В омуте страстей (СИ), стр. 25
Нет, коня молодой казак бить не хотел. И за что бить за усердие вырваться вперёд. Богдан такой же, как и его конь. Всегда спешит. Быстрый. Резкий. Непокорный. Ему среди вольного казачества самое место. Там один господин - атаман. И не господин, а батька. В любимчиках Богдан у атамана ходил. Что сын Петру Буйносову. Своих сыновей у атамана войны с крымским ханом забрали. Вот чужого и приметил.
- Зачем, бить красоту такую, – не согласился молодой казак и потрепал серую гриву коня.
- Красавца нашёл! – загоготал друг. – Вот Ветер, красавец.
Да, конь друга красив. Чёрный, как смоль. Длинноногий и быстрый. Трофей с последнего набега на крымских татар. На нём говорят, сам ханский сын Бейкбулат ездил.
- Ты ж в Полоцке жил? – спросил Остап, оглянувшись на залп пушки.
- Жил давно… – подтвердил бывший полочанин. – Я у пана Азинского, Франциска Семеоныча на воспитании находился.
- Прям, у пана? – не поверил друг. - Ты простой сирота в палатах панских, да воспитанником?
Богдан опять натянул поводья. Конь приутих, сбавив шаг.
- Старый Азинский меня с похода притащил. Мне тогда лет десять было. На Окраине казачки заволновались, свободы захотели. Отец мой с ними заодно. Пана прислали силу Короны и Великого Литовского Княжества показать. Показали. Всё пожгли. Всех порубили. А меня пан пожалел. К себе забрал.
- Так тебе в первых рядах стоять. Пану припомнить надо бы, – советовал Остап.
Только молодой казак нахмурился. К старому пану у него должков не имелось. А вот, к его племяннику Гариславу Давыдычу не только должок. Хитрый кастелян Туровца забрал у Богдана самое дорогое сокровище. Янину. Дочку свою за простолюдина отдавать не захотел. Оболгал перед опекуном. Так оболгал, что ноги пришлось, как шелудивому псу уносить с Литвы. Бежать и оборачиваться. Старый пан Азинский скор на расправу, как царь московитов. Казнит, не думая.
- Что приуныл, пана вспомнил? – спросил Остап. – Поквитаешься с ним. Наши в город войдут, вдоволь кровушки сабли изопьют.
- Да, не старого пана. Он добрый ко мне был. Даже всё имущество на меня переписал, как приёмному сыну. Я племянника его хочу увидеть. Вот к нему у меня вопросы имеются, – сказал Богдан.
- Ого, так ты паном был бы! Оте-на! Это сегодня бы ты оборонял свои сундуки от нас! Ха, ха, ха, – засмеялся друг. – Я бы тебя врагом видеть не хотел. Жаль было бы убивать.
- Это ещё кто, кого убил бы! – воскликнул Богдан, пришпорив коня.
Жеребец почувствовал, как ослабли поводья, и рванулся вперёд. Конь Остапа не так резво бросился, догонять Грязь.
Возле самого устья Двину, куда в неё впадала речушка поменьше, до казаков донеслась людская речь. Притаившись в зарослях, принялись ждать. Дождались. На них вышло около сотни крестьян. Вооруженные до зубов, казаки с гиканьем окружили перепуганных людишек. Бабы, прижимая детишек, заголосили. Мужики запросили:
- Люди добрые не губите. Мы простые селяне. С города нас выгнали, чтоб хлеб панам с нами не делить. А нам, что? Идите, как говорится, лесом. Авось и живы останетесь. Пожалейте, казачки.
Объезжая кучку людей по кругу, Остап спросил у друга:
- Ну, что с ними делать? Отпустить или к нам в лагерь?
Богдан, как старший разъезда, приказал казакам:
- В лагерь их. Пусть там поспрошают у них, что, да как в городе.
Окружив, крестьян казаки погнали пленных в лагерь. Атаман обрадовался такому подарку судьбы. Крестьяне оказались сведущие в делах воеводы Полоцка. К князю Шуйскому Пётр Буйносов пришёл не с пустыми, как говорится руками. Перепуганный простой люд рассказал о схронах хлеба в лесу. И показать даже готовы, только жизни не решайте. Ещё о стенах, где толще или тоньше. А где и кладка новая, совсем хлюпенькая. Пальцем ткни провалиться. Шуйский обрадовался. Приказал найти оставшихся крестьян, пригнать в лагерь. Будут подкоп копать к стенам собственного города. Первая и самая грубая ошибка воеводы Полоцка, была на руку врагу.
Атаман отправил ловить разбежавшиеся две тысячи крестьян своего любимчика Богдана. Молодой подающий большие надежды казак с энтузиазмом взялся за дело. С пятью десятками казаков прочесал близлежащие земли к Полоцку. Нашёл всех!
Для старого атамана пришлый казачок перестал быть, перекати поле. Это раньше у Богдана ничего не было. Теперь его семья вольное казачество. И для этой семьи он думал, что готов на всё.
ГЛАВА 5
Осада длилась уже больше недели. Пушки московитов не переставали палить по городским стенам. На самих стенах польские рыцари – гусары и наёмники отбивали по несколько попыток завладеть городом. Откуда у царя так много людей? Не уж-то и вправду всю Московию привёл, раз людишек служивых не жалеет. Думали защитники Полоцка. Хуже стала, когда неприятель подкопался под стены и взорвал бочки с порохом. Часть стены выгорела, открыв врагу, считай двери в город. Этот участок пришлось защищать неистово от полчищ стрельцов и татар. Гетман Радзивилл всё никак не приходил на подмогу. Неужели, посланные к нему гонцы были перехвачены казаками.
Под неутихающий ни на минуту бой воевода собрал совет. Чуть одаль от стен города в городской ратуше. Там хоть и слышны залпы пушек, но их ядра сюда не долетают.
- Что делать будем, паны? – с поникшей головой сидел воевода Полоцка.
Он только что узнал о пленении двух его гонцов. Третьему удалось бежать от татар, но в другую сторону. Обратно, в Полоцк.
- Помощи ждать, уже нет сил. Людей жалко. Милости у московского царя просить надо, – предложил епископ Арсений.
- Тебе, как человеку божьему только о милости и думать! – воскликнул, вставая Андрес Гессе. – От дьявола милости не жди! Мы до последнего биться будем.
- А, толку биться? Я упрошу царя пожалеть полочан. Он же христианин! – не унимался полоцкий епископ.
- У магометанина больше сострадания, чем у царя Московии, – вмешался в спор Гарислав Давыдыч. – Город сдавать не будем. Пока есть шанс выстоять, надо сражаться.
Не все разделяли мнение кастеляна Туравца. Виленский воеводич Ян Глебович, встал на сторону епископа.
- Ещё несколько дней и от города камня на камне не останется. Не будем злить зверя. Показали норов и буде.
- Запасы тают, – наконец-то поднял голову воевода. – Наши схроны с хлебом нашли. Не войско царя захватит город, раньше голод придёт. Сами к нему бросимся. Хлеба просить.
Станислав Давойна корил себя за оплошность с крестьянами. Надо было друга послушать. Не отправлять людишек прямиком в лапы царю. Они не только запасы хлеба сдали, так и подкоп помогали копать.
- Нам держаться надо! – опять закричал капитан наёмников.
- Что же ты пан Андрес так за чужой город радеешь? Погибнешь, денег не заплатят, – позлорадствовал воеводич Ян Глебович.
- Я этому городу присягал. И не в золоте дело, а в чести! – гордо выпрямился пан Гессе, посмотрев на пана Глебовича.
И понеслось. Заругались. Заспорили. Чуть в волосы себе не вцепились паны, выясняя, кто прав и смел. Их крики уже стали заглушать грохот орудий. Не участвовали в брани только два старинных друга Гарислав и Станислав. Они безучастно наблюдали за вознею благородной шляхты, забывшей в одночасье о своём происхождении. Как базарные бабы вели себя. Первым не выдержал пан Давойна. Стукнув с размаху кулаком по дубовому столу, крикнул:
- А ну, молчать!
И все, оглянувшись, уставились на воеводу.
- Как псы за кость схватились и лаете! Я вас позвал, думая советы дельные услышать. Ничего не услышал. Споры только! Я сам буду решать, что с городом делать. Сдавать или оборонять! – Станислав Давойна, глубоко дыша, перевёл взгляд с панов на друга. – А, ты, что скажешь, пан Азинский? Тебя хочу послушать, прежде, чем решу.
Верный друг Гарислав встал и отошёл к окну. Задумчиво посмотрел на город. Всё в дыму и гари. Люди с ушатами бегают пожары тушат, чтобы не перекинулись на другие дома. Несколько дней и ночей полочане не спят толком. Все в обороне участвуют от мала до велика. Даже всегда, стоящие в стороне евреи с помощью бегают. Им, царь Москвы, что семь бед библейских. Не понаслышке знают о кровожадности Ивана Грозного. С московских земель целыми общинами бежали, когда сын Василия третьего на престол взошел. Ну, да ладно. Не спят, так не спят. Не страшно. А вот, есть скоро нечего будет. Это проблема. Народа много. Очень много. И бестолкового. Раньше численность имела значение. Теперь же, в таком тяжёлом положении от лишних ртов надо избавляться. За городскими оборонительными стенами одиннадцать тысяч крестьян. Одиннадцать тысяч! С округи прибежали прятаться от разгула царёва войска. А те гуляют, что по кровавой реке плавают. Земли плодородные опустошили. Деревни пожгли. Людишек вырезали. Не щадят никого. Кем-то надо жертвовать. Вот одиннадцать тысяч в жертву и принесём. Всех рубить, устанут. Кого-нибудь и помилуют.