Харизма, стр. 16
— Ну, что там? — грубо раздалось из-за двери.
— Фейчас, фейчас, — сказал я. — Минуточку.
Я сосредоточился на руке и представил, что пальцы и когти уменьшаются. Рука послушалась. Даже слишком — пальцы стали короткими, а ногти исчезли вообще. Пришлось сосредоточиться снова и вырастить их до нормальных размеров. Ключ сразу вошел в замочную скважину, и дверь открылась.
В коридоре стояли трое милиционеров. Двое — из тех, что арестовали нас, с дубинками наготове. И один дежурный с первого этажа, с пистолетом.
— Здрафтвуйте, — сказал я.
— Ой-гу-гу-у-у… — протянул дежурный. Он быстро, по-военному развернулся, щелкнув каблуками, и с гулким топотом бросился прочь, к лестнице.
— О-я! — сдавленно икнул другой и бросился следом. Если бы его дубинка не была привязана к руке шнурком, он бы ее выронил. Третий милиционер прислонился к стене, закатил глаза и мешком сполз на пол.
Я не знал, что мне делать, поэтому вернулся в кабинет. В кабинете толстячок, открыв сейф, доставал бутылку водки, стакан и маленький пузырек.
— Нет, погоди, — сказал он мне. — Постой там пока… Он долго брякал пузырьком о край стакана. В воздухе стремительно распространялся едкий запах корвалола. Наконец он отставил пузырек, наполнил стакан водкой и выпил. После этого деловито спрятал все в сейф.
— Изфините… — начал я.
— Погоди… — Следователь наморщился и помахал рукой. — Погоди пока. Сядь! Сядь, посиди!
Я сел на табуретку и начал руками ощупывать свою новую морду. Морда была противная — колючая, теплая, с торчащими влажными клыками. Из-за них рот до конца не закрывался, поэтому на пол время от времени капала слюна.
— Уф-ф-ф… — сказал наконец следователь. — Отпустило.
— Мофет, фодички принефти? — спросил я на всякий случай.
— Ни-ни, — сказал следователь. — Уже все нормально. Нервы у меня крепкие, в армии еще не то видел.
— Фто делать-то будем? — спросил я.
— Первым делом давай обратно. Очень смотреть на тебя мерзко.
Я прислушался к своему организму.
— Обратно не проблема, — сказал я. — А палец?
— Бери свой палец и уе…вай, — сказал следователь.
— А друзья мои?
— Бери друзей и уе…вай, — кивнул следователь. — Я не знаю, белая горячка у меня или действительно такие поганцы существуют, но хочу, чтоб тебя не было на моем участке. Я пятнадцать лет проработал следователем, ну на хрена мне это нужно, сам подумай?
— Не нуфно, — согласился я.
— Меня ж в психушку упекут, расскажи я кому-нибудь…
— Упекут, — согласился я.
— Так что давай того, обратно.
Я сосредоточился, скосил глаза и начал уменьшать морду. Это получилось не сразу, но наконец морда встала на место. Тогда я сосредоточился на второй руке и тоже привел ее в нормальный вид.
— У вас зеркальца нет? — спросил я, оглядываясь.
— Нет у нас зеркальца, — ответил следователь угрюмо. — Левый подбородок подтяни немного. Слева, слева. Во! Вот так вот. Еще немного. Стоп. Обратно чуть-чуть. Ну, вроде все. Слава богу!
Он перекрестился, открыл сейф и снова достал бутылку и стакан.
— Тебе не предлагаю, — сказал он, наливая себе полстакана.
— Не люблю водку, — сказал я. — У вас тут такое южное вино вкусное…
— Спаси господи! — Он выпил, закашлялся и зажал рот рукавом кителя. — Бр-р-р…
Оглядел стол, убрал лупу, брезгливо взял палец и завернул его в лист протокола.
— На, прячь! — Он сунул мне сверток. — Пойдем отсюда быстрее. Не подходи ко мне близко!!!
Он пошел к двери, по дороге остановился и поглядел на стену, выщербленную пулями. Вздохнул, покачал головой и поцокал языком. Затем распахнул дверь и махнул мне рукой, мол, выметайся.
В коридоре уже никого не было. Мы прошли на первый этаж и открыли камеру с нашими. Дошли до стойки дежурного. За ней никого не было. Следователь открыл дверь на улицу. В лицо дохнуло горячим ветром, теплой маслянистой темнотой южной ночи. По-хамски громко орали цикады.
— Дуйте, ребята, отсюда. — Следователь махнул рукой. — Дорогу знаете?
— Мы у моря живем, — сказал я. — Это вниз.
— Ну и надолго вы у нас? — угрюмо спросил следователь.
— Еще два дня. В пятницу уезжаем.
— Дай бог, Господи, — пробормотал следователь. — Счастливо вам отдохнуть, счастливо уехать.
— Счастливо оставаться! — сказал я.
Аленка подошла и взяла меня за руку. Я обнял ее. Толстячок с неожиданным любопытством посмотрел на нее, затем на меня и спросил:
— Слушай, а ты вот так вот все, что хочешь, удлинять можешь?
— Не знаю, — сказал я. — Первый день в таком амплуа.
— Ясно. Валите отсюда.
Он махнул рукой и быстро ушел внутрь отделения. Глухо хлопнула дверь, и сразу послышался звон ключей — следователь заперся изнутри. Баранов посмотрел на меня.
— Мы слышали наверху выстрелы, — сказал он.
— Штукатурка сыпалась, — сказала Ольга.
— С тобой все в порядке? — спросила Аленка.
— Все нормально, — сказал я. — Все уладили.
— А палец? — спросил Шуршик.
— Ай, палец. — Я поморщился, вынул из кармана сверток, размахнулся и кинул его в кусты. Друзья молча смотрели на меня.
— Глупая история, — сказал я. — Сам не понимаю. Можно я не буду объяснять?
И мы пошли вниз, к морю. Ярко светила луна. Мы сняли сандалии и шагали босиком по теплому, нагретому за день асфальту. По обочинам дороги в кустах нервно скрежетали цикады, как дисковод, крутящий старую, разболтанную дискету. Я шел и старался не думать о том, что со мной произошло. Я старался думать о том, что уже через два дня поезд понесет нас обратно в Москву и там начнется бурная городская жизнь. Думал о том, что пора бросать должность лаборанта и с головой уходить в новую работу. Все равно я уже все наладил, а никакого карьерного роста там не предвидится. А еще я думал об Аленке — надолго ли теперь хватит наших отношений?
Часть 3
ОСЕНЬ
ОБОРОТЕНЬ
(из дневника Лексы)
Мама сидела в своей комнате и внимательно смотрела телесериал. Остановившись в дверях, я постучал по дверному косяку. Мама не услышала. Я постучал сильнее.
— Леша, ты? — спросила мама, не поворачивая головы.
— Мам, я хочу с тобой серьезно поговорить.
— М-м-м?… — сказала мама.
— Важный разговор. Я давно хотел с тобой поговорить. Больше мне поговорить об этом не с кем.
— М-м-м… — сказала мама, внимательно глядя на экран. — Сейчас…
Я вошел в комнату и сел рядом на стул.
— Мама! — сказал я, перекрикивая голоса переводчиков. — Даже не знаю, с чего начать! Со мной происходит что-то не то! Это началось полгода…
— Ты поел? — перебила мама. — Там котлеты в холодильнике куриные. И гречка.
— Мама! Я, наверно, оборотень! — выпалил я наконец.
— М-м-м… — сказала мама. — Еще минут пятнадцать, я досмотрю?
Я глубоко вздохнул, встал и вышел из комнаты. Позвонил Никите — у него было занято. Вылез в инет и набрал в поисковике “оборотень”. Как всегда в инете — тонны информации, тысячи ссылок, а ничего по существу.
В коридоре прошуршали тапки — мама пошла в направлении кухни. Я встал из-за компа и пошел за ней.
— Мам! Я хочу с тобой поговорить!
Мамы на кухне не было.
— Леша, я в туалете! — сказала мама. — Там реклама пять минут.
Я вздохнул и вернулся в свою комнату. Сел на диван и начал смотреть на свою ладонь. После летних приключений метаморфозы удавались мне совершенно без напряжения. Вот и сейчас я мысленно дал команды пальцам удлиниться — рука дернулась, и пальцы поползли вперед. Ногти удлинились и стали бурого цвета. Стоп! — сказал я мысленно и начал разглядывать руку. Ничего особенного, рука как рука. Я взял маленькое зеркальце и начал представлять себе здоровенные ослиные уши. Уши начали расти, но пришлось их сразу остановить — очень было щекотно. Я подождал немного и начал снова. Медленно, в три захода, мне удалось вырастить вполне длинные уши. Я хотел сделать их серыми, но они оставались бледно-розовыми. Тогда я попробовал отрастить на них шерсть. Это получилось, но шерсть выросла очень редкой. Я смотрел на себя в круглое зеркальце. Уши задумчиво покачивались над головой. Они были тонкими и выглядели беззащитно. Стоило отвлечься, и левое норовило свернуться вдоль своей оси. Приходилось все время сосредоточивать на нем внимание. Вырастить на ушах мышцы, чтобы шевелить ими, мне не удалось. Уши покачивались в воздухе и начинали постепенно замерзать. Это было неприятно. Я закрыл их руками и прижал к голове. Уши сложились на макушке крест-накрест.