Мюнхгаузен, История в арабесках, стр. 85

Тот ключ, что из-под века

Святой струей стекает.

Больная зарыдала, и ангел тотчас же явился. Он извинился за опоздание и заявил, что во всем виновато его чрезмерное усердие. А именно: он, как неудержимо летящее ядро, перемахнул через цель, т.е. через небесные чертоги, и устремился все дальше и дальше в так называемое великое ничто. Правда, заметив ошибку, он тотчас же повернул обратно, но из-за этого стремительного полета потерял время и сбился с пути. Что же касается спасения, то таковое произойдет тринадцатого декабря в восемь часов вечера. Ангел откланялся. Демон рассмеялся и сказал:

- Будь я не я, если это случится тринадцатого декабря. Но у меня еще есть кое-что на сердце, а без этого о спасении не может быть никакой речи.

- Что же у тебя на сердце? - спросил Кернбейсер.

- Не спрашивайте меня об этом, сударь, - возразил демон. - Это роковая штука, от нее никому не может быть пользы, а двоим большой вред.

Эшенмихель задумался и попросил Кернбейсера прекратить расспросы, так как и в отношении демонов надлежит соблюдать деликатность.

- Нет, - возразил Кернбейсер. - Если у него есть что-нибудь на сердце, то он не успокоится, пока не избавится от этого.

Увы, демон оказался прав. Тринадцатого декабря в восемь часов вечера никакого обращения не последовало. Уже какие-то слова вертелись у него на языке, но тут ему снова пришла на ум кощунственная мысль, и он быстро соскользнул опять вниз, так что все мы слышали шум, похожий на падение мешка. Магический портной заорал:

- Его ангел-хранитель должен был предвидеть эту кощунственную мысль. Как он смеет так подводить людей?

Ангел, привлеченный сладкозвучным пеньем Кернбейсера, извинился, сказав, что он, по-видимому, спутал дату, так как наверху - ужас как много дела, и указал новый срок - пятое января. Но так как и пятого января ничего не произошло, то он назначил спасение на третье февраля и затем, ввиду повторных неудач, переносил его на шесть разных дней в марте, апреле и мае.

Демон крепко сидел в девице Шноттербаум, которая теперь уже по временам впадала в беспамятство.

- Что это значит? - спросил Эшенмихель. - Мы должны серьезно привлечь ангела к ответу.

- Как ты можешь вводить нас так часто в заблуждение? - мягко и вежливо спросил Кернбейсер у ангела.

Тот ответил из швеи приятным, сладостным голосом по-английски, т.е. по-ангельски, только одно слово: "Пепебеле".

Он впервые пользовался этим наречием, до этого он всегда говорил с нами по-немецки. Кернбейсер и Эшенмихель тщетно пытались проникнуть в смысл этого слова. Тут меня внезапно окрылило вдохновение, и я истолковал им по-немецки "пепебеле" следующим образом: "Господа, я не виноват в том, что в этой истории происходит столько недоразумений. Обращение демона зависит от тысячи случайностей, которые нельзя предусмотреть. С тех пор как вы растревожили срединное царство и высший мир со всех концов проникает в низший, нельзя больше ни на что положиться и все законы природы полетели вверх тормашками. Атмосфера полна всяких телепатических влияний и заглядываний в дали; воздух и свет не знают больше, что, куда и откуда; тяжесть пустилась во все тяжкие, а материя пошла по рукам. Центростремительные и центробежные силы играют друг с другом в свои соседи, краски звучат и звуки светятся, а жизненное начало густой жижей растекается повсюду. В такой перевернутой вверх дном природе не может устоять ни один элемент. У демона больше нет ни одного верного транспортного средства, чтобы перенестись. К тому же прочие духи стучат, шуршат, пищат у него перед глазами. Он раздражается, а от раздражения опять впадает в безбожие, и само провидение не может осуществить на нем своей задачи".

После этой моей речи на чистом немецком языке оба чудотворца долго молчали, предаваясь серьезным размышлениям. Ангел улетел тотчас же после своего "пепебеле". Наконец Эшенмихель сказал:

- Таким образом, может случиться, что магия сама себя парализует. Не лучше ли нам остановиться и оставить дело в его теперешней стадии?

- Нет, вперед! - крикнул портной.

- Вперед! - повторил за ним Кернбейсер, который, казалось, поменялся ролями с Эшенмихелем и с момента появления ангела сделался настолько же смел и порывист, насколько раньше был осторожен.

- Вперед! - к нашему удивлению, сказал дух глухим голосом из внутренностей девицы Шноттербаум. - Я положу конец делу и сам себя обращу. И это произойдет в следующую среду.

ДЕСЯТАЯ ГЛАВА

Факт: в присутствии полиции не являются ни бес, ни ангел

Происшествие, имевшее место в один из следующих дней, отвлекло нас на некоторое время от напряженного ожидания предстоящей среды. С расцветом шноттербаумовского чуда заведение снова мало-помалу наполнилось. Сначала опять захрюкал гергесинец, затем вместе с ясновидцами вернулись три мужских и два женских духа. Только вторая половина ребенка, по-видимому, заблудилась, так как о ней не было ни слуху ни духу. Таким образом, наш запас снова укомплектовался, и мы отлично пользовались своим богатством.

Но не у одних нас демонические дела обстояли так блестяще. Благодать излилась на весь городишко. Не было в Вейнсберге ни одного дома, где бы не являлись духи. Дух составлял, так сказать, принадлежность всякого порядочного хозяйства. Правда, от этого несколько страдали дела, так как в сумерки никто не хотел выходить в одиночку. Несмотря на обыденность этих явлений, страх все еще тяготел над людьми. Рассказывали необычайные вещи. Так, например, согласно самым верным сведениям, молот, которым портной впервые обрабатывал демона, продолжал бить по наковальне без помощи чьей-либо руки, подобно гегелевскому богу.

Здесь произошло то же, что со всякой религией, которая, прежде чем добиться светского могущества, сама должна пострадать от мирской десницы.

Вторжение высшего мира в улицы Вейнсберга начальство назвало, со свойственной ему грубостью, недопустимым безобразием, и десница его тяжело легла на всю деятельность эфирной сферы. Было запрещено видеть духа под угрозой штрафа в десять гульденов, а людей простого звания, повинных в этом, сажали в кутузку. Тяжелое бремя легло над Джиннистаном [96]. Молот стучал только по ночам, когда его никто не слышал.

Наше заведение тоже было предуведомлено о посещении полиции, и действительно вскоре чиновник явился. Портной внушил нам всем мужество, и мы храбро ожидали представителя власти. Вид этого чиновника тоже способствовал поднятию нашего настроения. Человек еще не старый, с приятной внешностью, он как бы извинялся за свой приход, оправдываясь приказом начальства.

- Поверьте мне, господа, что я никогда не позволил бы себе по собственной инициативе помешать вашим почтенным занятиям, - вежливо заявил чиновник. - Полиция не должна быть врагом чудес, она сама порой должна творить чудеса, видеть вещи, которые никто не видит, например, заговоры против трона и церкви и т.п. Итак, господа, лишь несколько сверхъестественных опытов в моем присутствии. Я буду вполне удовлетворен, и вера моя укрепится.

Девица Шноттербаум, лежавшая без сил на кровати, с какой-то странной улыбкой поглядела усталыми глазами на чиновника и сказала:

- Я вас хорошо знаю.

- И я вас также, девица Шноттербаум, - ответил тот. - Мне несколько раз представлялся случай приятно беседовать с вашим покойным батюшкой, хотя я не всегда имел возможность соглашаться с его воззрениями. Если не ошибаюсь, то в нашем архиве и посейчас хранится...

Тут его прервал магический, которому не терпелось показать образец своих дарований.

- Вот мы сейчас заставим их поверить! - Он принялся проделывать уже неоднократно описанные мною манипуляции, чтобы набраться силы, и приступил к чудотворному действу. Но девица Шноттербаум продолжала лежать спокойно и сказала своим естественным, а совсем не демоническим голосом:

- Боже, как колет в боку. Это мой конец. - И больше ничего.