Романович Колесников. Родом из Питера. Парень с Богатырского проспекта. За два дня до гибели ему исполнилось 27 лет.

Видяево… Их последний дом на Заречной улице. Была такая песня – «Весна на Заречной улице». 12 августа на Заречную улицу в Видяеве пришла жестокая седая зима.

И полетели по России, Белоруссии, Азербайджану и Украине самолеты из Мурмашей – с черным «грузом 200».

Всего было предано земле двенадцать моряков с «Курска».

Глава третья

А ГОРЯ – БОЛЬШЕ МОРЯ…

Листаю «Штерн»… Почему-то наша трагедия, увиденная глазами иностранца, выглядит более пристойно, чем в воплях иных российских журналистов.

«Видяево выглядит так, словно его отгородили от всего остального мира. Тот, кто хочет сюда попасть, должен преодолеть два шлагбаума, колючую проволоку и контрольно-пропускные посты. Местность вокруг пустынная, климат суровый. На холмах растет лишь мелкий кустарник, даже деревьям здесь слишком холодно. Зимой при сорокаградусном морозе ветер иголками впивается в лицо. Последний снег сходит в июне. «Весной моя подружка письмо напишет мне о цветущих сиренях, – говорит Галина Исаенко, – а я в слезах».

Жена специалиста по реакторам Василия Исаенко постигает в Видяеве науку замерзать. Еще при вселении строители предупреждали, что дома вообще-то спроектированы для юга. Почти каждую зиму стена на кухне покрывается льдом. Батареи едва теплятся, часто термометр в комнате показывает лишь два градуса. Против холода её муж приносит домой электрическую печку со старой подводной лодки. Какое-то время она греет, а затем начинает выбивать пробки. «Такое впечатление, что нас тут проверяют постоянно на живучесть: выживем или не выживем», – говорит Галина.

Середина августа обещает выдаться мягкой, предсказывают метеорологи; лишь во второй половине месяца, говорят они, над Баренцевым морем начнутся осенние штормы. В полной уверенности смотрит командование Северного флота на предстоящие учения – крупнейшие за последние десять лет. Авианосец «Адмирал Кузнецов», крейсеры, противолодочные и сторожевые корабли, ракетные катера, три атомные подводные лодки – в общей сложности более 30 кораблей и 7800 военных примут в них участие. «Мы все точно подготовили, – говорит координатор учений Владимир Гелетин. – Учения – это тщательно запланированное мероприятие, все досконально контролируется». Прежде чем стать офицером штаба флота, капитан 1-го ранга многие годы провел в море. Этим летом, 2000 года, ему приходится много работать, несмотря на то что очень устал и у него случилось большое горе: от опухоли мозга умер его четырехлетний внук.

Поэтому теперь Владимира Гелетина тревожит его сын Борис, который, как и отец, служит на флоте. Смерть мальчика стала для Бориса ударом. После похорон он получил отпуск. Родители изо всех сил пытаются ободрить своего 25-летнего сына. «Отвлекись, – советует ему отец. – Сходи на учения».