Вам — задание, стр. 60

Боже, если бы это случилось! Она готова была сама умереть, лишь бы они спаслись! Только бы они жили!

Мочалова, не оглядываясь и не глядя по сторонам, бежала за детьми, которые, почти полностью прячась в высокой траве, неслись изо всех сил к лесу.

И вот они в лесу. Она бежала за детьми, которые были так напуганы, что никак не могли остановиться. Уже давно не были слышны выстрелы и перестали визжать вокруг пули, а они все бежали. И вдруг Таня поняла: они спаслись! Они живы!

Она остановилась, окликнула детей, они тоже стали и повернули к ней измазанные копотью лица. Дети смотрели на нее и широко открытыми ртами жадно ловили воздух. Татьяна упала на траву и громко навзрыд заплакала. Трудно даже сказать, какие это были слезы: радости или горечи. Перед глазами стояла страшная картина: «Всех жителей деревни! За что?» Она лежала, уткнувшись лицом во влажную пахучую траву, и никак не могла заставить себя поверить, что ее дети и она сама остались живы.

Не знала в этот момент Татьяна Андреевна, что, кроме ее семьи и одного пятнадцатилетнего паренька, не спасся больше никто. В то время, как она, обессиленная и подавленная свалившимся на деревню горем, рыдала, немцы поднимали с земли, отыскивая в густой траве, мертвых и раненых, тащили их к горевшему сараю и бросали в огонь.

И только позже, когда пройдет немало времени, вспоминая эту жуткую картину, Татьяна Андреевна будет всегда помнить четырнадцатилетнего паренька Толю Лозебнова, который даже в безнадежной ситуации нашел в себе необыкновенные силы, чтобы призвать людей к сопротивлению. Это ему всегда будет благодарна семья Мочаловых и их односельчанин Миша Лукашевич за спасение, за то, что они продолжали жить на ласковой, освещенной солнцем земле.

27

КАПИТАН МОЧАЛОВ

Капитан Мочалов напряженно осматривал через бинокль местность перед позициями его роты. Поле было ровное, и, конечно, к встрече с танками надо быть готовыми.

Сзади роты, на небольшой возвышенности, в редком кустарнике расположилась противотанковая батарея, а чуть левее, тоже за позициями роты, в небольшой ложбине, у ручья, под маскировочными сетями, спрятались в засаде пять «Т-34». Мочалов уже в который раз прикидывал, правильно ли он расположил свои силы.

Впервые за долгие месяцы войны он имел почти полностью укомплектованную роту.

Солдаты были неплохо вооружены, у многих вместо винтовок — автоматы. Накануне несколько дней назад на поле саперы ставили противотанковые и противопехотные мины. Это все учитывал командир роты.

В центре, на небольшом удалении друг от друга, были установлены «максимы» — это для того, чтобы встретить пехоту врага плотным огнем. Не забыл он и фланги, понимая, что фланговым огнем лучше всего отсекать пехоту от танков. Бронебойщикам он ставил задачу сам. Мочалов был уверен, что когда первые танки немцев напорятся на мины, то следующие за ними наверняка попытаются пройти в другом месте, а это значит, повернутся бортами к нашим позициям. Вот тогда-то бронебойщики не должны зевать.

Мочалов оторвался от бинокля и глянул по сторонам. Бойцы продолжали тревожно смотреть вперед, и уже в который раз Петр подумывал о новичках: «Только бы не дрогнули, не испугались!» Сколько времени у него самого и командиров взводов ушло на обучение и разговоры с теми, кто был впервые на передовой.

Чудовищная машина войны перемалывала огромные силы. Сколько людей уже потерял за время боев он, командир роты! А сколько батальон, полк, дивизия, вся армия!

Правда, ему самому пока везло. После возвращения из госпиталя, вот уже более полугода, — ни царапины. Успел получить орден Красной Звезды, а два дня тому назад пришел приказ о присвоении ему звания капитана.

Мочалов задумался и не сразу заметил, что слева и справа от позиций их батальона начался бой. Только здесь пока было тихо. Легкий ветерок приносил с полей запах цветов, сена и еще ночную приятную свежесть.

Вдруг он услышал, как матюгнулся Кислицкий. После своего любимого выражения он тут же обратился к командиру роты:

— Товарищ капитан, гляньте, идут, сволочи!

Вдалеке в шахматном порядке двигались квадратные коробки танков. За ними, словно зеленые карандашики, — пехота. Танков было много, и чем ближе они подходили, тем становились по размеру все больше и больше. Мочалов поднес к глазам бинокль. Он впервые видел эти машины. Они были огромные, угловатые и неуклюжие. Когда танки приблизились, Мочалов понял, что такими их делает прочная и толстая броневая защита.

«Вот они какие — „тигры“!» — подумал Мочалов, пытаясь определить, сколько машин придется на его роту.

За «тиграми» двигались автоматчики. Шли уверенно, засучив рукава, — точь-в-точь как в сорок первом.

Мочалов передал по цепи, чтобы без команды не стреляли.

А немцы все ближе и ближе. И тут сзади громыхнул залп. Это противотанковая батарея открыла огонь. Словно черные грибы, выросли взрывы. Но ни один танк не был поврежден. Ударил второй залп — и опять никаких результатов.

— Эй, мазилы, очки наденьте! — закричал Кислицкий, обращаясь к танкистам.

А те, наверное, «очки надели», потому что после третьего залпа один танк вдруг оказался без башни, а у второго была перебита гусеница. Он тут же повернулся боком и сразу же получил в него снаряд, задымился.

«А что, ЗИСы „тигров“ бьют великолепно!» — восхищенно подумал Мочалов о новых пушках, которые недавно начали поступать на фронт. Танки тоже открыли огонь. Теперь уже капитан мог точно определить — на его роту надвигается девять танков. Девять бронированных крепостей на гусенечном ходу, ведя огонь из пушек и пулеметов, шли на позиции роты. Мочалов дал команду: «Огонь!» Длинно и сердито строчили пулеметы, в их грохоте тонули короткие очереди автоматов и выстрелы винтовок, слышались звонкие и четкие выстрелы противотанковых ружей.

Танки вошли в минное поле, и почти сразу же два из них завертелись на месте. Остальные на мгновение приостановились, а затем начали расползаться в обе стороны.

«В обход минного поля хотят пойти», — догадался Мочалов и крикнул по цепи:

— Бронебойщики, ведите огонь по бортам танков!

А те и сами понимали, что для них наступил самый благоприятный момент, и сразу же отличился Кислицкий. Он первым же выстрелом поджег ближайший к нему танк и тут же откровенно высказался в его адрес. Мочалов не выдержал и рассмеялся. Грубое, но уж больно точное определение нашел для танкистов подбитой машины сержант.

Пехота, поливая наши окопы огнем из автоматов, продолжала двигаться вперед. Уже даже невооруженным глазом были хорошо видны их перекошенные от крика лица. Появились и первые потери в роте. Прямым попаданием снаряда убило двух автоматчиков. Замолчал один из «максимов», его повредило осколком снаряда. Мочалов видел, как к первому взводу пригибаясь бежали санитары. «И там есть потери», — подумал он и снова припал к автомату. Тщательно целясь, он бил короткими очередями по надвигающимся целям. Немцы, оказавшиеся без поддержки танков, залегли, но слева и справа от линии обороны роты они продолжали атаковать. Мочалов тут же передал команду фланговым пулеметам перенести огонь и ударить по наступающим. Вскоре и на других участках обороны наши войска заставили немцев залечь, а затем и отступить.

Первая атака врага батальоном была отбита. Немцы потеряли пять танков и около сотни солдат. Подбитые танки продолжали гореть, по полю слался черный удушливый дым, на сколько хватило глаз в беспорядке валялись трупы уничтоженных фашистов.

Все понимали, что первая атака была пробным шагом. Немцы прощупали нашу оборону, разобрались с ее системой огня, и сейчас надо было ждать еще более сильный натиск.

Только Мочалов вернулся к своему окопу, как к нему подбежал капитан-артиллерист. Это был командир противотанковой батареи. Мочалов начал его благодарить за умелую поддержку, но тот его перебил:

— Извини, браток, покидаю тебя. Немецкие танки где-то справа прорвались, и мне приказано отойти назад и занять новые позиции, чтобы не допустить удара по вас с тыла. Так что держись!