Вторая мировая война. (Часть II, тома 3-4), стр. 128

Обнаружение подводных лодок не было единственной проблемой, стоявшей перед нами. Немцы установили два радиомаяка с большим радиусом действия, чтобы облегчать полеты своим самолетам и плавание подводным лодкам далеко от берегов в районе Бискайского залива и побережья Франции.

Один из этих маяков находился вблизи Бреста, другой — в Северо-Западной Испании. Нашему послу в Мадриде стало известно об испанском маяке, но вместо того, чтобы попытаться заставить испанцев закрыть его, что вовлекло бы нас в бесконечный юридический и дипломатический спор, д-р Джонс [52] посоветовал использовать его нам самим. Имея фотоснимки оборудования, мы сумели выяснить, как оно работает, и с тех пор наши самолеты и военные корабли получили великолепную радиопеленгаторную службу, которой они удачно пользовались вместе с противником. Фактически наша авиация береговой обороны была в состоянии использовать ее в гораздо большей степени, чем сами немцы, и она оказалась настолько эффективной, что мы построили несколько аналогичных маяков в Австралии и на Тихом океане.

Забегая вперед, скажу, что наше воздушное наступление в 1943 году началось хорошо, и точность налетов с применением «Оубоу» значительно тревожила немцев. Наша бомбардировочная авиация, направляемая «Оубоу», причиняла большой ущерб Руру.

Однако нам все еще приходилось иметь дело с неприятельскими ночными истребителями, на которые падало около трех четвертых наших потерь в бомбардировщиках. Каждый германский истребитель был прикреплен к ограниченному району воздушного пространства и контролировался отдельной наземной станцией. Эти наземные станции первоначально образовали шедшую через Европу линию, называемую линией Каммгубера, по имени германского генерала, который ее построил. По мере того как мы пытались прорвать ее или обойти с флангов, враг расширял и углублял ее. Почти 750 таких станций оплели Европу наподобие плюща, начиная от Берлина, на запад — до Остенде, на север — до Скагеррака и на юг — до Марселя. Мы обнаружили все эти станции, за исключением шести, но станций было слишком много для того, чтобы уничтожить их при помощи бомбардировок. Если бы им позволили продолжать работу, нашим бомбардировщикам пришлось бы пролагать себе путь через растянувшиеся на многие сотни миль — от Северного моря до самой цели — «квадраты» ночных истребителей. Хотя потери в каждом «квадрате» редко бывали высокими, они со временем могли парализовать наше бомбардировочное наступление. Срочно требовался дешевый и массовый метод заглушения всей этой системы.

Еще в 1937 году профессор Линдеман подал мне мысль обратиться к исследовательскому комитету по вопросам противовоздушной обороны с весьма простым предложением. Оно заключалось в разбрасывании с воздуха полосок станиоля или другого проводника, нарезанного полосками определенной длины, с таким расчетом, чтобы симулировать бомбардировщик на экранах неприятельского радара. Если наши самолеты сбросят целую тучу таких полосок, неприятельские истребители не будут в состоянии определить, где наши бомбардировщики, а где полоски станиоля. В дальнейшем эти последние получили название «Уиндоу».

22 июня 1943 года я созвал штабное совещание руководителей бомбардировочной и истребительной авиации, чтобы принять решение об использовании «Уиндоу» в бомбардировочных операциях. Первое испытание «Уиндоу» было осуществлено во время налета на Гамбург 24 июля 1943 года. Его результаты превзошли все ожидания. Перехваченные нами по радио ожесточенные споры между радистами германской наземной системы управления и пилотами истребительной авиации свидетельствовали о возникшей при этом путанице. В течение нескольких месяцев потери наших бомбардировщиков сократились почти наполовину, и до самого конца войны, хотя число германских истребителей возросло в четыре раза, наши потери бомбардировщиков никогда не достигали такого уровня, как до применения нами «Уиндоу». Преимущество, полученное нами благодаря использованию этого метода, сохранялось при помощи ряда других новых контрмер в области радио и тактики.

Глава семнадцатая

Мальта и Пустыня

В течение февраля нам стало ясно, что генерал Окинлек собирается сделать еще одну четырехмесячную паузу, чтобы организовать вторую, разработанную во всех деталях битву с Роммелем. Ни начальники штабов, ни я, ни мои коллеги не были убеждены в необходимости еще одного из этих дорогостоящих антрактов.

Все мы считали, безусловно, прискорбным, что английская и имперская армии, уже насчитывавшие свыше 630 тысяч человек (по спискам состоявших на довольствии), постоянно получая подкрепления, так долго бездействуют, требуя затраты огромных средств, в то время как русские отчаянно и доблестно сражаются на всем своем огромном фронте. Кроме того, мы полагали, что силы Роммеля могут расти быстрее, чем наши. Эти соображения подкреплялись фактом возобновления германских воздушных налетов на Мальту, что расстраивало наши мероприятия, целью которых было помешать прибытию германских и итальянских конвоев в Триполи. Наконец, самой Мальте угрожал голод, если бы не удалось поддерживать постоянный ежемесячный поток поставок. Началась критическая борьба за Мальту, борьба, интенсивность которой нарастала в течение всей весны и лета.

Однако генерала Окинлека не удалось убедить. В этой главе будет показано, какое давление мы на него оказывали. Кульминационным моментом этого все возрастающего давления стал положительный и официальный приказ атаковать врага и дать генеральное сражение, чтобы только не допустить падения Мальты. Главнокомандующий подчинился этому приказу и стал готовиться к генеральному наступлению в июне, в период накануне новолуния, когда мы собирались провести важнейший конвой в эту островную крепость. Однако медлительность главнокомандующего привела к утрате им инициативы, и первым нанес удар Роммель.

Тем временем генерал Окинлек в документе в 1500 слов перечислил причины, почему его не нужно торопить и почему нужно дать ему возможность обеспечить в данном случае победу в момент, который он выберет сам.

27 февраля он сообщил, что удерживает сильную оборонительную позицию в районе Айн-эль-Газала, Тобрук, Бир-Хакейм и что неприятельская атака на эту позицию должна быть отражена с потерями (для противника). Подлинная ценность этой позиции заключалась в том, что она обеспечивала безопасность Тобруку и поэтому представляла превосходную базу для будущих наступательных операций, и он намеревался прочно удерживать ее. Он подсчитал свои ресурсы и вероятные темпы их увеличения, сравнил их с предполагаемыми возможностями противника и указал, что он полностью понимает критическое положение со снабжением Мальты и необходимость возвращения посадочных площадок в Киренаике, расположенных впереди тех, которыми он уже располагает. Тем не менее он считал очевидным, что достаточное численное превосходство будет у него не раньше 1 июня и что начать крупное наступление раньше этого срока значило бы идти на риск быть разбитым по частям и, возможно, поставить под угрозу безопасность Египта.

Взаимосвязь между Мальтой и операциями в Пустыне никогда не была так очевидна, как в 1942 году, и героическая оборона острова в течение этого года была краеугольным камнем затяжной борьбы за сохранение наших позиций в Египте и на Среднем Востоке В ожесточенных боях на суше в Западной пустыне результат каждой фазы буквально висел на волоске и зачастую зависел от скорости, с какой снабжение могло дойти морем до бойцов. Для нас это означало двух-трехмесячное путешествие вокруг мыса Доброй Надежды со всеми связанными с этим опасностями со стороны немецких подводных лодок, а также использование огромных количеств первоклассных судов. Для противника же это означало лишь двух-трехдневный переход через Средиземное море из Италии с использованием умеренного количества небольших судов. Но на пути к Триполи лежала островная крепость Мальта. В предыдущем томе мы видели, что этот остров был превращен в настоящее осиное гнездо, а в последние дни 1941 года немцы были вынуждены предпринять величайшие и частично успешные усилия с целью ограничить его действия.