История Лизи, стр. 92

– И ты в порядке. – Ей нужно услышать, чтобы он сказал это ещё раз. Нужно.

– Да. Как говорится, готов к труду и обороне.

– А… он? – Уточнять необходимости нет. Скотт знает, о чём она спрашивает.

– Он давно знает и мой запах, и образ моих мыслей. После стольких лет мы, можно сказать, закадычные друзья. Он мог бы забрать меня, если б захотел, но для этого надо приложить усилие, а этот мальчик довольно ленив. И потом… что-то приглядывает за мной. Что-то со светлой стороны. Есть и светлая сторона, знаешь ли. Ты должна знать, потому что сама – её часть.

– Однажды ты сказал, что мог бы позвать его, если бы захотел. – Эти слова она произносит очень тихо.

– Да.

– И иногда ты хочешь. Да?

Он этого не отрицает, а снаружи воет холодный ветер. Но под одеялом, рядом с кухонной печью, тепло. С ним тепло.

– Оставайся со мной, Скотт, – говорит она.

– Я останусь, – отвечает он. – Останусь, пока…

16

– Останусь, пока смогу, – повторила Лизи его слова.

И тут же поняла, что вернулась и в спальню, и на кровать. Поняла, что постель придётся менять, потому что вернулась вся мокрая, да ещё со ступнями, покрытыми песком другого мира. Поняла, что дрожит всем телом, пусть в комнате и тепло. Поняла, что лишилась лопаты с серебряным штыком: оставила её в другом мире. И, наконец, поняла, что в самый последний момент она скорее всего остановила взгляд на своём муже и практически наверняка больше его не увидит; её муж стал одной из запелёнутых фигур, непохороненным трупом.

Лёжа на мокрой постели в пропитанных водой шортах, Лизи разрыдалась. Ей предстояло много чего сделать, и она уже ясно представляла себе, что именно и в какой последовательности (возможно, это и было частью приза, который она получила в конце последней охоты на була), но сначала она хотела окончательно оплакать мужа. Она приложила руку к глазам и, рыдая, пролежала так следующие пять минут, пока глаза не опухли до такой степени, что чуть не закрылись. Да и горло разболелось. Лизи никогда бы не подумала, что будет так сильно хотеть Скотта, что ей так будет его недоставать. Это был шок. И при этом, пусть левая грудь ещё чуть болела, Лизи никогда не чувствовала себя так хорошо, никогда так не радовалась жизни, не ощущала в себе силу раздать всем сёстрам по серьгам. Как говорится.

Глава 12. ЛИЗИ В «ГРИНЛАУНЕ». («Холлихокс»)

1

Она смотрела на часы на прикроватном столике, стаскивая с себя мокрые шорты и улыбаясь. Улыбку вызвало не расположение стрелок, показывающих, что до этого июньского полудня осталось каких-то десять минут, но вдруг пришедшая в голову фраза Скруджа из «Рождественской песни»: «Духи сделали всё это за одну ночь». И вот какая мысль пришла Лизи в голову по этому поводу: что-то сумело добиться очень многого в её собственной жизни за очень короткий период времени, главным образом за несколько последних часов.

«Но нужно помнить, что я жила в прошлом, а оно занимает на удивление много времени в жизни человека», – подумала она… и после короткой паузы расхохоталась. Смех этот мог бы показаться безумным тому, кто услышал бы его из коридора.

«Всё нормально, продолжай смеяться, любимая, здесь никого нет, кроме нас, цикад», – думала она, направляясь в ванну. Расхохоталась вновь, резко оборвала смех, подумав, что Дули может быть где-то рядом. Скажем, спрятаться в подвале или в одном из многочисленных чуланов этого большого дома. Может потеть в это жаркое утро на чердаке, аккурат над её головой. Она практически ничего о нём не знала, кто бы спорил, но нисколько бы не удивилась, если б Дули действительно спрятался в доме. Он уже показал себя смелым сукиным сыном.

«Сейчас незачем о нём волноваться. Волнуйся о Дарле и Канти».

Дельная мысль. Лизи могла приехать в «Гринлаун» раньше старших сестёр. Это, конечно, не скачки, но она не могла позволить себе тянуть резину. «Нельзя сбавлять темп», – подумала она.

Но она не смогла отказать себе в удовольствии постоять перед зеркалом в полный рост, на задней стороне двери в ванную, постоять, уперев руки в бока, критически, но без предубеждения оглядывая стройное, ничем не примечательное тело женщины средних лет… и лицо, которое Скотт как-то сравнил с лисьей мордочкой. Лицо чуть припухло, но не более того. Выглядела она так, будто очень уж долго спала (возможно, после того как выпила один, а то и три лишних стаканчика), и губы чуть выворачивались, отчего становились более сексуальными, ей это не нравилось, но притом и забавляло. Лизи замялась, не зная, что можно с этим поделать, потом нашла тюбик губной помады «ревлон» цвета «тепличный розовый», накрасила губы, кивнула, хотя и с лёгким сомнением. Если люди будут смотреть на её губы (а она полагала, что будут), лучше дать им на что смотреть, чем пытаться скрыть то, чего не скроешь.

Грудь, которую с таким дьявольским упоением «прооперировал» Дули, теперь украшал отвратительный розовый шрам, который дугой тянулся чуть ли не от подмышки к верхней части грудной клетки. Выглядел шрам так, словно рана появилась две или три недели назад и всё это время заживала без всяких осложнений. Две не столь глубокие ранки превратились в красные полоски, которые могли оставить на коже спицы слишком тесного бюстгальтера. Или, если у человека было богатое воображение, верёвки. Разница между этими отметинами и тем, что она увидела, когда очнулась, потрясала.

– У Лэндонов всё заживает быстро, сукин ты сын, – сказала Лизи и встала под душ.

2

Времени ей хватало лишь на то, чтобы ополоснуться, а поскольку левая грудь всё ещё ныла, Лизи решила обойтись без бюстгальтера. Надела брюки, свободную футболку, а сверху – жилетку, чтобы никто не таращился на её соски при условии, что кому-то охота таращиться на соски пятидесятилетней женщины. Согласно Скотту, такие желающие находились. Помнится, он сказал ей в более счастливое время, что мужчины нормальной сексуальной ориентации таращатся на грудь любой женщины в возрасте от четырнадцати до восьмидесяти четырёх лет. Он утверждал, что между глазами и членом существует прямая связь, и мозг не имеет к ней никакого отношения.

Наступил полдень. Лизи спустилась вниз, заглянула в гостиную и увидела оставшуюся пачку сигарет на кофейном столике. Но теперь тяга к курению полностью исчезла. Поэтому к сигаретам она не притронулась, зато взяла из кладовой (заходила туда, готовясь столкнуться нос к носу с прячущимся там Дули) новую банку орехового масла «Скиппи», а из холодильника достала клубничный джем. Сделала себе сандвич (белый хлеб с ореховым маслом и джемом), отправила в рот два больших куска, после чего позвонила профессору Вудбоди. Угрожающее письмо «Зака Маккула» отправилось в управление шерифа округа Касл, но Лизи всегда хорошо запоминала цифры, а с этим номером вообще проблем не было: код Питтсбурга с одного конца, восемьдесят один и восемьдесят восемь с другого. Она с удовольствием поговорила бы и с королевой инкунков, если бы король отсутствовал. А вот автоответчик её бы не устроил. Нет, сообщение она бы оставила, но не получила бы гарантий, что его успеют вовремя прослушать и оно принесёт требуемый результат.

Но волноваться на сей счёт ей не пришлось. Трубку снял сам Вудбоди, и в голосе его не было ничего королевского. Зато явно чувствовались тревога и осторожность.

– Да? Алло?

– Привет, профессор. Это Лиза Лэндон.

– Я не хочу говорить с вами. Я консультировался со своим адвокатом, и он заверил меня, что я не должен…

– Остыньте. – Она с вожделением смотрела на недоеденный сандвич, но не могла говорить с полным ртом. Поэтому оставалось только одно: закончить разговор как можно скорее. – Я больше не собираюсь создавать вам проблем. Ни с копами, ни с адвокатами. Если только вы окажете мне одну услугу.

– Какую услугу? – Теперь в голос Вудбоди вкралась подозрительность. Лизи этому не удивилась, по-другому и быть не могло.