Баллады о Боре-Робингуде: Карибское танго, стр. 10
42
Пост тонтон-макутов на дороге № 3: обшарпанный форд Марлоу послушно тормозит перед наполовину перегородившим дорожное полотно джипом-тоётой. Американец – подлинное воплощение пьяного дружелюбия – вываливается из машины и развинченной походкою направляется к джипу:
– Алло, ребята! У вас проблемы?
– У нас – нет. А вот у тебя сейчас будут, – выбирается наружу мрачный Бенджи с автоматом «Узи» на ремне, – если на счет «два!» не уберешься отсюда на хрен. Раз!..
– Понял, не дурак! – широко ухмыляется пьяный, успокоительно помахивая воздетыми дланями; похоже, он совершенно не въезжает в серьезность ситуации. – Убегаю-убегаю – как тот белый кролик! Только это… не развернуться мне тут… Может, вы чуток сдадите назад – во-он в тот отнорок меж кустиков?
Ошарашенный такой наглостью Бенджи невольно оборачивается в направлении, указанном рукою Марлоу – и в этот миг как-то вдруг разом протрезвевший американец прыгает вперед. Тонтон-макут скукоживается от удара в пах; прикрываясь им как живым щитом, резидент выхватывает «беретту» с глушителем и молниеносно всаживает обойму в ветровое стекло бандитского джипа, разрисовывая это темное зеркало затейливыми веерами морозных узоров. Еще мгновение спустя Марлоу, обрушив рукоять пистолета на голову так и не разогнувшегося главаря, уже распахивает дверцу тоёты и методично добивает контрольными выстрелами раненых автоматчиков.
…Очнувшись от подмораживающей обонятельные нервы нашатырной вони из раздавленной ампулы, Бенджи обнаруживает себя лежащим в обширной бензиновой луже: Марлоу не пожалел вылить на главаря тонтон-макутов целую канистру. Сам резидент стоит шагах в пяти – небрежно подбрасывает и ловит плоскую армейскую зажигалку:
– Очухался? Ну так вот – теперь мой черед считать до двух! Мне нужна схема расположения ваших постов у летного поля, их численность и вооружение, позывные раций… Если я не буду всего этого знать на счет «два!», ты обратишься в замечательный бифштекс – с прожаренной, хрустящей корочкой… Раз!.. – щелкает зажигалка.
– Не-е-ет!!! Не надо! – хрипит тонтон-макут. – Всё расскажу, всё, что знаю! Но только… Какая гарантия, что ты меня не прикончишь?
– Никакой, – пожимает плечами Марлоу. – Просто у тебя нет выбора.
43
Вашингтонская правительственная резиденция: мягкие светильники отражаются в начищенном светлом паркете, стены обшиты панелями из мореного дуба; общий стиль – неброская викторианская роскошь. Перед окованными декоративной красной медью дверьми – высоченный красавец-лейтенант в парадной темно-голубой форме ВВС и трое секьюрити в штатском (служба безопасности президента, подчиненная министерству финансов). Лейтенант отчаянно пытается что-то втолковать старшему из секьюрити, но тот лишь отрицательно качает головой – «Не положено!»
44
В рассекающем тьму карибской ночи «летающем вагоне» – последние приготовления к десантированию: квадратно-гнездовой капитан О'Лири рассовывает по кармашкам своей камуфляжной жилетки, упрятанной под цветастую пляжную хламиду, разнообразный боевой эквипмент – с той же артистической отточенностью движений, как у голливудских боевых роботов Шварценегера и Ван-Дамма. А вот трое собравшихся в кружок очаровательных амазонок – в бикини, но с автоматами – ведут тем временем между собою разговоры явно неуставные: не то рассказывают неприличные анекдоты, не то обсуждают сравнительные достоинства различных депилляторов… Впрочем, стоило командиру бросить на них укоризненный взгляд, как они тут же посерьезнели, и с должным рвением принимаются за подгонку снаряжения.
– Капитан! – возникает в дверях кабины шлем одного из пилотов. – Через пять минут заходим на посадку. Готовы?
– Мы всегда готовы, – меланхолично откликается ирландец.
45
Позиция тонтон-макутов у бровки летного поля: крупнокалиберный пулемет, автоматы, «Стингер». Над головами – быстро нарастающий гул вертолетных винтов. Старший отчаянно взывает в неоткликающуюся рацию: «Сеньор капитан, сеньор капитан, тревога!.. Да что они там, все померли, что ль?!»
– Эй, Мандела! – окликает старшего наблюдатель с прибором ночного видения. – Чего делать-то будем? Это ж «летающий вагон», не хрен собачий – щас тебе на плешь высыпется десантная рота полного состава, и привет горячий!
– А хрен его знает, чего делать! Велено было – «без приказа в огневой контакт не вступать», ну и где он – тот приказ?
– Слышь, Мандела… – это уже другой тонтон-макут. – У нас, похоже, уже началось дезертирство – дозорный куда-то пропал…
– Что-о-о?!! Идиоты!.. Трево… – но на этом месте вопль не в меру сообразительного командира обрывается странным чмокающим звуком: какая-то тень, мгновенно сгустившаяся из ночного мрака за спиною Манделы, рывком за волосы запрокидывает его голову назад и четко, «в одно касание», перерезает ему оттянутое горло от уха до уха…
Тень, ловко увернувшись от брызнувшего на нее фонтана крови, вершит среди оцепенелых тонтон-макутов свой танец смерти, напоминающий рваный полет летучей мыши. «Пок!.. – пок!.. – пок!.. – пок!.. – пок!..» – выстрелы из «беретты» с глушителем звучат немногим громче хлопка откупориваемого шампанского. Лишь двое или трое людей Манделы успевают хотя бы дотянуться до оружия.
Среди этих «двоих-троих» – и парень со «Стингером» на плече; он, ясное дело, стоял лицом к летному полю, как раз выполняя операцию «захват цели», и не успел даже обернуться к месту побоища. Пуля Марлоу угодила ему в шею, и сведенная судорогой боли кисть тонтон-макута намертво стискивает рукоять, вдавливая в нее пусковую кнопку. Вторая пуля, всаженная ему в затылок, ничего уже тут, разумеется, поправить не может.
…В сторону неразличимой пока во мраке туши летучего дракона взмывает с земли невесомо-стремительная желтоватая искра; подобно акуле, чующей сквозь стометровую водную толщу ничтожный привкус крови, она уже безошибочно унюхала в ночи то, чего вкуснее нет в мире: угарный жар выхлопа вертолетных двигателей…
46
Вашингтонский раут, меж тем, идет своим чередом: дамы в простеньких вечерних платьях по цене лимузина и бриллиантовых колье по цене ядерной субмарины, джентльмены в смокингах, бесшумные стюарды с коктейлями – ну, одним словом, «Династия»… И тут ровный гул изысканно-остроумных разговоров ни о чем разом обрывается, ибо за внезапно приоткрывшимися створками ведущих в зал дверей взорам собравшихся открывается нечто абсолютно немыслимое – Господи помилуй, да это же ДРАКА! А еще мгновение спустя в зал вваливается давешний лейтенант (китель расхристан, полуоторванный аксельбант свешивается чуть не до колена) с повисшими на нем секьюрити: чувствуется, что он в том самом душевном состоянии, когда человек способен крушить в щепки дубовую мебель или сворачивать шеи гулящим женам.
– Господин генерал, чрезвычайное сообщение! – взывает он в безмолвную скандализованную толпу, пытаясь стряхнуть с себя цепучих как репьи секьюрити. – На острове дует зюйд-вест, но они там спутали цаплю с соколом!
При этих словах чопорно-индифферентный генерал, смахивающий обликом на свежемороженого хека, вздрагивает так, что локоть его ненароком сшибает с подноса зазевавшегося на скандал стюарда бокал шерри; липкие красные брызги веером разлетаются вокруг – на платья от Валентино и костюмы от Версаче.