Палач, скрипачка и дракон, стр. 9
Фабиано закрыл глаза, тяжело вздохнул, и просвирка вернулась в коробочку.
– Пусть будет так, Энрика Маззарини. Но помни: до полуночи у тебя есть время. До полуночи я нахожусь здесь, молясь за каждого жителя Вирту. Тебе достаточно будет войти и объявить о своем решении.
– Благодарю за трогательную заботу, – холодно ответила Энрика. – Но даже если я не успею – что с того? Меня схватит стража и потребует, чтобы я сделала выбор.
– Да. Если ты не оступишься – так и будет.
Энрика хотела спросить, что он имеет в виду, потому что слишком уж грязно прозвучал намек – так грязно, что о нем даже думать не хотелось. Но время Энрики закончилось.
– Лиза Руффини! – провозгласил Фабиано. – Каков твой выбор?
– Монастырь, синьор, – тихо сказала Лиза.
Ей досталась черная просвирка и улыбка Фабиано.
***
Выходя из церкви, Энрика с отвращением почувствовала, как дрожат ноги. Остановилась, пытаясь успокоиться, но коленки стали колотиться друг о друга – лучше идти. Лиза осталась в церкви получить монашеское одеяние, и некому было поддержать Энрику. Кроме одного человека, который подходил к ней, сияя добродушной улыбкой.
– Я уж думал, он там с вами окончание поста празднует, – сказал Рокко. – Ну чего? В работный дом собралась? К Диасколу такое счастье – выходи за меня замуж!
Ему пришлось подхватить Энрику, потому что она едва не рухнула.
– Эй, я понимаю, что ты рада, но прям тут на меня падать не надо! – Рокко, несмотря на браваду, все же чуть-чуть покраснел, придерживая Энрику за руки. – Я-то не против, да Фабиано разорется от зависти, еще удар хватит бедолагу. Нет, ты не подумай, – я всерьез. Ну как без тебя в этом городишке? Кто скрипировать будет?
– Чего делать? – Энрика даже трястись перестала.
– Ну, это… На скрипке играть.
Смешок вырвался против воли. «Скрипировать» – надо же… Зато полегчало. Теперь, наверное, можно и объясниться. Энрика подняла взгляд на доброе лицо Рокко и сказала:
– Сегодня я выйду замуж.
– Так, – кивнул Рокко. – Пока все правильно, но почему-то мне кажется, будто это не все.
– За Гиацинто.
Тишина. Рокко отпустил ее руки, стоял и смотрел непонимающим взглядом. Молчание длилось так долго, что Энрику пробрала дрожь – теперь от холода. Вынула шапку из кармана пальто, надела. Как Рокко-то не мерзнет? Хотя, мерзнет, конечно, вон уши какие красные… Красные, как шарфик, который вязала ночью. Вот он, в кармане. Прощальный подарок, совершенно нелепый и бессмысленный, будто перечеркивающий все, что было между ними.
– Гиацинто Моттола?
Энрика кивнула.
– Ты сейчас шутишь, да?
Мотнула головой.
– Рика, ты сбрендила? Выйти за сына Фабиано? – Рокко, казалось, поверить не мог. Энрика сжала в кармане теплый шарф, и ладонь Рокко тоже скользнула в карман, что-то стиснула.
– Так нужно, – твердо сказала Энрика. – Я не люблю его, ты не подумай…
– Вот уж чего никогда бы не подумал!
– … но это – единственный способ спасти нас от разорения.
Опять тишина. Стоят друг против друга, будто враги, готовые напасть, ударить, укусить.
– И как? – спросил Рокко. – Гиацинто подойдет к папе и попросит его сказать, что Дио начал обожать музыку? И сразу все кинутся к вам в мастерскую, в школу? Ты эту чушь с родителями обсуждала? Наверняка обсуждала… Нет, я поверить не могу! Это ведь чушь, Рика!
– А что мне еще делать? – крикнула она, будто оттолкнув Рокко голосом. Он отступил на шаг. – Так хоть какой-то шанс есть. А с тобой? Только и радости, что дурью маяться. Я до пятнадцатого колена перечислить могу своих предков, которые одной музыкой жили. И что теперь – все? Перечеркнуть, забыть, оставить?
– Рика… – Он протянул руку, но Энрика отдернулась. – Послушай… Это большая ошибка, серьезно. Я хорошо знаю Гиацинто, мы с ним, можно сказать, друзья…
– Чего? – фыркнула Энрика. – Впервые слышу!
– Потому что о некоторых вещах даже тебе слышать бы не стоило. Он не хороший человек, с какой стороны ни глянь. Если он согласился на брак с тобой – значит, что-то задумал. И, раз даже я не в курсе, значит, задумал что-то очень плохое. Подумай над тем, какую власть имеет муж над женой. Он сможет тебя бить, и никто ему слова не скажет, он… Да все, что угодно! Ты готова доверить ему свою жизнь? Не сходи с ума! Если бы я знал, что ты задумала такое…
– Что? Раньше бы подошел? – Энрика отвернулась. Там, дальше по дороге, стоят двое. Отсюда лиц не разобрать, но она знает, что это – отец и мать, ждут ее.
– Гораздо раньше!
– И все – чтобы меня, дуру, от Гиацинто спасти? Какие жертвы! Как благородно!
Глаза Рокко сделались круглыми.
– Рика, ты чего – вообще, что ли? Что плохого, если тебе пытаются помочь?
– А то, что не нужна я тебе – вот что! – крикнула она, чувствуя, что начинает плакать от собственной глупости. Слова даже в голове появиться не успевали – сразу как-то проскакивали на язык и летели в беззащитного Рокко: – Он ко мне хотя бы как к женщине относится, комплименты говорит. А от тебя только и слышишь: «дура», «сбрендила», «с ума сошла»! А чуть чего – сделал красивый жест, и я перед тобой на колени упасть должна?
– Так, все! – Рокко решительно махнул рукой, будто обрывая разговор. – Ты, дура, сбрендила окончательно, с ума сошла. Иди домой, остынь, потом поговорим. Меня где искать – знаешь.
– Да нужен ты мне!
– Не нужен – не ищи. Только одно запомни: красивых слов тебе и я могу наговорить, хоть ты от меня их и не ждешь. А в жизни важнее все-таки не слова, а поступки. Поэтому если тебя дурой зовут, да из пропасти вытаскивают – ты головой-то подумай! Может, не зря зовут? И не просто так вытаскивают?
– А я и без того – в пропасти! – кричала Энрика, спеша за уходящим Рокко. – Тебе-то что! Спрятался за своего колдуна – и горя не знаешь. Вас пальцем тронуть боятся. А моя жизнь?..
– Я тебе только что предложил жизнь ничуть не хуже, – бросил через плечо Рокко, даже не сбавив шага. – Красивых слов добавить?
– Моя жизнь – музыка!
– Ну и скрипируй себе на здоровье! Мне не помешаешь, а учителю вообще до звезды.
– Ты – бесчувственное, глупое, нелепое животное!
Рокко остановился, повернулся к Энрике.
– Чего?
– Чего слышал! Если бы ты хоть капельку меня любил, то понял бы! Я – жить хочу, творить! А ты мне что предлагаешь? Ничего.
Рокко не нашелся с ответом, и Энрика, обогнув его, двинулась к родителям. На середине пути наклонилась, зачерпнула свежего мягкого снежка и с силой протерла лицо, избавляясь от слез. Вот и прошло объяснение, да только камня с души отчего-то не свалилось. Наоборот – будто еще пару булыжников добавили.
– Как он? – спросила мама.
«Как он»! За него они беспокоятся, надо же! А она-то как? Ей сегодня в эту петлю лезть, она двух единственных друзей потеряла!
– Переживет, – буркнула Энрика и быстрым шагом пошла к дому. Больше колени не дрожали.
Глава 3
– Ну чего, женилку укоротили? – спросил Аргенто, спускаясь со второго этажа.
Колдун зевал и почесывал живот. Вообще, выглядел он затрапезно. В свободных штанах, похожих на пижамные, в тапочках и сорочке. Только ночного колпака не хватало. С кисточкой.
Рокко, кряхтя, разогнулся – он как раз закончил вычерчивать пентаграмму вокруг шкафа – и укоризненно посмотрел на Аргенто:
– Синьор учитель, ваши шутки не являются смешными.
– Была бы шутка, – зевнул колдун, критическим взглядом изучая плоды трудов Рокко. Пентаграмма удалась на славу – это Рокко сам понимал – а вот мусор он попросту распихал по сторонам и теперь волновался, не заставит ли колдун делать настоящую уборку.
Аргенто, похоже, вполне удовлетворился увиденным – трижды кивнул и перестал чесать живот.
– Приступим? – спросил Рокко, с осуждением глядя то на шкаф, то на учителя.
За окошком уже стемнело, день как-то незаметно закончился, и Энрика так и не пришла. Ну и Диаскол с ней, в самом деле. Свою голову не приставишь, как ни старайся. Да и когда эту пигалицу упертую получалось с пути свернуть? Упрется, как…