Его выбор (СИ), стр. 25

Когда он немного поел, ему разрешили навестить Лиина. И даже с ним остаться.

Ночь тихо подбегала к рассвету, а поспать так и не удалось. Эдлай открыл дверь и глазам своим не поверил: Лиин спал на кровати, рядом с ним стоял на коленях и уронил на одеяло светловолосую голову несносный воспитанник. Укрыв мальчишку одеялом — еще не хватало, чтобы щенок простудился — он бесшумно вышел из спальни Армана и вздрогнул — Сеен, кажется, тоже не спал этой ночью.

— Ты совершил ошибку, позволив магу жить, — начал зять, и глаза его опасно заблестели гневом в полумраке завешенного тяжелыми гобеленами коридора.

— Я дал слово, — возразил Эдлай, вовсе не горя желанием ввязываться в бесполезные споры.

— Я знаю. Но ты ведь понимаешь, что Кодекс составляли не во имя каприза, а во имя необходимости. Твой рожанин крайне одарен. Он должен был стать харибом одного из самых сильных высших магов Кассии, а станет изгоем. Ты хоть понимаешь, как сложно ему будет жить? Понимаешь, как легко он может однажды сорваться? И знаешь ведь, что чем сильнее маг, тем сложнее его будет потом остановить?

— Мы можем лишить его силы...

— А ты думаешь, жрецы просто так убивают магов-рожан, а не лишают их силы? — вскричал Сеен. — Потому что не существует в этом мире заклятия, которое сделает мага человеком без дара. Дар можно лишь загнать в уголки души, но никто не знает, когда он вырвется и с какой силой... временами после блокирующих заклятий даже самые слабые маги сметали с лица земли целые деревни. Хорошо еще, что Лиин не высший, хотя и мало не дотягивает. Понимаешь, насколько это опасно? Одумайся, ради богов!

— Я отправлю мальчика в магическую школу, — ответил Эдлай. — А дальше он будет справляться сам. Это мое последнее слово, прости.

Сеен сузил глаза и, посмотрев гневно на зятя, развернулся и направился прочь.

Эдлай и сам понимал, что поступает безрассудно. Но откуда взялся так вовремя мальчишка, что с ним станет, Эдлая заботило мало. Сейчас главное — поднять на ноги Армана. И дайте боги, чтобы Лиин сумел дожить до этого времени. Потом Арману станет безразлична судьба Лиина, уж Эдлай об этом позаботится.

Маг. 4. Рэми. Замок

Тот, кто держит цепь,

почти не свободнее того, кто ее носит.

Пьер Буаст

Замок казался сказочным. Сквозь окна яростно врывался солнечный свет, обмазывая все вокруг янтарной краской. Подобно мелким сонным мухам плавали в воздухе пылинки, мирно спала мебель под посеревшими от времени чехлами. Помутневшие зеркала отражали тонкие колонны, похожие на увитые плющом березки, и казавшиеся грозными растения с изрезанными узкими листьями. Сладко чадили дымом светильники у стоп статуи Радона, и чудилось Рэми, что слегка влажный взгляд верховного божества устремлен на него и смотрит как-то странно… сурово. Будто Рэми что-то натворил и очень скоро за это поплатится.

Заныло золото татуировок на запястьях, перехватило дыхание, а мир, миг назад яркий и насыщенный красками, потускнел, подернувшись густой сероватой дымкой. Тревожно стало. Душно.

— Иди за мной! — одернул Рэми управляющий. — Раз живешь в замке, то должен работать наравне с остальными.

Рэми поклонился статуе Радона и бросился к широким крытым красной ковровой дорожкой ступеням. Управляющего, высохшего и столь же пропитанного пылью, как и замок, Рэми, откровенно говоря, побаивался. Он еще ярко помнил их первую встречу и хлесткий холод слов:

— Худющий, слабый, болезненный… одни хлопоты от тебя, Брэн. Приводишь заморыша в замок, сажаешь на шею и воображаешь, что архан его будет кормить?

Услышав это, Рэми очень огорчился. Чего он не терпел больше всего на свете, так это быть лишним. Вот и в деревне он был лишним. Лию все любили, мать — боялись, а на Рэми взрослые косились, мальчишки — откровенно ненавидели.

Рэми знал почему и вовсе не жалел. Не так давно пригожим морозным днем он наполнял ведро чистым пушистым снегом, когда в ноги ему метнулся растрепанный серый комочек, вжался в колени и просительно заскулил.

Собака была старой и беззубой. Один глаз ее закрывало бельмо, поседевшая шерсть слиплась от крови. Из-за забора вылетел мальчишка — самый сильный и крепкий в деревне — глянул на Рэми и крикнул, чтобы тот отошел подальше и не мешал закидывать собаку снежками.

Рэми не отошел. Не смог. Встал между псом и мальчишками, потянулся за лежавшей рядом палкой, приготовившись получить так, как не получал никогда прежде.

Он видел в глазах злость, знал уже, что не важна та собака… они нашли себе жертву поинтереснее. И, наверное, Рэми не отделался бы так легко, если бы во двор не заглянул старейшина. Мальчишки убежали, а собака осталась лежать на снегу... и больше так и не встала. А Рэми был с ней до последнего.

Домой он вернулся поздно. Той ночью долго мучили кошмары. Тускнеющие глаза умирающего пса… не поддающаяся под палкой мерзлая земля. Быстро коченеющее собачье тело…

— Он не обременит, Власий, — прорвался через горечь воспоминаний голос Брэна. — Жить мальчик будет в моей комнате, ест он не так и много, а работать силенок у него хватит, не смотри, что с виду хрупкий.

— Так и корми его сам.

— Боюсь мальчик усердный, но совсем не умеет быть нахлебником.

Брэн ласковым движением взъерошил волосы Рэми, и серые глаза мужчины потеплели, как солнце в ожидании весны. Рэми ответил улыбкой на улыбку, ему так нравилось, когда Брэн называл его волчонком. Брэн был сильным. И мудрым. А еще страшно терпеливым и серьезным — отвечал на все вопросы, даже на самые глупые.

— Может, все же пристроишь его по дому? — спросил Брэн.

— Может, и пристрою, — чуть смягчился управляющий. — Сегодня получил письмо архана, работы в ближайшее время всем хватит. Вот заодно и посмотрим, стоит ли кормить твоего заморыша. Только учти. Опасно это, самому мне не нравится. Жаль все же, что для таких игр выбрали наш замок.

— Я не боюсь! — выпалил Рэми.

Брэн и управляющий ничего не ответили. Только когда Власий поманил Рэми за собой, мальчику показалось, что Брэн смотрит на него как-то иначе. Будто уже и сам не хочет отпускать.

— Волчонок, — пробурчал под нос управляющий. — Щенок ты, а не волчонок. Потерявшийся и глупый…

Позднее Рэми целый день вместе со служанками драил полы, выбивал ковры, лазил по стенам, чтобы смахнуть пыль с лепнин капителей и дверных порталов. Замок постепенно преображался, начинал сверкать чистотой, а Рэми уставал все больше. Плечи болели, в горле пересохло, слезились глаза, навязчиво чесалось в носу от пыли. Рэми очень старался не отставать от служанок и нанятых управляющим деревенских, но все равно почему-то делал все медленнее и хуже.

То и дело проходил мимо управляющий, тыкал узловатым пальцем в едва видимые пятнышки и презрительно улыбался. Щеки тогда начинали гореть, к горлу поднималась горечь стыда, а Рэми возвращался и начинал чистить сначала. Он не будет бесполезным. Не будет лишним!

Поздним вечером он едва живой доползал до каморки Брэна и, не раздеваясь, падал на кровать. Брэн приходил чуть позднее. Заботливо укутывал Рэми колючим шерстяным одеялом, скармливал небольшой жаровне немного дров, и через опущенные ресницы Рэми наблюдал, как его друг до поздней ночи задумчиво сидел на ложе, поглаживая спину трехцветной кошки.

Утро приходило внезапно, не принося облегчения. Брэн поднимал уставшего, не успевшего выспаться Рэми, совал ему в руки чашу с наваристым теплым супом и кусок хлеба. Рэми ел, не чувствуя вкуса, всеми силами пытаясь отогнать сонную одурь. Суп, кажется, был хорошим, сытным. С крупой и редко, а все же попадающимися кусочками мяса. И приносившая суп рыжая служанка, Мия, была ласковая и милая. Улыбалась широко, скорее Брэну улыбалась, говорила медленно, тихо, часто краснея и странно растягивая слова.

В замке, работая бок о бок с Рэми, она была смелей и разговорчивей. Рэми нравилось слушать ее быстрое, временами непонятное щебетание. Она сама нравилась и смущала одновременно: подобные ей были слишком внимательными. Перед такими не скроешь постыдную слабость, а мать учила Рэми быть сильным.