Мистер Невозможный, стр. 66

Он подошел ближе.

— Позвольте помочь вам, госпожа, — сказал он по-английски.

Дафна была занята Рупертом, к которому возвращалось сознание, но английская речь и что-то в голосе этого человека заставило ее оглянуться.

Она увидела перед собой знакомое лицо, которое не видела уже больше месяца.

— Ахмед? — спросила она.

— Этот человек спас мне жизнь, — сказал он. — Я помогу вам спасти его.

Глава 21

В ту же ночь на борту «Изиды», несколько миль вверх по реке

Дафна славно потрудилась над раной Руперта: не переставая отчитывать его, она извлекала обрывки ткани из нанесенной ножом раны. Благодаря слоям плотной ткани, из которой был сделан его арабский пояс, и смертоносному оружию, спрятанному в нем, Руперт остался жив.

Рана оказалась далеко не царапиной, как утверждал он, и доставляла ему гораздо больше беспокойства, чем он ожидал. Тем не менее Дафна надеялась, что он выживет, хотя и опасалась инфекции. Она считала, что клочки грязной ткани, оставленные в ране, не способствуют ее заживлению.

Руперт лежал в своей каюте на диване, временами стараясь разглядеть, что она делает, но в основном смотрел на ее лицо, освещенное фонарем. Ему никогда не надоест смотреть на это удивительное лицо. И он радовался, что будет жить и видеть его.

Сначала он искренне верил, что рана пустяковая, так как она не причиняла никакой боли. Но вероятно, в то время он был слишком разъярен, чтобы что-то чувствовать. Они дрались почти на равных, только кулаками, рассказывал он Дафне. Но затем, когда Ноксли понял, что проигрывает, он поступил подло.

— Неужели ты настолько наивен, что подумал, будто Ноксли будет драться честно, — сказала Дафна, когда Руперт с возмущением назвал поступок Ноксли «чертовски неблагородным».

— Но так не делается, — сердился Руперт. — Спроси своего брата, спроси любого. Я не вынул пистолета, я не вытащил ножа. Я никогда никого не убивал и очень надеюсь, что в этом не будет необходимости.

Он был расстроен намного сильнее, чем показывал. Он не хотел выбрасывать Ноксли из окна. По крайней мере Руперту хотелось в это верить. Однако в такие минуты человек часто не способен думать, сработал инстинкт самосохранения. Ноксли всадил в него нож. Руперт выдернул лезвие и отбросил в сторону… и следующее, что он помнил, — это Ноксли, выпадающий из окна.

Прочистив, насколько это было возможно, рану, Дафна быстро и аккуратно зашила ее и наложила повязку.

— Прошу тебя, не расстраивайся из-за Ноксли, — сказала она, словно прочла его мысли. — Он бы, не задумываясь, убил тебя, и уж конечно, без всяких угрызений совести. Он должен был получать все, чего ему хотелось. Любой становившийся на его пути подлежал уничтожению.

Дафна повернулась к ящичку с лекарствами, стоявшему неподалеку. Спустя минуту она снова повернулась, держа в руке маленький стаканчик.

— Я не подозревала, что нужна ему, пока мне не намекнули его люди, — сказала она.

— Я же говорил, что он хочет получить тебя, достаточно было увидеть, как он смотрит. Может быть, он обезумел от жажды славы и власти, но не ослеп.

— Власть и слава дорого стоят, — сказала Дафна. — Он испытывал вожделение не к женщине, он стремился заполучить мои деньги.

Руперт не сразу понял, о чем она говорит, поэтому Дафна, нахмурившись, добавила:

— Ты же знал, что Верджил оставил мне кучу денег, не так ли? Я думала, это всем известно.

— Кучу денег? — спросил он. — Ну, это самое меньшее, что могла сделать эта лживая свинья. Нельзя сказать, чтобы я считал тебя нищей, когда видел, как равнодушно ты относишься к тому, что твой брат тратит тысячи на покупку одного из этих коричневых скрученных штуковин.

— Папирусов, — холодно поправила Дафна, почти так же, как при их первой встрече в темнице. Но Руперт расслышал насмешливую нотку в ее голосе.

— Я знаю, — сказал он. — Я знал. В тот день я лишь пытался спровоцировать тебя. Я знал, что ты вспыльчива. Я почувствовал это, даже когда нас разделяло около двадцати футов. Было ощущение, что я стою на краю вулкана. Очень… возбуждающее ощущение.

— На данный момент ты получил достаточно возбуждающих ощущений. — Дафна вплотную придвинулась к нему, подняла Руперту голову, прижала к своей восхитительной груди и поднесла стаканчик к его губам. — Вот, выпей.

У него было неприятное предчувствие, что этот стаканчик для него, но разговор отвлек его внимание. Теплая женственность, к которой он прислонялся, отвлекала его еще сильнее.

— Что это?

— Немного опия с вином.

Руперт осторожно, не теряя своего приятного положения на ее мягкой груди, отвернулся от стакана.

— Я не хочу.

— Ты выпьешь это, — сказала она, — иначе я позову Ахмеда и велю ему собрать самых сильных людей на борту. Они будут держать тебя, пока я не волью это в твое горло. Ты любезно уступишь или предпочтешь позориться перед мальчишками?

— Не нужен мне никакой опий, — проворчал Руперт, но повернулся и выпил. После этого она отставила стаканчик и нежно, но решительно перенесла его голову со своей груди на подушку.

— Рана, когда пройдет шок, наверняка станет болеть сильнее, — сказала она. — А так ты сможешь немного отдохнуть.

— Я бы хотел, чтобы ты отдохнула рядом со мной, — сказал он, опуская руку на ее бедро. Она была в арабском мужском костюме, но ни один мужчина не принял бы ее за лицо одного с ним пола.

— Это не было бы отдыхом, — ответила она. — И пожалуйста, не забывай, что теперь здесь мой брат.

Руперт вздохнул. Брат. Да, конечно. Но брат — это не Ахмед, которым она только что угрожала ему. А кто этот Ахмед? Ах да, тот человек, который что-то сказал, когда дело начинало принимать весьма интересный оборот.

Что же он сказал? Сначала по-английски, затем перешел на арабский.

— Что он сказал? — спросил Руперт. — Этот Ахмед? Он назвал тебя госпожой.

— Это был Ахмед, — сказала Дафна, ничего не объясняя.

— Так я и сказал, — терпеливо продолжал он. Бывали минуты, когда он задумывался, нет ли в ее необъятном мозгу одной или пары пустых каморок. — Он что-то сказал как раз перед тем, как я…э… немножко задремал.

— Ты потерял сознание, — сказала она. — Ты терял его несколько раз.

— Я слишком устал, так как не спал с тех пор, как они захватили тебя. Сознание я не терял.

Дафна деликатно фыркнула, ясно выражая свое мнение по этому вопросу.

— Я хочу, чтобы ты перестала уклоняться от ответа. Кто этот Ахмед и что он говорил?

— Он сказал, что ты спас ему жизнь. ЧЧ? Руперт задумался.

— Должно быть, он принял меня за кого-то другого.

— На мосту в пригороде Каира, — сказала она. — Его страшно избили. Турецкий солдат хотел прикончить его, но ты вмешался.

После некоторого раздумья, длившегося дольше, чем обычно, Руперт понял, о ком она говорит.

— А-а, тот парень.

— Из-за которого ты и оказался в темнице, — осуждающе сказала она. — Ты рисковал жизнью ради несчастного туземца, которого ты совершенно не знал.

— Драка не была честной, — сказал Руперт.

Она долго не сводила с него взгляда, затем нежно погладила его по щеке.

— Да, не была, — тихо согласилась она, — но только тебе было до этого дело. Ахмед был тем слугой, который сопровождал Майлса в Гизу. То, чему ты стал свидетелем, было избиение его так называемой полицией, теми, кто похитил Майлса. Ахмед, тот самый слуга, который убежал, когда воры пришли в мой дом и украли папирус.

— И он — тот слуга, который не вернулся, — сказал Руперт. — Дядя Тома. И как он оказался здесь? Невероятно.

— Вовсе нет, — возразила она. — Ахмед знал, что ему небезопасно оставаться в Каире и его присутствие там может повредить его семье, так же как и мне. — Поэтому он пошел в Булак, чтобы наняться на судно. Там он услышал, что лорд Ноксли отправляется на поиски Майлса. Ахмед без труда получил работу. Он говорит по-английски и немного по-французски, он умен и трудолюбив. Он думал, что Ноксли прекрасный человек. Ахмед в этом не сомневался до тех пор, пока прекрасный человек не скормил нескольких своих людей крокодилам — вполне возможно, тем самым, которых мы с тобой видели неподалеку от Джирги.