Гончие преисподней, стр. 62

– Если бы претор Пиктон не спрятал парня в остроге, – произнес другой солдат, – толпа могла его растерзать. Все только и хотят, что прикончить бармутского насильника…

– Сейчас они осадили магистрат, – сказал капитан. – Думают, что молодой Гайто там.

– Смотрите, чтобы он не покончил с собой, – сказал я.

Город расстилался под нами, словно огромная паутина, сверкающая под ночным небом капельками росы. Я подошел к склону, возле которого находился острог, и посмотрел вниз.

– Светящиеся пилоны, – произнес я. – Как красиво, не так ли, капитан?

– Да, – согласился стражник. – Это городские ручьи. Там мало кто бывает, но издали ими так приятно любоваться.

– Воистину, – согласился я.

Последний фрагмент головоломки лег туда, где должен был лежать с самого начала. Теперь я знал, кто является бармутским насильником.

Я дотронулся до деревянной калитки, и она повернулась на петлях – бесшумно, плавно, словно не двери раскрылись передо мной, а часть мрака провалилась под моими прикосновениями, растворяя передо мной путь в иную реальность.

Дом, к которому мы подошли, был таким же, как и сотни других домов Бармута, красивым своей строгой, неброской красотой, уверенным в своей каменной прочности. Каменный забор отделял его от мощеной улицы.

Однако человек, который жил в этом доме, был совершенно другим, нежели все, кто его окружал.

Его звали доктор Бакула.

Я остановился перед окном. Оно не было широким, но яркий свет, наполнявший комнату, позволял рассмотреть все, что происходило внутри, до малейших деталей.

Помещение было таким же, как и сам доктор, – просторным, легким и очень уютным. Здесь не стояла тяжелая старинная мебель, как в других домах Бармута. Шкафы из мореного дерева с резными украшениями, огромными зеркалами и стеклянными полками – всего этого не было; ни толстых ковров, ни глиняных безделушек, ни предметов, развешенных на стенах.

Комната доктора Бакулы была создана не для того, чтобы хранить в ней старинные вещи, вещи, оставшиеся от родителей и переданные им дедами, веши, в которых воплотилась история семьи и без которых самой семьи не существует.

Дом Бакулы предназначался для жизни – здесь и сейчас, простой и открытой. Жизни, обращенной к людям вокруг, а не к своему прошлому.

Доктор читал медицинский журнал. Тоби лежал рядом и старательно мусолил деревяшку.

– Простите, что побеспокоил так поздно, – произнёс я. – Я провел несколько часов в городских архивах, но так и не нашел ответа на свой вопрос. Может, вы сможете помочь мне. Есть ли в окрестностях Бармута астрологическая башня?

– Бьонины не верили в звездочетье, – ответил он, откладывая журнал. – Но несколько веков назад тролли действительно построили шпиль на северной дороге. Надо свернуть на второй развилке, возле кривого дуба. Иногда с Тоби мы там гуляем.

– Спасибо, доктор, – ответил я. – Вы очень нам помогли.

Перед тем как шагнуть к двери, Франсуаз задержалась.

– Вы женитесь на Карлите Санчес? – спросила она.

– Что? – сказал доктор.

В его голосе прозвучало непонимание.

– Значит, не женитесь, – произнесла моя партнерша.

Улицы Бармута отражались в темной синеве неба.

ГЛАВА 17

Считается, что тролли придумали звездочетье. Некоторые авторы даже уверяют, будто именно в их честь астрология и получила свое название, только вторая буква «л» исчезла со временем.

Относятся к ним по-разному.

Одни уверены, что тролли обманывают людей, плетя паутину лжи о тригонах и секстилях Юпитера. Другие искренне верят, будто небесные планеты только и заняты тем, что водят их по извилистому лабиринту жизни, а Солнце и Луна служат сигнальными костерками, подсказывая, когда лучше переставить предметы в юрте, а когда покупать ишаков.

Есть и такие, кто полагает: глубокая, не знающая сомнений убежденность троллей и заставляет сбываться их предсказания, а созданные ими гороскопы – своего рода заклятия, которые воплощаются в жизнь лишь у тех, кто их прочтет и кто им поверит.

Волхв Боягорд соскочил с коня.

Астрологическая башня темнела перед ним зловещим силуэтом. Казалось, она не поднимается к небу, а нисходит с него вместе со светом далеких звезд.

Волшебник взмахнул рукой, отзывая магическую лошадь. Скакун не исчез, не растворился, но на какое-то время замер, переливаясь неясными сгустками астрала. Магу пришлось повторить приказ, чтобы конь пропал полностью.

«Я утратил навыки, – подумал Боягорд. – Надо собраться».

Он неторопливо подошел к подножию башни. Семь лестниц устремлялись вверх, увитые стеблями каменных перил. Только одна могла привести к цели. Остальные шесть упирались в глухую стену, а когда незваный гость спускался, лестницы менялись местами, и никто не смог бы найти среди них нужную, просто перебрав все.

Волхв Боягорд видел мир еще в ту эпоху, когда тролли только начинали осваивать звездочетье.

Он поднялся по ступеням, даже не задумываясь о том, как отличить настоящий подъем от ложных, – и вскоре оказался в широкой башне, открытой шести ветрам мироздания и намертво запертой для седьмого.

Древние механизмы встретили его – ржавые, запыленные. «Да и я сам такой же, весь источенный временем», – с горькой усмешкой подумал волхв.

Вынув из кармана плод гиатана, он подошел к главной астролябии и, слегка сжав пальцы, вьщавил несколько капель вязкого сока. Золотая влага сверкнула в свете небесных звезд и начала медленно впитываться в металл.

Боягорд обходил башню, роняя то одну, то несколько янтарных слез. Они не просто играли роль смазки, но дарили новую силу изобретениям троллей, наполняя их живым дыханием волшебства.

Чародей снова вернулся к астролябии, подождал немного, давая возможность каплям пронизать каждый механизм насквозь, потом повернул рычаг. Раздался долгий, протяжный лязг – древние стены просыпались от векового сна.

Над шпилем начала рождаться нежная, печальная музыка, и клацанье металла скоро растаяло в ней. Башня медленно уходила в землю, прятались и сгибались лестницы, а вокруг нее темными валунами поднимались двенадцать алтарей, каждый из которых означал знак Зодиака.

Ноги волхва коснулись земли. Он во второй раз повернул рычаг астролябии, и камни вспыхнули, начертав на черной ночной земле звездное небо. Монолиты пришли в движение, поднявшись в воздух, и стали вращаться вокруг Боягорда.

– Чистота Млечного Пути! – закричал волшебник. – Назови мне имя.

– Боягорду нужно новое тело, – сказал я. – Только так он сможет полностью воскреснуть из мертвых. Волхв будет искать Башню Троллей. Там из миллионов людей он найдет единственного, чья астрологическая карта ему подходит…

Я остановил верхового дракона. Алые и золотые всполохи метались далеко впереди, там, где должен был подниматься шпиль.

– Мы опоздали, – пробормотал я. – Скорее, может, еще успеем.

Обе руки волхва лежали на астролябии. Волшебный механизм сотрясался все сильнее. Каждый из алтарей, стремительно круживших вокруг нее, увлекал за собой магический механизм, стремясь оторвать от него кусок за куском.

– Heiteny! – вскричал Боягорд, стремясь ускорить действие заклинания.

Бронзовые рычаги выгнулись, не в силах противостоять мощи летающих монолитов. Магический прибор накренился, глубокие трещины начали разрывать его изнутри.

Скрип, раздававший из недр астролябии, был подобен крику умирающего человека. Он вплетался в музыку сфер, бился об ее стены, пытаясь выбраться, и наконец затихал, сметенный в ничто кружением алтарей.

– Haia sacre! – прошептал волхв.

Механизм треснул, разлетаясь изогнутыми обломками. Там, где он только что был, теперь поднимался большой белый камень, и золотые буквы вили на нем короткую надпись.

Имя.

Я спрыгнул с дракона.

Волхв Боягорд стоял в центре светящегося кольца, и серые монолиты кружились вокруг него. Теперь он был солнцем, в честь которого пели небесные светила, и белый камень сиял у его ног с ответом на заданный им вопрос.