За секунду до выстрела, стр. 19
— Это я вижу, — улыбнулся Славин, — не успели и пяток километров от дома отъехать, а ты уже загрустил по ней.
— Посмотрю я на тебя, когда ты женишься, — добродушно отмахнулся Симоха, но тему разговора переменил. — Скоро свернем с большака, там дорога похуже будет, по ней только лесовозы и тракторы ходят, колея глубокая, да и лес поглуше пойдет, в том краю от жилья до жилья человеческого можно и за несколько суток не дойти.
— Где на ночлег остановимся?
— Думаю, на бывшей стоянке лесозаготовителей. Они года три назад ушли оттуда, но дом и сарай не разбирали.
— А не могут Солох с Мельниковым там скрываться?
— Могут, конечно. В тайге таких домишек немало найдется, они в любом могут остановиться. Вот я все думаю, но никак понять не могу: в ориентировке сказано, что они двух часовых убили и карабины забрали, а люди, у которых они дорогу на Становое спрашивали, утверждают, что без оружия они были. И, конечно, меня интересует и другое: Гришка местный, все время по тайге шастает и вдруг с пути сбился, дорогу к родному дому не нашел — потеха!
— Не удивляйся, Андрей. Пока его не было, многое изменилось. Новые селения построены, и сотни новых дорог появилось, мог и сбиться с пути Гришка, ну, а что касается оружия, то не дураки они, чтобы днем на дорогу с карабинами выходить. Наверняка в кустах оставили и к машине с пустыми руками вышли. Ты вот лучше как старожил этих мест расскажи мне о Солохе.
— Отец — крупный кулак, все время мутил воду. Всех троих сыновей настроил против советской власти. Двое старших так и погибли, ничего на свете не увидев, а этот на некоторое время притих, притаился. Но бандит есть бандит. За два года до начала войны, это в тридцать девятом было, вместе со своим дружком убийство совершил.
Лошади бежали быстро, и вскоре они повернули налево. Позади остался большак, впереди была узенькая лесная дорога, вся избитая рытвинами и колдобинами, которые так и не смог прикрыть снег.
День уже клонился к вечеру, и Славин начал беспокоиться, успеют ли они дотемна добраться до брошенной стоянки. Тревожила мысль, что дом могли снести и тогда придется ночевать прямо в тайге на таком морозе. Наверное, об этом же подумал и сержант. Он все чаще понукивал лошадей. Тревожная тишина стояла среди огромных, засыпанных пушистым снегом деревьев. Славину стало не по себе. Лейтенант невольно притронулся локтем к боку, где под полушубком был спрятан ТТ.
Вскоре стемнело. Славин в душе уже считал, что они так и не найдут стоянку.
— Приехали! — неожиданно громко сказал Симоха и показал рукой в темноту: — Вон и наша гостиница.
Владимир ничего рассмотреть не мог и только спросил:
— А как к ней добраться?
— Лошади впереди, за ними — сани, ну а мы следом в роли толкачей, — весело ответил Симоха, соскочил с саней и тут же ойкнул: — Ух, черт, ноги затекли!
Они прямо по целине, утопая по пояс в снегу, пробрались к небольшому, сложенному из бревен дому. Славин осветил его карманным фонариком и увидел, что окна забиты накрест тонкими жердями, но стекла целы. Подошли к дверям. Замка нет, вместо него в дужке железной скобы торчала щепка.
Прежде чем войти, Симоха, подсвечивая себе фонариком под ноги, обошел дом вокруг.
— Ты чего кругами стал ходить или ноги разминаешь? — спросил Славин.
— Нет, браток, ноги уже отошли у меня. Я проверил, нету ли у дома следов, — ответил Симоха и ногой начал отгребать снег от дверей.
Славин удивился, увидев, что в большой комнате был порядок: стол из грубо сколоченных досок, две скамьи, в дальнем углу сделанная из железной бочки печь — «буржуйка», возле нее аккуратно сложены дрова. У стен стояли четыре самодельных топчана.
Симоха развернул находившийся на столе какой-то сверток, и Славин удивился еще больше:
— Что, лампа? А керосин есть?
— Конечно. Закон тайги. Уходишь из дома хоть и навсегда, а оставь в нем все, что может заблудившемуся человеку пригодиться.
Сержант чиркнул спичкой и зажег лампу. В комнате стало веселее. Симоха сказал:
— Пойдем лошадьми займемся, а затем печь затопим, поужинаем и на боковую.
Они вышли наружу. Симоха, который во время обхода дома уже сообразил, как удобнее добраться к сараю, позвал лейтенанта за собой. Они отгребли снег от дверей сарая и открыли их. Внутри в углу лежала копна сена, и Симоха удовлетворенно заметил:
— Ну вот, видишь? Бывшие хозяева, конечно, и о лошадях не забыли.
Они распрягли лошадей, завели их в сарай, дали овса. Сани остались стоять у дома. Славин и Симоха забрали с них тулупы, мешок с провизией, автомат и боеприпасы, придавили сено сверху жердями, чтобы ветер не растрепал его, и вошли в дом.
Симоха быстро разжег печь, и вскоре в комнате стало тепло и уютно. Они наскоро поужинали и, экономя керосин, погасили лампу.
17
КОРУНОВ
Купрейчика прошиб холодный пот. «Неужели он знает меня? — пронзила его мысль, но тут же приказал себе: — Спокойно, держи себя в руках!» Стараясь не терять своего «пьяного» вида, повернулся к Драбушу:
— Миша, скажи этой гончей, что я таких шуток не терплю.
Драбуш шагнул к Корунову:
— Не болтай чепухи. Это Лешка, свой кореш. Рванул из-под конвоя. Зря ты так на него, я ведь того, кого не знаю, не приведу.
Но Корунов продолжал сверлить Купрейчика злыми узкими глазами. И столько звериной злобы было в них, что Алексею захотелось кончить весь этот маскарад, выхватить маузер, спрятанный под мышкой, и приказать всем лечь на пол. Но нельзя было делать этого. Сотрудники уголовного розыска многое еще не знали: где хранится похищенное и кто соучастники Корунова. В конце концов, даже прямых и, самое главное, неопровержимых доказательств вины самого Корунова пока не добыто. Алексей спросил у Драбуша:
— Это у него ты меня хотел поселить?
— Нет, нет. Он сам сюда в гости завалил, живет он в другом месте. Раздевайся, Леха, и не обращай внимания на него, мужик он свой, проверенный. Вот только в последнее время дрожать за свою шкуру начал. — Драбуш взглянул на Корунова и улыбнулся: — Ты, Вовка, считаешь, что она с каждым годом дороже становится?
И тут Драбуш вдруг изменился. Его веселый взгляд неожиданно стал злым и колючим, как и у Корунова. Припадая на правую ногу, он еще ближе подошел к Корунову и с угрозой сказал:
— Вовка, ты меня знаешь не первый год, я не люблю, когда со мной так ведут себя. Поэтому предупреждаю, если ты хоть раз еще будешь передо мной так выкобеливаться, то я не ручаюсь за себя и не посмотрю, что ты мне друг! Понял?
Корунов опустил глаза и миролюбиво проворчал:
— Ладно, не заводись. Сам понимаешь, в каком я положении. В каждом новеньком конторского посла вижу.
Корунов подошел к Купрейчику и протянул руку:
— Давай познакомимся. Я — Владимир.
Они пожали друг другу руки. Разговор велся вяло, чувствовались натянутость и настороженность.
Для Купрейчика постепенно прояснялась ситуация. Драбуш привел его в квартиру, где проживали муж и жена. Их квартира состояла из двух небольших комнат и полутемной, с постоянно завешенным окошком кухни. Оказалось, что хозяин ушел в магазин, чтобы отметить приход Корунова. Он пришел скоро. На столе появились две бутылки водки, наспех нарезанная колбаса, лук, сало.
Хозяина звали Иваном. Его лицо заросло рыжей щетиной, и выглядел он наверняка старше своих лет. Добродушный и словоохотливый, он весело улыбался всем, даже незнакомому человеку, и пригласил садиться за стол.
Выпили по полстакана водки. Купрейчику, которому сегодня приходилось пить уже второй раз, было не по себе. «Как бы не опьянеть, — тревожно думал он, выпивая водку, — надо держаться. Может, им только и надо, чтобы напоить меня». Алексей набросился на еду. Вскоре Иван снова наполнил стаканы, и Купрейчику опять пришлось пить «за знакомство» и «за дружбу». Нервное напряжение сказывалось, и капитан пока не опьянел. Правда, он как бы между прочим сказал, что они с Драбушем уже выпили, и делал вид, что быстро пьянеет. Корунов сидел напротив. Он был по-прежнему хмур и неразговорчив. Смотрел настороженно. После очередной рюмки он впервые обратился к Купрейчику: