История Лизи, стр. 109

5

Именно тогда он спрашивает, как давно болеет Скотт и побывал ли он у врача перед тем, как его «текущее состояние обострилось». Лизи отвечает, что ничего у Скотта не обострялось. Он и не болел. Последние десять дней у него текло из носа, он кашлял и чихал, но ничего больше. Он даже не принимал оллрест, хотя думал, что и насморк, и кашель, и чихание вызваны аллергией, и она так думает. С ней ежегодно происходит нечто похожее в конце весны и в начале лета.

– Никакого глубокого кашля? – спрашивает он, когда они приближаются к лестничной площадке пятого этажа. – Никакого глубокого влажного кашля вроде утреннего кашля курильщика? Уж извините, что лифты не работают.

– Всё нормально. – Дышит она тяжело, слова даются с трудом. – Он кашлял, как я вам и сказала, скорее даже подкашливал. Раньше он курил, но уже много лет как бросил. – Она задумывается. – Пожалуй, в последние два дня кашель чуть усилился, и однажды ночью он меня даже разбудил…

– Прошлой ночью?

– Да, но он выпил глоток воды, и кашель прекратился. – Джантзен открывает дверь в ещё один тихий коридор, но Лизи останавливает доктора, коснувшись его руки. – Послушайте… это вчерашнее выступление. В своё время Скотт мог выходить на сцену с сорокаградусной температурой, и ничего. Черпал энергию в аплодисментах и доводил дело до конца. Но всё это закончилось пять, может, семь лет назад. Если бы он действительно чувствовал себя плохо, то, я уверена, позвонил бы профессору Миду, заведующему кафедрой английского языка и литературы, и отменил бы это долба… это чёртово выступление.

– Миссис Лэндон, когда мы привезли его в больницу, температура зашкалила за сорок градусов.

Теперь она может только смотреть на доктора Джантзена, на его не внушающее доверия молодое лицо. В её глазах стоит ужас, но это не означает, что она ему не верит. Приведённые доказательства вкупе с некими воспоминаниями, которые ей не удаётся похоронить навсегда, позволяют воссоздать полную картину.

Чартерным рейсом Скотт улетел из Портленда в Бостон, а оттуда самолётом «Юнайтед эйрлайнс» в Кентукки. Стюардесса самолёта «Юнайтед», которая взяла у него автограф, потом рассказала репортёру, что мистер Лэндон кашлял «почти без перерыва», и лицо у него горело. «Когда я спросила, не заболел ли он, – сообщила она в интервью, – он ответил, что это всего лишь летняя простуда, он примет пару таблеток аспирина и тут же поправится».

Фредерик Борент, аспирант кафедры английского языка и литературы, который встречал самолёт Скотта, также упоминал о кашле и сказал, что Скотт попросййгего остановиться у аптеки и купил пузырёк найкуила. [116] «Наверное, у меня грипп», – сказал он Боренту. Аспирант очень хотел услышать, как Скотт читает свой новый роман, и спросил, удастся ли тому выйти на сцену. «Я вас удивлю», – ответил Скотт.

Борент точно удивился. И получил огромное удовольствие. Как и большая часть слушателей Скотта. Согласно заметке в «Боулинг-Грин дейли ньюс», Скотт своим чтением «почти что зачаровал» аудиторию, лишь несколько раз останавливаясь, чтобы чуть откашляться, словно у него першило в горле. Но это покашливание сводилось на нет маленьким глотком воды из стакана, который стоял у него под рукой. Говоря с Лизи несколькими часами позже, Джантзен по-прежнему пребывал под впечатлением жизненной энергии, которая так и бурлила в Скотте. И вот это его изумление в сочетании со словами мужа, переданными ей заведующим кафедрой английского языка и литературы во время их телефонного разговора, проделали дыру в тщательно оберегаемом занавесе, которым Лизи отгораживалась от воспоминаний, во всяком случае, на время. После выступления, перед самым началом приёма, Скотт сказал профессору Миду следующее: «Позвоните моей жене, хорошо? Скажите, что ей, возможно, придётся прилететь сюда. Скажите, что я, похоже, съел что-то не то после захода солнца. Это у нас такая шутка».

6

Лизи делится с молодым доктором Джантзеном своим самым жутким страхом, даже не подумав, а стоит ли:

– Скотт от этого умрёт, не так ли? Джантзен медлит с ответом, но наконец-то она видит – он молод, но не мальчик.

– Я хочу, чтобы вы увидели его, – говорит он, затянув паузу. – И я хочу, чтобы он увидел вас. Он в сознании, но это ненадолго. Вы пойдёте со мной?

Джантзен идёт слишком быстро. Останавливается у сестринского поста, и медбрат, который дежурит в эту ночь, отрывается от журнала «Современная геронтология». Джантзен что-то говорит ему. Медбрат отвечает. Разговаривают они шёпотом, но на этаже очень тихо, и Лизи ясно и отчётливо слышит три слова, которые произносит медбрат. Они её ужасают.

– Он её ждёт, – говорит медбрат.

В дальнем конце коридора две закрытые двери. На них – ярко-оранжевая надпись: ИЗОЛЯТОР ОЛТОНА ПРЕЖДЕ ЧЕМ ВОЙТИ, ОБРАТИТЕСЬ К МЕДСЕСТРЕ СОБЛЮДАЙТЕ ВСЕ МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ РАДИ ВАШЕГО БЛАГА РАДИ ИХ БЛАГА МОГУТ ПОТРЕБОВАТЬСЯ МАСКА И ПЕРЧАТКИ.

Слева от дверей раковина, над которой Джантзен моет руки, а потом, по его указанию, Лизи проделывает то же самое. На тележке-каталке справа лежат марлевые маски, латексные перчатки в герметичной упаковке, эластичные жёлтые бахилы в картонной коробке с надписью «БЕЗРАЗМЕРНЫЕ», аккуратная стопка зелёных хирургических халатов.

– Изолятор, – говорит Лизи. – Господи, так вы думаете, что мой муж подхватил штамм Андромеды?

Джантзен пожимает плечами.

– Мы думаем, что у него, возможно, какая-то экзотическая пневмония, а может, птичий грипп, мы пока не можем идентифицировать его болезнь, и она…

Он не заканчивает фразу, похоже, не знает, как это сделать, и Лизи приходит ему на помощь.

– Она быстренько прибирает его к рукам. Как говорится. – Маски будет достаточно. Миссис Лэндон, если у вас нет порезов, а я их не заметил, когда…

– Думаю, о порезах можно не волноваться, и маска мне не нужна, – прерывает она его и открывает левую дверь, прежде чем он успевает возразить. – Если болезнь заразная, я её уже подцепила.

Джантзен следует за ней в изолятор Олтона, натянув одну из зелёных масок на нос и рот.

7

В изоляторе, который занимает дальнюю часть коридора пятого этажа, четыре бокса. Из всех мониторов светится только один, лишь из-за одной двери доносится пиканье больничной техники и устойчивый шум потока подаваемого кислорода. Имя на мониторе (под значениями ужасно быстрого пульса: 178 ударов в минуту и ужасно низкого давления: 79 на 44) – ЛЭНДОН-СКОТТ.

Дверь наполовину открыта. На табличке, которая крепится к ней, нарисован оранжевый язычок пламени, перечёркнутый жирным крестом. Ниже, яркими красными буквами, разъяснение: «НИКАКОГО ОТКРЫТОГО ОГНЯ, НИКАКИХ ИСКР». Лизи – не писатель, определённо не поэт, но в словах, которые она читает, сосредоточена необходимая и достаточная информация о том, как всё заканчивается. Это черта, подведённая под её семейной жизнью, та самая, какую проводят под числами, которые требуется суммировать. Ни огня, ни искры.

Скотт, который оставил её, как обычно, нагло прокричав: «Увидимся позже, Лизи-гатор», перекрывая ретророк группы «Флейминг грувис», рвущийся из динамиков CD-плейеpa их старого «форда», сейчас лежит, и его глаза смотрят на неё с бледного, как молочная вода, лица. Собственно, только они и живы, и просто раскалены. Горят, как глаза совы, застрявшей в печной трубе. Скотт лежит на боку. Аппарат искусственного вентилирования лёгких отодвинули от кровати, но она видит слизь-флегму на трубке и знает, (замолчи маленькая Лизи) что в этом зелёном дерьме есть вирусы и микробы, которые никто не сможет идентифицировать даже с помощью самого лучшего электронного микроскопа этого мира и всех баз данных, существующих под этим небом.

– Эй, Лизи…

Шёпот, можно сказать, бесшумный («Не громче дуновения ветра под дверью», – как мог бы сказать старый Дэнди), но Лизи слышит мужа и идёт к кровати. Пластмассовая кислородная маска висит на шее, газ шипит. Две пластиковые трубочки торчат из груди, где свежие разрезы выглядят как нарисованная ребёнком птичка. Трубки, которые выходят из спины, невероятно огромные в сравнении с теми, что на груди. Охваченной ужасом Лизи кажется, что размером они с радиаторные шланги. Трубки прозрачные, и она видит мутную жидкость и окровавленные кусочки тканей, которые плывут по ним к какому-то похожему на чемодан аппарату, стоящему на кровати у него за спиной. Это не Нашвилл, не пуля калибра 0,22 дюйма. И хотя её сердце не желает с этим смириться, одного взгляда достаточно, чтобы убедить разум: Скотт умрёт ещё до восхода солнца.