Кроваво-красный (СИ), стр. 71
«Мари была против, Очива и Тейнава, Раадж»… — несмолкаемым эхом звучали недавно сказанные слова Корнелия, все глубже врезаясь в память. Неприязнь к Мари, дремавшая где-то внутри уже давно, переродилась в ненависть, тут же загнанную в дальний угол сознания. Желание схватить за нож, висевший на поясе и стереть с лица бретонки усмешку — вполне живое, настоящее…если бы не Догматы, если бы не страх, укрепленный увиденным. Ярость Ситиса перестала быть безликим ужасом, живущих лишь в воображении верующих; реальная и осязаемая, она добиралась и до тех, кто молился другим богам. И уж точно добралась бы до нее, не молившейся никаким.
— Не стойте, вы знаете, что делать, — голос Лашанса, прозвучавший позади, не скрыл раздражения, — И уберитесь потом.
— Да, Спикер, — Тейнава, лицо которого приняло самое смиренно выражение, склонил голову, — Где...
— На кладбище, он так хотел. Как это сделать, вы знаете… Мари, еще одно такое замечание — отрежу язык.
— Я ничего не сказала!.. — ангельское лицо убийцы выразило высшую степень оскорбленности.
— Хотела сказать. — Люсьен Лашанс проигнорировал ее возмущенное сопение и развернулся, жестом приказав Терис следовать за собой.
Она промедлила — всего мгновение, затянувшееся, когда взгляд вновь упал на уже широко распахнутую дверь.
Тейнава шагнул за порог, наступая в лужу крови, свет высоко поднятого факела в его руке выхватил из плена темноты комнату Корнелия. Алые подтеки расцветили стены, багрянец запятнал страницы раскрытой книги, отброшенной в угол, мертвенно блестели осколки камня, хранившие очертания статуэтки Акатоша. Было еще что-то, на что Терис посмотрела и тут же отвела взгляд, не позволяя себе думать об этом, и что заставило нетвердым шагом побрести вслед за главой чейдинхолльского убежища.
Подземелье проглатывало все звуки, стихавшие позади. Чужое, равнодушное ко всем, кто когда-либо бывал в его стенах, утратившее недавнюю враждебность и не казавшееся больше домом. На нижних уровнях было куда холоднее, но в нос все еще упорно лез несуществующий здесь запах крови, вызывая в памяти темное пятно на полу и что-то, о чем лучше не думать, но что с одного взгляда сполна дало понять, что Корнелий мертв.
Разраставшаяся внутри пустота задушила слезы, едва уколовшие глаза и высохшие, так и не пролившись, убивала мысли и повергала в оцепенение. Остановившийся взгляд ловил преломленные на неровных камнях тени, черноту вгрызавшихся в землю ответвлений коридоров и время от времени упирался в спину шедшего впереди Спикера.
Мысль о том, куда и зачем ее ведут, проскользнула в сознание, отравив мысли страхом и болью. Там, наверху, остался Корнелий. Еще час назад она держала его за руку, теплую и живую, слышала голос и вместе с ним надеялась на милость его богов, ненадолго проникаясь его непоколебимой верой. Там, в часовне, у самого уха гулко и быстро колотилось его сердце...
В глазах помутилось, и перед глазами снова промелькнуло увиденное в комнате — быстро, едва коснувшись сознания парализующим ужасом. Разум не хотел принимать и осознавать это, ему сполна хватало уже того, что Корнелий мертв, абсолютно точно, безоговорочно мертв. И того, что убило его нечто известное ей куда меньше других тварей. Нежить, зверье или выращенные магами-изгоями существа из Обливиона — опасные, но привычнее, изученные, описанные в книгах, и их можно убить, если затаиться в темном углу и быстро нанести удар. Можно поджечь, если есть в руке факел, можно сбежать.
Сбежать от тени, порожденной самой Пустотой, нельзя, как и скрыться. И серебряный меч Корнелия помог ему не больше молитв.
Коридоры, густой сумрак и вводящий в транс звук шагов. Незнакомые места, вызывавшие обилие так и не прозвучавших вопросов, ответ на которые был безразличен.
«Не убей брата или сестру»…
Не убила, но промелькнула порожденная ненавистью мысль. Всего мгновение, и порыв был убит здравым смыслом и страхом, но теперь шипение Тейнавы о неверных обрело новый смысл, заставляя задуматься.
Неверные всегда срываются.
Где-то впереди забрезжил лунный свет, и серый пол, укрытый ковром сумрака, зарябил перед глазами, когда лоб ударился обо что-то, и Терис медленно подняла голову, тут же почувствовав, как в горле встал ком. Взгляд Спикера, выражавший все эмоции и при этом ни одной, приморозил к месту, и мысль о том, что сейчас все и закончится, пришла первой вместе с близкой к паранойе уверенностью в осведомленности убийцы о ее секундном желании перерезать Мари глотку.
— Если я говорю ждать, значит, ты должна остаться на месте, — раздалось после нескольких мгновений абсолютной тишины.
Терис кивнула, с трудом выдерживая взгляд, и впервые поймала себя на том, что не собирается просить прощения. Не сейчас, не за это.
— Можно мне на задание? — наконец выдавила она, пытаясь придать голосу твердости, но вместо этого вышел только тихий хрип.
— Потом. Сейчас пойдешь со мной. — Люсьен Лашанс развернулся и пошел туда, откуда пробивался свет — неприметная расщелина между камней, один из которых сдвинулся в сторону, на долю секунды вспыхнув рунами.
Терис выбралась следом, тут же натягивая капюшон, без которого морозный ветер, гулявший за городскими стенами, рвал волосы и промораживал насквозь. За белым маревом вьюги виднелся вдали Чейдинхолл, а неподалеку уходила в гору полузаброшенная дорога. Знакомые места, до форта Фаррагут пять минут ходьбы…
И лучше идти туда, чем возвращаться в убежище, пропитавшееся запахом крови Корнелия, переставшим тревожить только здесь, на свежем воздухе. Не оставляли только слова Мари и то, увиденное в комнате, что окончательно обратило неприязнь в лютую ненависть и укрепило таившийся до этого где-то в глубине души страх.
«…я не хотел убивать того парня, не хотел! Я даже не знал, что он наш…»
Не знал, не хотел — Ярость Ситиса все равно пришла, несмотря на клятвы и заведомую невиновность убийцы, в которой не возникало сомнений даже у Спикера. Пришла, черной тенью скользнула по коридорам и исчезла без следа, оставив тело Корнелия с развороченными ребрами и кровавой дырой там, где недавно билось сердце.
Глава 36
Горячая кружка обжигала замерзшие пальцы, но Терис не отнимала от нее рук, намертво вцепившись и боясь выплеснуть травяное варево к себе на колени. Не яд, эта мысль, рожденная не здравым смыслом, а напряжением, исчезла почти сразу, стоило ей появиться. Старая привычка видеть во всех врагов постепенно уходила, изгоняемая доверием к Спикеру.
В форте было тихо и сумрачно, пятно света выхватывало из темноты только заваленный бумагами стол и пару старых кресел поодаль, в одном из которых и устроилась, кутаясь в плащ, полукровка.
Мысли текли медленно, и пустота внутри разрасталась, лишая остатков эмоций и оставляя только четкое понимание произошедшего. Корнелий мертв, и ему уже никак не помочь. Кто-нибудь еще, да и он сам тоже, стал бы утешать себя мыслями о лучшем мире после смерти, но Терис о подобных вещах никогда не думала. Он мертв, не здесь, не с ними. А что там, после смерти… Кто-то говорит, что Пустота, кто-то считает, что уйдет на план почитаемого даэдры, кто-то верит в царство Девятерых. Слишком туманно и непонятно, пока не перешагнешь черту смерти, и она делать этого не торопилась, хотя увиденное заставляло задуматься о перспективе самой оказаться на месте Корнелия.
Он мертв, потому что кто-то подставил его.
«— Не забывай, что нам теперь вместе работать,» — давно подслушанные слова Харберта таили угрозу, еще тогда внушившую вполне определенный страх. Может, и правда стоило бежать к Спикеру и донести?
Стоило, только тогда она не думала, что все будет так серьезно, что разногласия, свидетелем которых она бывала, продолжатся, когда встанет вопрос о жизни и смерти Корнелия. Недобитый призрак веры в чужое благородство и честность. Благородство и честность наемных убийц… Это было бы даже смешно, если бы не тело брата в луже крови.