История Лизи, стр. 68

– Эй, Лизи, – говорит он, – почему ты не спишь?

– Я могу задать тебе тот же самый вопрос, – отвечает она Оглядывается в поисках спиртного (банки пива, ополовиненной бутылки виски «Джим Бим») и не находит. Это хороший знак. – Уже поздно, или ты этого не знаешь? Поздно.

Долгая пауза, в течение которой он о чём-то напряжённо думает. Наконец говорит: «Меня разбудил ветер. Молотил ставней по стене дома, и я не смог заснуть».

Она уже собирается что-то сказать, но не произносит ни слова. Когда люди женаты долгое время (она полагает, величина срока, именуемого «долгое время», у каждой семейной пары своя; у них это порядка пятнадцати лет), между ними возникает телепатическая связь. И в этот самый момент телепатическая связь сообщает ей, что он ещё не закончил, хочет сказать что-то ещё. Вот она и молчит, ждёт, чтобы услышать, права ли она. Поначалу кажется, что да. Он открывает рот. И тут на дом обрушивается порыв ветра, и она слышит доносящееся из-за стен дребезжание, словно стук металлических зубов. Скотт поворачивается на этот звук… чуть улыбается… улыбка не из приятных… улыбка человека, который знает некий секрет… и закрывает рот. Вместо того чтобы сказать то, что собирался, вновь переводит взгляд на экран, где Джефф Бриджес [89] (очень молодой Джефф Бриджес) и его лучший друг едут в Мексику. Когда они вернутся, Сэм Лев будет мёртв.

– Как думаешь, ещё сможешь уснуть? – спрашивает она его, а когда он не отвечает, вновь начинает бояться. – Скотт! – Голос звучит несколько резче, чем ей хотелось, и когда его глаза возвращаются к ней (неохотно, уверяет себя Лизи, хотя фильм этот он видел добрых два десятка раз), она повторяет вопрос уже более спокойно: – Как думаешь, ты ещё сможешь уснуть?

– Возможно, – допускает он, и она видит в его глазах нечто ужасное и печальное: он боится. – Если ты будешь спать со мной голой.

– В такую холодную ночь? Ты шутишь? Давай-ка выключай телевизор и возвращайся в постель.

Он возвращается, и она лежит, слушая завывания ветра и наслаждаясь теплом, идущим от мужского тела.

Она начинает видеть бабочек. Такое происходит с ней практически всегда, когда она засыпает. Она видит больших красно-чёрных бабочек, раскрывающих крылья в темноте. Ей приходит в голову мысль, что она увидит их и когда придёт время умирать. Мысль эта пугает, но не так чтобы очень.

– Лизи? – Голос Скотта, издалека. Он тоже засыпает. Она это чувствует.

– М-м-м-м?

– Ему не нравится, что я говорю.

– Кому не нравится?

– Я не знаю, – говорит он очень тихо, из далёкого далека. – Может, это ветер. Холодный северный ветер. Тот, что прилетает из…

Последнее слово – «Канады», вероятно, именно оно, но точно Лизи сказать не может. Уже затерялась в стране сна, и он тоже затерялся, потому что, попав туда, они никогда не бывают вместе, и она боится, что сон – также и репетиция смерти, место, где могут быть грёзы, но нет любви, нет дома, нет руки, которая сжимает твою, когда стая птиц мчится по горяще-оранжевому небу на закате дня.

3

В последующий период времени (недели две) она начинает верить, что ситуация выправляется. Позже она спросит себя, ну как могла быть такой глупой, такой намеренно слепой, как могла воспринять его попытку удержаться за этот мир (и за неё) каким-то улучшением, но, с другой стороны, если у нас нет ничего, кроме соломинок, мы хватаемся и за них.

И некоторые кажутся достаточно толстыми, чтобы хвататься за них без боязни. В первые дни 1996 года пить он перестаёт полностью, разве что пару раз позволяет себе стакан вина за обедом, и теперь он каждый день много времени проводит в кабинете. И только потом («потом, потом, суп с котом» – бубнили они, когда маленькими детьми строили первые словесные замки на берегу пруда) она осознаёт, что за эти дни к рукописи романа не добавилось ни одной страницы, он не работал, а тайком пил виски, заедал мятными пастилками и писал себе бессвязные записки. Потом она найдёт засунутый под клавиатуру «Мака», которым пользуется муж, листок бумаги (бланк письма с шапкой «СО СТОЛА СКОТТА ЛЭНДОНА»), где он нацарапал: Тракторная цепь говорит ты опаздываешь Скут старина Скут, даже теперь. И только когда этот холодный ветер, тот самый, что долетает из Йеллоунай-фа, ревёт вокруг дома, она наконец-то замечает глубокие серпообразные порезы на его ладонях. Порезы, которые он мог сделать только собственными ногтями, когда боролся, цепляясь за жизнь и здравомыслие, как борется альпинист, пытающийся удержаться на долбаном уступе под внезапно начавшимся дождём со снегом. Только потом она найдёт батарею пустых бутылок из-под виски «Джим Бим», полтора десятка, не меньше, и за это, пожалуй, она может себя похвалить, потому что Скотт постарался их запрятать.

4

Первые два дня 1996 года не по сезону тёплые. Старожилы называют такой погодный феномен январской оттепелью. Но уже утром третьего января синоптики начинают предупреждать о резкой перемене погоды: мощный холодный фронт надвигается из засыпанных снегом центральных регионов Канады. Жителям Мэна напоминают, что баки с топливом для обогрева домов должны быть залиты под завязку, водопроводные трубы – изолированы от воздействия холода, а для животных нужно подготовить «тёплое место». Температура воздуха, по прогнозам, упадёт до двадцати пяти градусов ниже нуля, [90] но температура воздуха – не самое страшное. Холодный воздух принесёт шквалистый ветер, а с учётом этого фактора температура опустится до шестидесяти, а то и до семидесяти градусов ниже нуля. [91]

Лизи так напугана, что звонит в фирму, с которой заключён контракт на обслуживание дома, потому что Скотт на предупреждение синоптиков не реагирует. Гэри заверяет её, что у Лэндонов самый тёплый и крепкий дом во всём Касл-Вью, обещает приглядеть за её ближайшими родственниками (прежде всего за Амандой, это ясно без слов) и напоминает ей, что холодная погода – непременный атрибут жизни в Мэне. Несколько холодных ночей – и мы уже на пути к весне, говорит он.

Но когда пятого января температура опускается ниже нуля и ревущие ветры набрасываются на штат Мэн, Лизи не может припомнить ничего более ужасного, даже из детства, когда для ребёнка каждая гроза представляется бурей, а обычный снегопад – бураном. В доме все термостаты поставлены на максимальную мощность, и новый камин работает постоянно, но между шестым и девятым января температура воздуха в доме не поднимается выше шестидесяти двух градусов. [92] Ветер не просто воет под карнизами, но кричит, как женщина, которой безумец дюйм за дюймом вспарывает живот, да ещё тупым ножом. Снег, оставшийся после январской оттепели, срывает с земли этими ветрами, дующими со скоростью сорок миль в час (и порывами до шестидесяти пяти, достаточно сильными, чтобы повалить с дюжину радиомачт в центральном Мэне и Нью-Хэмпшире), и несёт над полями ордой призраков. Когда снежные гранулы бьют в наружные вставные переплёты, кажется, что их бомбардируют градины.

На вторые сутки этого непомерного канадского холода Лизи просыпается в два часа ночи и видит, что Скотта опять нет в кровати. Она находит его в спальне для гостей, снова завернувшегося в жёлтый афган доброго мамика. Он вновь смотрит «Последний киносеанс». Хэнк Уильямс выводит «Ко-Лайгу», Сэм Лев мёртв. Лизи никак не может растолкать мужа, но в конце концов ей это удаётся. Она спрашивает Скотта, всё ли с ним в порядке, и тот отвечает, что да. Предлагает ей выглянуть из окна, говорит, что это прекрасно, но нужно соблюдать осторожность, не смотреть слишком долго. «Мой отец говорил, что можно обжечь глаза, такие они яркие», – советует он.

Она ахает от всей этой красоты. В небе движущиеся полотнища занавеса, и у неё на глазах они меняют цвет: зелёные становятся пурпурными, пурпурные – пунцовыми, пунцовые переходят в другой оттенок красного, который она назвать не может. Вроде бы красновато-коричневый, но не совсем. Она думает, что никто бы не смог подобрать название оттенку, который она видит. Когда Скотт тянет её от окна за ночную рубашку и говорит, что достаточно, она поражается, глянув на электронные часы, встроенные в видеомагнитофон: простояла у окна, не отрывая глаз от северного сияния, десять минут.