Пленники ночи, стр. 36

— Я не… то есть как вы?.. Я и не знал, что это так заметно. — Эйвори покраснел. — Вы, как всегда, правы. Но ничего из этого не получится. Меня считают неподходящим женихом, и это еще мягко сказано. Как только я проявил интерес к Летиции, они тут же отослали ее к тетке в Дорсет. Впрочем, чему тут удивляться, — добавил Эйвори с горечью в голосе. — Леди Кэррол презирала Фрэнсиса, а я действительно был его закадычным другом. И как бы вызывающе она себя ни вела, она защищает свою сестру.

— Наверное, так оно и есть, раз она отправила сестру в Дорсет, когда вы проявили к ней интерес.

— Уверяю вас, я ничего такого не сделал. Я очень уважаю мисс Вудли. Но надежды нет никакой, я это знаю. И Фрэнсис виноват в этом лишь отчасти. А может, и вовсе не виноват. Я не гожусь… в общем, об этом не может быть и речи. — Эйвори сник. — Извините меня.

— У сердца свои законы, — подбодрил Дэвида Исмал. — Если бы оно следовало тому, что люди считают разумным, его никогда нельзя было бы разбить. И оно никогда бы не болело.

— Если бы я был разумным два года назад… но я не был. Я встретился с Боумонтом вскоре после того, как потерял близкого друга. Он… он застрелился.

Бормоча слова сочувствия, Исмал мысленно сопоставлял факты: два года назад… самоубийство… в Париже, ведь Эйвори был знаком с Боумонтом до его переезда в Лондон. В Париже каждый год было много самоубийств. Но один молодой человек, совладелец «Двадцать восемь», застрелился потому, что украли какие-то важные правительственные документы, бывшие у него на хранении. Украли из-за Боумонта.

Поэтому Исмал не был удивлен, услышав рассказ Эйвори о том, как неожиданно и трагически оборвалась карьера многообещающего молодого дипломата, и даже назвал его имя: Эдмунд Карстерс.

— Мы были друзьями со школьных лет, — продолжал Эйвори. — Я не очень легко схожусь с людьми, но если начинаю дружить, то крепко привязываюсь к человеку. Меня потрясла смерть Эдмунда. Я стал пить. В одном месте, где мы часто бывали с Эдмундом, я познакомился с Фрэнсисом.

Маркиз взял в руки табакерку, и его губы скривила презрительная улыбка.

— Отец предупреждал, что Фрэнсис утянет меня вниз по тропе греха. Но я охотно проводил с ним время. И притвориться, что в моем пьянстве виноваты Боумонт или мое горе, было бы неверным. Но что сделано, то сделано. Иногда мне кажется, что это был кто-то другой, а вовсе не я. Я и теперь не знаю, какой я на самом деле и чего я хочу. Было бы несправедливо жениться на ком-либо, особенно… — Голос Дэвида дрогнул. — Тем более на особе, о которой я очень высокого мнения.

Да он просто влюблен, это же ясно как божий день! Исмала удивило, как взволнованно Эйвори говорил о Петиции. Обычно маркиз держал себя в руках, а сейчас он был чуть ли не на грани слез.

— Я согласен с вами, что было бы несправедливо привязать к себе молодую девушку, если вы не уверены в себе.

— Хорошо, что ее увезли в Дорсет. Когда она была в Лондоне, было трудно… оставаться благоразумным. Возможна, это просто юношеское увлечение, и не стоит относиться к нему слишком серьезно. Но если бы леди Кэррол была чуточку менее враждебной, я бы начал ухаживать и тем самым совершил бы непростительную ошибку.

— Я не знал, что она вас недолюбливает. Эйвори скорчил гримасу.

— Я узнал об этом только в прошлом декабре, на балу. Я совершил ошибку, дважды пригласив на танец мисс Вудли. Леди Кэррол отвела меня в сторону и пригрозила, что отхлещет меня кнутом, если я когда-нибудь еще подойду к ее сестре. И она это сделает, поверьте мне. Леди Кэррол больше похожа на своего отца, чем ее братья. Это она руководит семьей. Так или иначе, она решила увезти сестру на тот случай, если я буду настолько глуп и не послушаюсь ее.

Однако Исмал был уверен, что леди Кэррол поступила так не только по этой причине. Должна была быть другая, более веская причина, чем просто неприемлемый поклонник. И у Эйвори должна была быть веская причина отказаться от девушки, хотя он был по уши в нее влюблен. Прошло больше двух месяцев, как ее увезли, а он все еще чувствует себя несчастным.

— Не могут же молодую девушку запереть в деревне навечно, — сказал Исмал. — Сомневаюсь, что леди Кэррол хочет сделать из нее старую деву. А в глухой деревушке мисс Вудли вряд ли сможет познакомиться с приличным женихом.

— Нет, думаю, она вернется к началу сезона [5]. И наверняка выйдет замуж еще до конца года. Я был не единственным, кто… восхищался ею. Она красива, умна, а когда смеется…

Оглядев расставленные на столе предметы, маркиз сказал:

— Я думаю, табакерками мог бы заинтересоваться лорд Линглэй. У него довольно большая коллекция. Я даже уверен, что они вызовут у него восторг.

— Хорошее предложение.

Маркиз посмотрел на часы, стоявшие на каминной полке.

— Становится поздно. Вам пора переодеваться. Не каждый день его величество приглашает на обед. Вы же не хотите опоздать.

— Нет, я должен поспеть к торжественному выходу его величества. А вы, друг мой, обедаете с Селлоуби?

— И с дюжиной других джентльменов — вы это имеете в виду? Нет, я проведу тихий вечер дома, за книгой.

Эйвори выглядел спокойным, его голос стал ровным, но глаза были печальны. Он вернется в пустой дом и будет думать о своей потерянной любви — или о чем-то другом, что его мучает, подумал Исмал. И все покажется ему еще более мрачным и безнадежным. Спасти Дэвида было бы благим делом. Уже не говоря о том, что чем спокойнее он будет, тем больше будет склонен доверять Исмалу свои секреты.

— Так оставайтесь у меня, — предложил Исмал. — Ник не может со мной поехать, а если он будет занят приготовлением обеда — а он наверняка захочет блеснуть своими кулинарными способностями, — меньше шансов, что он выкинет что-нибудь такое…

— Остаться здесь? Пока вас нет? Нет, я не хочу навязываться. У меня столько слуг, которым я плачу за то, чтобы…

— Я бы не предлагал, если бы мне не хотелось как-то развеять ваше одиночество. Ник бывает забавен, особенно если он в хорошем расположении духа. Он вас и накормит, и развлечет. А когда я вернусь, я расскажу вам о всех сплетнях, которые услышу от его величества.

Король Англии питал особое расположение к вдовствующей герцогине Норбури, матери Петиции Вудли, и поэтому живо интересовался ее семейными делами. Для маркиза это означало одно — он сможет узнать что-нибудь о Петиции. И он клюнул на наживку Исмала.

— Это, конечно, более заманчиво, чем… Хорошо, я остаюсь. Очень любезно с вашей стороны предложить мне провести вечер в вашем доме.

Глава 9

Следующим вечером Исмал полулежал на софе в студии, наблюдая за Лейлой Боумонт. Она сидела у мольберта и писала маслом, но Исмал знал, что не он является ее моделью. Лейла писала натюрморт, который представлял собой беспорядочное нагромождение разной стеклянной посуды. Исмал был у мадам уже час и заметил, что она еле сдерживается, чтобы не устроить скандал.

— Вы заставили Дэвида остаться у вас дома? — возмутилась Лейла. — При том, что он был так возбужден? Разве он вам не надоел?

— В этом виноваты вы. Это вы заставляете меня жалеть его.

— Жалеть?

— Он был расстроен. Вы посчитали бы меня бессердечным, если бы я позволил ему вернуться в свой пустой дом и горевать о Летиции Вудли, виня себя в своих ужасных грехах. Один из которых, позвольте вам напомнить, может оказаться убийством. Кто знает, а вдруг маркиз подсыпал бы мне в кофе яду или перерезал мне горло? Но вместо того чтобы сказать «Эсмонд, вы храбрый человек», вы говорите «Эсмонд, вы негодяй».

— Эсмонд, — сказала Лейла, — вы провокатор.

Слабая улыбка, еле различимая на таком расстоянии, была единственным признаком того, что он заметил: она сказала не «месье», а «Эсмонд». Наконец-то!

— Вы раздражены, потому что ничего не знали об увлечении маркиза Летицией Вудли. Вам не нравится, что он признался в этом мне, а не вам. Но вы не провели с ним столько времени, сколько я. Вы чувствовали, что он чем-то обеспокоен, но у вас не было возможности понять, в чем причина его подавленности. К тому же вы не такая хитрая и ловкая, как я.