Мареновая роза, стр. 108

— Рози? Что случилось?

Размеренные звуки шагов за ними ускорились и перешли на частый топот бегущего человека.

Она мысленно прокрутила картину в обратную сторону, как видеопленку с записью. Увидела, как Билл приветствует взмахом руки копа за рулем черно-белой машины, словно говоря ему: «Привет, приятно видеть вас здесь». Увидела, как коп поднял руку в ответном приветствии и как отразился на его кольце свет уличного фонаря. Машина находилась слишком далеко, чтобы она могла прочесть слова, выгравированные на кольце, и тем не менее Рози знала, что там написано. Она много раз видела те же слова отпечатанными на своем собственном теле, как штамп службы санитарного надзора за качеством пищевых продуктов. «Служба, верность, общество». Легкие шаги торопливо следовали за ними по ступенькам. С громким и резким стуком захлопнулась входная дверь. Кто-то хрипло и тяжело дышал внизу, у основания лестницы, и Рози ощутила запах одеколона «Инглиш Ледер».

10

Рассудок Нормана сорвался в новую, в этот раз очень глубокую пропасть беспамятства, когда он стоял без рубашки перед раковиной на кухне «Дочерей и сестер», смывая кровь с лица и груди. Повисшее низко над горизонтом оранжевое солнце ослепило его, когда он поднял голову и потянулся за полотенцем. Он дотронулся до полотенца, а затем, казалось, без малейшей паузы, не успев моргнуть глазом, оказался снаружи, где было темно. На голове его снова красовалась кепка с эмблемой «Уайт Соке». Кроме того, он был в плаще «Лондон Фог». Одному Богу известно, где он раздобыл его, но одежда пришлась очень кстати, ибо на город опустился густой туман. Норман провел ладонью по дорогой водостойкой ткани плаща и ему понравилось ощущение. Элегантная вещица. Он еще раз попытался вспомнить, где и как стал его обладателем, но не смог. Не убил ли он кого? Может, и так, друзья и соседи, может, и так; все возможно, когда человек находится в отпуске.

Он окинул взглядом Трентон-стрит и увидел машину городской полицейской службы — в те годы, когда Норман только начинал карьеру копа, такие машины называли «чарли-дэвидами», — завязшую по самую крышу в тумане примерно в трех четвертях пути до следующего перекрестка. Он сунул руку в глубокий левый карман плаща — черт побери, по-настоящему шикарный плащ, надо отдать должное чьему-то вкусу — и нащупал что-то резиновое и смятое. Он радостно улыбнулся.

— El toro, — прошептал он. — El toro grande.

Норман сунул руку в другой карман, не зная, что там обнаружится, но уверенный, что там находится предмет, без которого ему не обойтись.

Он наткнулся на него, коснувшись кончиком среднего пальца, вздрогнул от боли, затем осторожно извлек его из кармана. В тусклом свете уличных фонарей блеснул хромированный нож для открывания писем, взятый на письменном столе Мод.

«Как она верещала», — подумал он и усмехнулся, поворачивая нож в руке, позволяя свету фонаря белой жидкостью пробежаться по лезвию. Да, она верещала… но потом замолкла. В конце концов, девочки всегда замолкают, отчего всем становится намного легче.

Между тем ему предстоит решить серьезную проблему. В припаркованной в тумане машине находятся двое — да — один и другой — патрульные; они вооружены пистолетами, в то время как в его распоряжении всего лишь хромированный нож для открывания писем. Ему нужно выманить их из автомобиля и прикончить, причем как можно тише. Ничего себе задачка; самое неприятное заключается в том, что он даже не представляет, каким образом сделать это.

— Норм, — раздался шепот из его левого кармана. Он погрузил в карман руку и извлек маску. Пустые глазницы быка вперились в него отсутствующим взглядом, и ухмылка Фердинанда показалась ему многозначительной. При тусклом освещении гирлянды цветов, украшавшие рога маски, вполне могли сойти за отслаивающиеся сгустки крови.

— Что? — переспросил он низким шепотом заговорщика. — Что такое?

— Устрой себе сердечный приступ, — прошептал эль торо.

И Норман последовал его совету. Он медленно зашагал по тротуару к тому месту, где стояла черно-белая полицейская машина, и частота его шагов уменьшалась по мере приближения к ней: все ближе, все медленнее, ближе, медленнее. Он следил за тем, чтобы его взгляд не отрывался от тротуара, наблюдая за автомобилем периферийным зрением. Они наверняка уже заметили его, даже если в машине сидят салаги — конечно, заметили, ведь это был единственный движущийся в тумане объект, — и он хотел, чтобы они увидели мужчину, глядящего себе под ноги, с опаской совершающего каждый шаг. Мужчину, который либо пьян, либо болен.

Правая рука его находилась под плащом и массировала левую сторону груди. Он чувствовал, как зажатый в руке нож для открывания писем прокалывает маленькие дырочки в рубашке. Приблизившись на достаточное, по его мнению, расстояние к цели, покачнулся — всего один раз, не очень сильно, но заметно — и остановился. Он стоял в тумане совершенно неподвижно, опустив голову и медленно считая в уме до пяти, не позволяя телу отклоняться больше чем на четверть дюйма в одну или другую сторону. К этому времени их первое впечатление — что перед ними мистер Пьяная Башка, неуверенно возвращающийся домой после возлияния в кабачке «Капля росы» — должно уступить место другим предположениям. Но он обязан заставить их выйти из машины. Если ситуация того потребует, он сам направится к ним, но в этом случае они, скорее всего, прикончат его прежде, чем он что-то успеет сделать.

Он сделал еще три шага, но теперь не в сторону машины, а к ближайшему металлическому ограждению перед домом. Схватившись за холодный влажный металлический поручень, он замер, тяжело дыша, не поднимая головы, надеясь, что выглядит, как человек, которого схватил сердечный приступ, а не как человек, прячущий за отворотом плаща смертельное оружие.

В тот момент, когда Норман уже было решил, что допустил серьезную ошибку, дверцы полицейского автомобиля распахнулись. Он не увидел, а скорее услышал это, затем раздался звук, обрадовавший его еще больше; шаги спешащих к нему людей. «Эгей, Роки, к тебе в гости пожаловали копы!» — подумал он и рискнул бросить в их сторону короткий незаметный взгляд. Он должен был рискнуть, ему необходимо знать, далеко ли они находятся друг от друга. Если полицейские не рядом, ему придется инсценировать потерю сознания… и в этом состояла вся ирония. Когда он грохнется на тротуар «в беспамятстве», один из них наверняка бросится назад в машину, чтобы вызвать по рации бригаду скорой помощи.

Они представляли собой типичную патрульную пару, один ветеран и один салага, у которого молоко на губах не обсохло. Салага показался Норману слегка знакомым, как человек, которого мельком видел по телевизору. Впрочем, это не имеет значения. Они двигались рядом, почти плечо к плечу, а вот это уже очень важно. Это очень хорошо. Удобно.

— Сэр? — окликнул его тот, что слева, старший. — Сэр, вам нездоровится?

— Болит, черт бы его побрал, — выдавил Норман.

— Что болит? — По-прежнему старший. Наступил решающий момент, еще не момент нанесения главного удара, но уже близко. Старший коп в любую секунду может приказать напарнику, чтобы тот вызвал скорую помощь, и тогда все пропало, но время для удара еще не пришло, они слишком далеко, еще чуть-чуть, самую малость.

Сейчас он чувствовал себя прежним, не таким, как в последние дни, начиная с того момента, когда отправился в экспедицию по розыску жены; его холодное, трезвое сознание оставалось чистым, он полностью находился здесь, видел и воспринимал все, от капель осевшей на металлических прутьях ограды влаги до грязно-серого голубиного пера, валяющегося рядом с канализационной решеткой за смятым бумажным пакетом из-под картофельных чипсов. Он слышал слабое размеренное дыхание обоих полицейских.

— Здесь, — произнес Норман, хватая ртом воздух, Растирая грудь под плащом правой рукой. Острие ножа проткнуло рубашку и впилось в кожу, но он почти не почувствовал боли. — В груди.