Мюнхгаузен, История в арабесках, стр. 77

Я осведомился об этом неслыханном случае и узнал, что как-то давно две старухи, которые постоянно торчали вместе, болтали и шушукались, удрали из богадельни и с тех пор не были разысканы. Никаких трупов ни в Майне, ни в Таубере, ни дальше в Кохере в то время найдено не было; на родине старух тоже не оказалось, и все поиски остались тщетными; в богадельне решили, что их земля проглотила. Я спросил, было ли в этих старухах что-либо необычайное; на это ключник ответил отрицательно и добавил, что это были две самые обыкновенные старые бабы.

Тем не менее событие имело в этом кругу такой вес и значение, что подлекарь и надзиратель, зашедшие в погреб во время нашего разговора, узнав о его предмете, тоже высказались по этому поводу. Мне пришлось таким образом еще дважды выслушать историю о двух убежавших старухах с различными дополнительными подробностями, которые были известны подлекарю и надзирателю. Так, последний рассказал, что шушуканье и болтовня матери Урсулы и матери Беты вертелись исключительно вокруг всяких бабьих россказней, в которых они были неисчерпаемы.

В рассеянности я раскрыл книгу, лежавшую на столе, и увидел знаменитую "Ясновидицу из Префорста" [89].

Я чрезвычайно удивился, так как заметил это же произведение и в двух других помещениях богадельни.

- Эге, - сказал я помощнику, - вы тоже занимаетесь здесь этими вещами? Это меня радует; мы могли бы в таком случае вечерком, когда вы кончите дела, поболтать об этом часок-другой в харчевне, как два специалиста, если вы сделаете мне честь быть моим гостем. Я наполовину доктор; но (бог ведает, как это случилось) у меня что-то не клеилось с рецептами, и я перешел на тайные, священные и мистические средства, чтобы по возможности вызвать проникновение высшего мира в наш мир. Парочка мерцаний, немножко сферической музыки или необъяснимый выстрел мне иногда удавались, не говоря уже о мелочах, вроде того, чтобы читать письма пупком или видеть сквозь толстые доски.

Но до подлинно больших дел, до настоящих связанных явлений срединного царства я не дошел, и потому я хотел направиться теперь к истинным мастерам, а именно в Вейнсберг, чтобы постигнуть самую суть.

Мне было бы особенно приятно, если бы я еще по дороге, в Вюрцбурге, встретил человека, от которого я мог бы ожидать разъяснения и поучения в этой трудной области.

- Вы ошиблись во мне, сударь, - ответил подлекарь. - Я не занимаюсь ни духами, ни ясновидением. Когда целый день возишься с острыми и хроническими болезнями, вполне конкретными страданиями, вроде подагры, чахотки, хлороза, то не находишь времени ни для высшего, ни для срединного царства; я должен также сказать, что первое из них никогда не проникало в нашу больницу и что мы вполне удовлетворяемся хиной, исландским ягелем, ртутью и подобными лекарствами. Что касается нескольких экземпляров "Ясновидицы", которые вас, вероятно, удивили при посещении нашего заведения, то происхождение их довольно странное. А именно в один прекрасный день в богадельню была прислана целая дюжина таковых без всякого сопроводительного письма, и мы не могли никоим образом установить, кто сделал нам этот странный подарок - я говорю подарок, так как никто никогда не потребовал от нас платы. Какой-то неизвестный сунул пакет привратнику в руки и исчез.

Тут без всякой задней мысли у меня вырвался нелепый вопрос:

- Были ли еще в богадельне столь любезные вам старухи, когда аноним вручил вам это произведение?

Ключник, подлекарь и надзиратель призадумались и затем ответили единогласно:

- Нет, это было значительно позже; прошло уже несколько лет с тех пор, как старухи удрали.

ВТОРАЯ ГЛАВА

Первое знамение высшего мира

На другой день я отправился через Мергентгейм, Кюнцельсау, Эринген в Гейльброн [90]. Я прибыл туда, когда уже начинало темнеть.

- Далеко ли до Вейнсберга? - спросил я возчика, гнавшего по улице телегу.

- Два часа, - гласил ответ.

"Ого, - подумал я, - было бы странно, если бы я уже здесь на что-нибудь не наткнулся. Последние слабые проявления Вейнсбергского пандемониума должны доходить, по крайней мере, до этого места. Поэтому, Мюнхгаузен, держи ухо востро!"

В то время Мюнхгаузен уже больше не был образованным ребенком образованных родителей, а был юношей, мечтательным юношей, полным предчувствий и тоски по потустороннему миру. Я стал держать ухо востро - и действительно на кое-что наткнулся. Возле церкви св.Килиана течет в углублении родник, от которого Гейльброн получил свое название, так как некогда один швабский герцог исцелился его водой. Я спустился по ступеням между каменными перилами и присел на камень против труб, из которых бил источник. Вскоре я ощутил холод в нижней части тела, да и сверху тоже повеяло прохладой.

- Готово! - сказал я себе. - Вы уже здесь, духи? Я слышу ваше дыхание.

Я посидел еще некоторое время и почувствовал, что холод и веяние усилились и наконец превратились в настоящий ветер. Пощупав камень, на котором сидел, я обнаружил сырость, из чего заключил, что души усопших проявляют себя во влаге. Я направился в гостиницу, где уже были зажжены огни. По дороге ветер, свист и сырость еще увеличились, и стоявший в своей конторе гейльбронский экспедитор, стесненный рамками своей церебральной системы, сказал:

- Паршивая погода!

В гостинице я ел серую куропатку с салатом. Куропаток они сервируют там очень мило: с необщипанной головой и бумажным воротником на шее. Я расспросил о Вейнсберге старшего кельнера, показавшегося мне разумным человеком, и узнал, к своей радости, что там теперь царит большое оживление и что срединное царство разгулялось вовсю.

- Нет ли у вас здесь комнаты с привидениями? - спросил я по секрету.

На это старший кельнер ответил, что ввиду все растущего спроса со стороны любителей из приезжих он давно советовал хозяину устроить номер с духами, но тот отказался, так как считает, что это преходящая мода и что такая потусторонняя комната может повредить репутации его заведения.

- Поэтому я завел по собственному почину помещение, где по крайней мере по ночам немного стучит и шуршит, и если вы прикинете к счету лишний гульден, то оно к вашим услугам, - шепнул он мне.

Я с радостью согласился, но должен был обещать ему блюсти это в тайне.

- Если история с комнатой выйдет наружу, - сказал он, - то я лишусь должности или принужден буду уплатить такой налог, какого ни один дух не окупит. Раньше я вел небольшую торговлю мылом, зубными щетками, туалетной водой и патентованными бритвами, как это принято в гостиницах, но налоги меня душили, а потому я бросил это дело и завел в качестве негласного приработка комнату со стуками.

Мы прошли в заднюю часть дома и оттуда направились через темный проход, где стоял всякий скарб и винные бочки, в маленькую пристройку, в которой, вероятно, помещалась и прачечная, так как из ее открытых окон доносился запах мыла. Там старший кельнер отпер одну из комнат, где оказался великолепно застоявшийся воздух. Он хотел извиниться за духоту, но я прервал его и сказал ему, что он не знает своего ремесла. Именно такие, отдающие плесенью и удушливые испарения являются самой подходящей атмосферой для духов.

Все там было, как полагается в помещении, в котором обосновались кернбейсер-эшенмихелевские [91] чудеса: стены выглядели, как трухлявые рожи демонов, а на потолке духи оттоптали штукатурку. Я отпустил старшего кельнера, повесил платье на гвоздь, почувствовал после хорошего ужина знаменательное действие нервов живота, а после этого способность к высшему созерцанию, потушил поэтому свечу и налетел в темноте на весьма грубого духа, который на ощупь походил на угол стола. Затем я улегся в постель и некоторое время все было тихо. Странным казалось мне только то, что голова моя уходила все ниже, а ноги поднимались кверху. "Ага, беспокойные грешные твари, - подумал я, - вы вытаскиваете подушку оттуда, где ей полагается быть, и суете ее туда, где она вовсе не у места". Но мне не удалось поразмыслить над этими штуками демонов, так как внезапно сквозь дверную щель замерцал свет; казалось, что кто-то поднялся по лестнице рядом с моей комнатой и затем улегся спать надо мной. Я крикнул громким голосом: