Маятник Судьбы, стр. 62

– Пойди прогуляйся, – приказала она.

Он продолжал стоять, кивая. В его мозгу играла какая-то музыка, и он отбивал такт.

Франсуаз размахнулась и дала ему пощечину.

Он тряхнул головой, его трясущаяся ладонь потянулась к разбитым губам.

– Ну вот ты и с нами, – констатировала девушка.

На парне была рубашка с красно-белыми разводами. Я не знал, что они изображают – цветы, морской закат или ожоги первой степени.

Карман брюк паренька оттопыривался, Франсуаз резко дернула его. Послышался треск разрываемой ткани, и на пол посыпалась всякая дрянь, звеня и раскатываясь.

– Вы чего это? – Парень попятился и обнаружил позади себя стену.

– Мы здесь не за этим, милая, – мягко напомнил я.

– А зачем? – поинтересовался парень. Его мысли, разбуженные крепкой пощечиной, теперь скакали в самых причудливых направлениях.

– Я не могу позволить, чтобы этот сопляк попал под пули, – сказала Франсуаз.

Она подняла с пола два целлофановых пакетика с белым крупитчатым порошком.

– Что это? – спросила Франсуаз, тыкая им пареньку в лицо. Он хотел попятиться, но сзади была стена, так что он только потоптался на месте. И глупо засмеялся.

– У тебя большие сиськи, – сообщил он. Франсуаз уперла руки в бока и зашипела.

– Если боишься, что его заденет, просто перенеси его за угол, – посоветовал я. – Он там и останется.

Франсуаз ткнула носком полуботинка в кучу мусора, лежавшую под ее ногами, и подтолкнула наверх сложенную бумажку.

– Педро Вильяр, – сказала она, разворачивая измятый до­кумент. – Тебя так зовут?

– Да.

– Привлекался за угон автомашины. – Франсуаз протянула мне бумагу. – Его отпустили на поруки, потому что это было в первый раз. Наверняка они просто не знали, что и когда у него было в первый раз.

– В первый раз? – удивленно спросил паренек. – Нет, я уже много трахался.

Я с великим трудом сдержал улыбку, которая не обрадовала бы мою милую партнершу.

– Кто взял тебя на поруки? – спросила она. Парень глупо засмеялся и начал икать.

– Наверняка тот же, кто научил его грабить машины, – пояснил я. – Возможно, именно он и снабжает его наркотиками – видишь, сколько у него этой дряни. Паренька хотят повысить в звании, сделать из него дилера.

Франсуаз зло посмотрела на меня.

– Кругом полно всякой работы, а сволочи типа Колина еще и снабжают деньгами террористов, – сказала она.

После чего сложила бумагу и спрятала ее в карман юбки.

– Проваливай, придурок, – приказала Франсуаз. – Задержишься хоть на секунду – я оторву тебе яйца, и прошлый раз у тебя будет последним, ты понял?

Он ошарашенно хлопнул глазами и сглотнул так, что чуть не подавился.

– Зачем ты забрала его бумагу? – спросил я, глядя, как он спускается по лестнице, рискуя кувыркнуться на каждой второй ступеньке.

– Когда мы закончим здесь, я выясню, какой подонок приучает детей воровать в этом квартале.

– И оторвешь ему яйца?

– Если потребуется.

– Френки, нельзя помочь всем.

Я подошел к двери, которая была целью нашего визита в гостиницу.

– Нельзя спасти всех маленьких мальчиков, которых превращают в преступников. И всех маленьких девочек, из которых делают проституток. Ты точно помнишь номер комнаты?

Франсуаз упрямо тряхнула волосами:

– Этому мы поможем. А если номер неправильный, ты сбегаешь вниз и спросишь снова.

Франсуаз прислонилась спиной к стене справа от двери и постучала.

Я вынул пистолет из кобуры. Моя партнерша приподняла подол короткой юбки, показав ярко-алые трусики, и отстегнула свое оружие от бедра.

Секунды тянулись медленно, вытягиваясь в минуты и грозя обратиться в дни.

Франсуаз постучала еще раз.

– Заходить будешь ты, – вполголоса приказала она. – Надоело разыгрывать из себя шлюху.

– Разве? – спросил я.

– Только для тебя, дорогой, – процедила она. На этот раз постучал я.

– Эй, кто заказывал пиццу? – гаркнул я так громко, что Франсуаз прыснула.

Она очень несерьезно относится к нашей работе и даже получает от нее удовольствие.

– А разве в таких кварталах разносят по домам пиццу, – шепотом спросила она.

– По-твоему, я должен был сказать, что это обход квартального венеролога? – огрызнулся я.

– Скорее ты похож на гробовщика.

– Очень смешно.

– Да, смешно.

Кто-то завозился, что-то упало с небольшой высоты и разбилось.

– Проклятие, мы могли просто войти и передушить их в кроватях, – пробормотала Франсуаз.

– Надо было перестраховаться, – ответил я.

– Перестраховщик.

Осколки стакана зазвенели на полу снова, человек вскрик­нул. Наверное, опустил ноги на пол и наступил на острые осколки.

Приятного пробуждения тебе, придурок.

– Пиццу заказывали? – громко спросил я и затарабанил снова.

Изнутри ругались на каком-то языке, и к первому голосу присоединился второй.

Он жаловался на больную голову.

– Сейчас я тебя вылечу, – пообещала Франсуаз. – Или у тебя заболит все сразу.

– Пиццу заказывали?

– Да чего он так орет…

Очевидно, оба парня там, внутри, мучились ужасной головной болью.

– Ладно, Френки, – сказал я. – Я вхожу.

Я вынес дверь ногой и оказался на пороге.

15

Дверь упала, как занавес.

Только в спектакле, который ставил я, это означало начало акта. Два человека стояли передо мной – один на ногах, второй на коленях.

Они были неодеты, ни на одном из них не было даже маек. На том, что стоял на ногах, оставались штаны, приспущенные до колен. Он пытался нащупать их левой рукой, хватая пальцами воздух, а правую запустил в жесткие волосы.

Я не мог бы сказать с уверенностью, видит он меня или перед его слипающимися глазами все еще стоит туман.

Он выглядел так, словно кто-то ночью выковырял у него глазные яблоки и запихал на их место спелые сливы. Не очень красиво, если смотреть со стороны. Но изнутри наверняка было еще хуже.

Второй стоял на коленях, пальцами ног, коленями и ладонями в мелких осколках стекла.

Он посмотрел на меня непонимающим взглядом, и только боль, причину и местоположение которой он не мог определить, помешала ему начать блевать.

Я подошел к ним, не опуская пистолета. Я мог бы прикончить обоих еще с порога, и даже голубь на окне снаружи не отличил бы щелчок пистолета с глушителем от скрипа старой лестницы.

Но я человек миролюбивый.

Тот, что стоял на ногах, открывал рот, чтобы заговорить. Я схватил его за горло левой рукой, помешав произнести хотя бы звук. Потом я распрямил руку и ударил его затылком о стену. Звук получился громким, и я понял, что мой новый знакомец отключился.

Я разбудил его, это верно, но я же и помог ему продолжить утренний отдых.

По-моему, это справедливо.

Тот, что стоял на коленях возле кровати, зашевелился. Франсуаз решительно вошла в комнату и походя ударила его носком ботинка.

Он как-то весело хрюкнул и упал лицом в осколки.

– Люблю радовать людей по утрам, – сказала Франсуаз. – А ты, ублюдок, нажрался, как свинья.

Она распахнула следующую дверь ударом ноги.

Овен стоял у кровати совершенно голый, в правой руке он держал свой револьвер.

Этот тип не собирался меняться.

– Брось пушку, недоносок, – приказала моя партнерша.

У Франсуаз такая привычка – давать человеку шанс исправиться. У меня такой привычки нет.

Я всадил ему пулю в правую ладонь на слове «брось».

Овен закрутился на месте, как червяк на крючке. Он все еще держал пистолет, но уже вряд ли смог бы им воспользоваться.

Я решил это не проверять.

Он рассказал мне о моем происхождении, и я счел это достаточной причиной, чтобы раздробить ему пулей запястье.

После этого он ничего больше не сказал. Строить из себя юлу парень больше тоже не пытался. Он опустился на пол, прижав к груди раненую руку, и только постанывал.

– Это было слишком жестоко, Майкл, – сказала Франсуаз.