Кроваво-красный (СИ), стр. 18
Голубоватый блик лежал на черепе всего одно мгновение, но и его было достаточно; стрела вошла в глазницу, заполненную чернотой, глухо ударились о каменный пол кости, утратившие связь с удерживавшей их силой, рядом звякнула запятнанная не то ржавчиной, не то кровью тяжелая булава. Ничего ценного, но кровь бурлила от близости приближавшихся шагов еще одного скелета; судя по частому скрипу, он торопился, каким-то образом услышав звук. Терис прицелилась, ожидая, когда тусклое свечение бликом выдаст и его, но тень промелькнула в пятне темноты, поспешно заскрипела костями, переходя на бег...
Увидел.
Полукровка аккуратно перешагнула натянутый шнур и отбежала назад, к стене, не опуская лука и продолжая целиться в темноту, но нужда в этом пропала: лопнул шнур, с громким хрустом обрушилось бревно, сметая скелета. Со стуком рассыпались по коридору кости, череп, хранящий след от старого удара чем-то тяжелым, подкатился к ногам Терис, укоризненно глядя пустотой глазниц и скалясь уцелевшими зубами.
Зал, ход в который теперь был свободен, полнился тусклым голубоватым свечением магических огней, зажженных на каменных выступах древних колонн, полуразрушенных, но все еще державших на себе высокий мост, терявшийся в сумраке. Скрип костей, неторопливый и приглушенный, бросил полукровку в пятно сумрака у стены, заставляя взглядом искать мертвого стража, держа наготове зажатую между пальцев и готовую сорваться стрелу. Он показался над самым острием на высоком затерянном в полумраке мосту, но не успел увидеть ее, только наклонился, костлявой рукой доставая из колчана стрелу, за секунду до того, как полетел вниз, на запыленные камни пола.
Настроение, испорченное Харбертом, быстро возвращалось: руины были привычными, родными, а скелеты, которых, судя по шагам и скрипам, было еще много, обещали составить ей прекрасную компанию на несколько ближайших часов. Подобрав стрелу, упавшую вместе с грудой костей, Терис двинулась в коридор, тонущий в сумраке; где-то впереди в нем шел, волоча по камням что-то тяжелое, скелет, и жажда приключений неумолимо вела ее к встрече с ним.
Почти сливаясь со стеной, она кралась ему навстречу. Неслышно вели по стене пальцы, отмечая неровность, вторая, отведенная назад, рука сжимала эбонитовый клинок, казавшийся сейчас живым и жаждущим крови и смерти. Ни тем ни другим она его порадовать не могла, но все же уничтожение нежити было бы неплохим развлечением и для залежавшегося в ножнах кинжала.
Он ударил коротко и точно в основание черепа из-за угла, пробудив в памяти то, как умер Ушижа — быстро, без крика и мук, не всколыхнув темноту руин ни одним движением. Точно так же, как и булава аргонианина, звякнул о камни тяжелый меч скелета. Точно так же...
Терис успела увернуться прежде, чем холодно блеснувший клинок ударил ей в сердце, рванулась в сторону и пискнула, когда в плечо мертвой хваткой впилась чья-то рука, запрокинула голову назад, и лезвие прижалось к горлу, не раня, но предупреждая холодом стали.
— Ты убита, Терис. — спокойный и знакомый голос прозвучал над ухом, рука продолжала сжимать плечи в стальном захвате, — Надо быть внимательнее.
— Спикер?.. — сдавленный писк вырвался и повис в тишине; еще мгновение ее держали, после чего резко отпустили, дав спокойно дышать. Люсьен Лашанс, едва заметный в темноте, спокойно убрал кинжал в ножны и остановил на ней спокойный, как всегда непроницаемый взгляд.
— Почему вы здесь?.. — Терис впилась в него взглядом, вдруг вспомнив все, что Альгмара говорила про Черную Руку и первый догмат. Она ничего не сделала, но сам вид спокойно стоящего Спикера порождал море весьма пугающих догадок.
— Хотел задать тебе тот же вопрос.
— Я...потренироваться зашла... — голос предательски дрогнул, обнаруживая несуразность ответа, уши сами нервно дрогнули и прижались к голове.
— Похвальное решение. Печально, что жертвами твоих тренировок стали мои скелеты. — Спикер наклонился и поднял череп, повертел его в руках, задумчиво глядя в черноту глазниц, и аккуратно положил на выступ стены, вновь обратив взгляд на убийцу.
— Ваши?.. Я...думала, что тут некроманты... — темнота скрывала густой багрянец, разлившийся по ушам и щекам полукровки, только несчастно отблескивали большие, как у нашкодившего котенка, глаза.
— И ты отчасти права. — взгляд Спикера заставил втянуть голову в плечи, — Кстати, как ты обошла того, что был на мосту?
Терис вспомнила, как гулко ударились, рассыпаясь, о камни кости и ниже опустила голову.
— Подстрелила...
Рука в черной перчатке протянулась к ней; Терис нервно сглотнула, но пальцы, вопреки ее ожиданиям, не сомкнулись на ее горле, а аккуратно погладили по волосам.
— Умница. В прошлом месяце он пристрелил двоих слишком любопытных искателей приключений, они его, кажется, даже не заметили. Было бы печально, если бы он убил и тебя.
Терис рискнула поднять голову и уже без прежнего страха посмотреть на Лашанса; злым он не выглядел, хотя, как ей подсказывало чутье, его лицо не менялось и когда он убивал своих жертв, так что до конца полагаться на одно лишь его выражение она бы не рискнула.
— Вы...вы не злитесь? Я правда не думала...
— Нет. Всего лишь два скелета, этого легко починить.
— Четыре... — полукровка снова опустила взгляд, но заговорила, повинуясь немому вопросу, — В коридоре еще два. Одному я в череп попала из лука, второй...он под бревно попал...нечаянно. Я его даже не трогала...
Молчание висело несколько секунд, показавшихся Терис вечностью, проведенной в догадках, погладят ли ее по головке снова или этой же самой головкой приложат к ближайшему выступу стены.
— Идем. — черная рука легла на плечо с вежливой настойчивостью, не оставляющей выбора, кроме как подчиниться, — Надеюсь, твоих познаний анатомии хватит на то, чтобы их собрать.
Глава 8
Кость сухо и холодно легла в ладонь и блеснула белизной в свете десятков свечей; рядом насмешливо скалился череп, глумливым взглядом сверля душу как будто бы в отместку за ловушку. Кость...угадать бы. откуда...
— Холодно. — донеслось из-за спины, когда Терис приложила кость туда, где она, по ее предположению, должна была находиться. Кость и правда смотрелась немного не на своем месте, но густой клей, стоявший в керамической миске рядом, вполне мог все исправить.
Помедлив, Терис переместила кость на место отсутствующей ключицы и робко обернулась через плечо; Люсьен Лашанс сидел на одном из каменных столов лаборатории рядом с собранным скелетом, погрузившись в чтение книги и явно не намереваясь помогать.
— Еще холоднее. — его тон оставался таким же ровным, взгляд, едва коснувшийся скелета, вновь вернулся к пожелтевшим страницам. В той же темной робе, но уже без привычного капюшона он все меньше казался чем-то неживым и темным; человек, имперец, очень приятной наружности, только с не очень приятным для большинства родом деятельности. Убийства и некромантия... А почему бы и нет? В отличие от Агамира, разорявшего могилы, он не вызывал ни ненависти, ни отвращения, скорее, напротив; да и ей ли теперь судить, когда они по одну сторону закона и морали, оставшейся где-то далеко, в другом мире, о котором она не жалела.
Место кости наконец нашлось в предплечье, и Терис с облегчением вздохнула, но радость улетучилась, стоило ей взглянуть на сложенные в горочку фаланги пальцев и какие-то совсем мелкие костяные кусочки непонятного назначения.
— Подсказываю: пальцев у него изначально было на два меньше, чем нужно. И нет, это не фаланга.
Терис подавила тяжелый вздох и отложила косточку в сторону, склоняясь над остальными и пытаясь сложить их во что-нибудь. Очень давно у нее были белые камешки, которые она собрала на побережье около Анвила. Маленькие гладкие камешки, пахнущие солью, водорослями и теплом солнца, которые она подолгу рассматривала и любила складывать из них что-то, сидя на полу дома уже в Кватче. Она сжимала их в руке, когда ее нашли среди сгоревших домов в густой темноте переулка, нашел священник с добрыми голубыми глазами и женщина с наполовину обожженным лицом, ссутуленная под тяжестью закопченной кирасы с едва различимым гербом, хранящим очертания черной волчьей головы. Эти же камешки привычной теплой округлой тяжестью лежали в ладони те несколько дней, которые выжившие провели в часовне, были с ней и потом. Она ухитрилась сохранить их до самого приюта, пока там кто-то из ребят не выбил их из руки, откинув в черную воду заболоченного пруда, который никогда ничего не возвращал.