Между двух войн, стр. 77

– Наш долг служить тебе, жрица.

– Вы служите не мне, – сказала Франсуаз, – а своему народу.

Она мрачно взглянула на друидов, а те продолжали стоять, неподвижные, словно облетевшие деревья, ждущие зимы.

– Вы мне пока не нужны.

Девушка взмахнула рукой в воздухе, подкрепляя свои слова.

– Можете идти. Пока.

– Как скажешь, жрица.

Друиды шли мимо нее, молчаливые, и ни одного чувства не было видно в их глазах. Ни одного живого чувства.

«Ну почему люди так все усложняют», – со злостью подумала Франсуаз.

Тут взгляд ее остановился на широкой полосе укреплений, и ее лицо прояснилось.

– Прекрасно, – произнесла она, обращаясь к самой себе.

Три самарийских легионера направлялись к линии укреплений. Друиды прошли сквозь них, как вода проходит сквозь стоящие на ее дороге камни, – с покорностью огибая то, чего не может разрушить, и с безразличием оставляя его позади себя.

Броня легионеров, выкованная из светло-голубого металла, казалась золотой в свете высоко стоящего солнца.

Франсуаз вымеряла расстояние от линии укреплений. Пройдя несколько шагов, она выхватила из ножен меч и воткнула его в землю. Затем вновь оценила получившийся промежуток и, покачав головой, отступила еще на три шага к северу..

Самаринские легионеры остановились перед девушкой. Положив руки на эфесы мечей, они бесстрастно наблюдали за ней.

– Генералу Грантию что-то от меня нужно? – спросила Франсуаз.

Девушка опустилась на одно колено и проводила пальцами по траве. Подняв комочек почвы, она растерла его и удовлетворенно хмыкнула.

Последний друид скрылся за изгибом холма.

– Я задала вопрос, – напомнила Франсуаз.

– Да, – ответил один из легионеров. – Ему кое-что нужно.

Выхватив из поясных ножен меч, он бросился на девушку. Двое других самарийцев последовали его примеру. Франсуаз стояла на одном колене, наклонившись к земле, а ее дайкатана была воткнута в землю на расстоянии добрых десяти футов.

– Они всегда попадаются на это, – пробормотала девушка.

Она перебросила через себя первого легионера, и тому показалось, будто он внезапно научился летать. Но это длилось недолго. Тяжелые доспехи тянули его к степи, увеличив силу удара. Он почувствовал себя разбитой фарфоровой игрушкой.

Демонесса перекувыркнулась через голову, пройдя между двумя другими солдатами. Их мечи ударились о землю, подняв облака сухой почвы. Франсуаз поднялась на ноги и, не оборачиваясь, ударила обоих легионеров кулаками в спину. Они потеряли равновесие и упали, ударяясь о рукояти собственных мечей.

Франсуаз развернулась. Первый легионер уже успел встать, в его руке был меч. Длинное лезвие кинжала сверкнуло в руке Франсуаз, и узорчатая рукоятка задрожала на лице солдата. Прочный клинок глубоко вошел в его переносицу.

Двое солдат попытались встать. Франсуаз вспрыгнула на них, заставив вновь размазаться по степи. Скакнув вперед, девушка выхватила из земли дайкатану и повернулась к своим противникам.

– Ну же, мальчики, – произнесла она, – хватит бить мне поклоны.

Легионеры бросились на нее с бешеными криками. Этих людей тренировали не для того, чтобы они вели цивилизованные войны. Они умели противостоять кочевым оркам и диким гарпиям.

Демонесса вогнала лезвие дайкатаны в живот одного из солдат. Клинок прошел сквозь доспехи, словно те состояли из банановой кожуры. Умирающий легионер схватился за меч, убивший его, и стиснул так, что отрезал себе пальцы.

– Прости, бедняжка, – бросила девушка. – В этом году не пойдешь на парад.

Меч Франсуаз был погружен в тело солдата, и она не могла блокировать им удар другого легионера. Тот с силой опустил свое оружие, метя в голову девушки. Демонесса пнула его ногой по руке, и он, вложив всю силу в рубящий удар, сам помог противнице сломать себе пальцы.

Солдат оказался безоружен. Он потянулся к поясу, где самаринские воины носят короткие боевые серпы. Девушка ударила его в живот ногой с разворота. Легионера отбросило назад, и он, со страшным криком, напоролся на один из шипов заслона.

Толстый сук прошел тело воина насквозь и вылез из его груди, обагренный кровью и обвитый внутренностями.

Солдат попытался высвободиться, но после первого же рывка жизнь покинула его.

Франсуаз наклонилась и выдернула кинжал из лица первого из легионеров. Тщательно вытерев клинок о траву, она подошла к воину, что был наколот на деревянное заграждение, словно бабочка на булавку алхимика.

Девушка потрогала острие, вышедшее из груди солдата, после чего вытерла с пальцев кровь о волосы убитого.

– Прочная штука, – констатировала она. – Пробивает самаринский доспех. Умеют же эти друиды, если их подтолкнуть.

14

Посланец Грантия остановил лошадь; что-то насторожило его. Он положил руку на холку лошади, приказывая ей сохранять молчание. Умное животное было подготовлено к бою столь же тщательно, как и сами самарийские солдаты. Оно подчинилось, перестав всхрапывать и переставлять копытами.

Легионер обвел взглядом лесную тропу. Ни одно движение не могло укрыться от его глаз, ни один шорох – остаться незамеченным. Но ничего подозрительного не было.

Тронув поводья, он вновь направил лошадь вперед.

– Ты, наверное, ищешь меня? – спросил я.

Я вышел из-за ствола небольшого дерева, такого тонкого, что за ним вряд ли можно было ожидать засаду. Я отряхнул цветочную пыльцу с отворота и небрежным тоном произнес:

Скверная штука, эти ползучие гортензии. Мне кажется, у меня на них аллергия. Ты никогда не замечал?

Легионер отшатнулся, заставив лошадь попятиться. Его рука легла на эфес меча, лицо было растерянным.

– Ты давно следишь за мной? – спросил он.

– Слежу?

Это показалось мне забавным.

– Я не следил за тобой, мой друг… Я ждал, пока ты отъедешь от-лагеря достаточно далеко и мы сможем поговорить.

– О чем?

Легионер был испуган. Люди обычно странно реагируют на происходящее. Он сидел верхом, я пришел пе­шим. Он носил доспех, я нет. На его поясе висели меч и еще какая-то загогулина – я бы назвал ее консервным ножом, но, наверное, ее тоже использовали в бою. А иначе зачем бы она там висела.

Я не носил оружия – и все же этот парень меня испугался.

Мама всегда предупреждала меня, что нельзя так внезапно подходить к людям.

– О чем? – я задумался. – Скажем, о том, какой сегодня прекрасный день. Хорошая тема для разговора, ты не находишь?

Он подал свою лошадь назад.

– Или о ползучих гортензиях… А знаешь, что я тебе скажу? Мне в голову пришла новая идея. Давай пого­ворим о письме, которое ты везешь. Кому ты должен его доставить и все такое.

Легионер с криком пришпорил коня, тот ринулся на меня, и длинный меч, выхваченный из ножен, взмыл над моей головой.

Я отступил в сторону. Короткий складной нож выскользнул из моего рукава и лег мне на ладонь. Я раскрыл его и провел короткую черту по стременам всадника.

Легионер слетел с коня, кувыркаясь по земле и роняя меч. Я отбросил его ногой – на случай, если солдат начнет шарить руками по земле и ненароком поранится.

– С лошадьми надо быть осторожнее, – посоветовал я. – А если еще и держишь в руках острые предметы. Так о чем мы говорили? – я запнулся. – Ах да, о письме.

Легионер попытался подняться, и мне пришлось наступить ему ногой на горло. Я согнул ногу в колене и сцепил на ней руки.

– Видишь ли, мой друг, – произнес я, погружая взгляд в глубину леса. – Меня всегда занимало то, как люди не осознают своего счастья.

Я пояснил:

– Взять, например, тебя. Ты мог бы сейчас трястись на лошади по плохой дороге. Волноваться, не нападут ли бродячие гарпии. Я слышал, они водятся в этих лесах… А ты лежишь сейчас на травке, наслаждаешься лесным воздухом.

Я убедился в том, что он еще может дышать.

– Но ты, кажется, этим недоволен, мой друг? Солдат захотел встать, но это желание так и осталось желанием.