Белая ель, стр. 18
Женщина закричала, мужчина приподнялся на локтях и вскинул голову, темные пряди прилипли к высокому лбу, он победно улыбался, блестя зубами. Это был Миклош!
Аполка не поняла, как выскочила из проклятой спальни. Мир рухнул, рассыпался на тысячи ядовитых, острых осколков, впившихся в сердце, в глаза, в разум. Все было обманом, все с самого начала! Свекор ни при чем, это Миклош затащил их в Сакаци, а с черномазой грудастой тварью он спутался еще на свадьбе. Пал слеп, как крот, ему ли следить за прыгнувшей в господарки девкой с пасеки!
В плечи вцепился мокрый холод, и Аполка оглянулась. Как она оказалась на стене? Хотела броситься вниз? Ну, нет, этому не бывать! Принцессы не кончают с собой, они мстят. Матяш и Барбола пожалеют, что они встретились, что они вообще родились на свет, но Пал ей не помощник. Сакацкий господарь не пойдет против сына сюзерена или уже не пошел?
Теперь Аполка понимала, почему слуги и витязи смотрят на нее с сочувствием. Любовники не таились, да и что таиться в краю, где взять невесту из-под господаря чуть ли не подвиг? Создатель, как же она раньше не видела, кому отдавала душу? Алату! Сыну Матяша Мекчеи! Создатель, да алаты предатели во всем, а Мекчеи – изменники даже по здешним меркам! Они носят эсперы и пляшут с демонами, присягают на верность и готовят мятеж, клянутся в любви и топчут ее вместе с пасечницами и скотницами.
Миклош предал не только жену, он изменил королю и Создателю, и он ответит за это! Вместе с отцом, Карои, всеми заносчивыми господарями и похотливыми господарками. Пусть свекровь всю жизнь глотает измены Матяша, Шарлотта-Рафаэла Агарийская исполнит свой долг перед короной и церковью. Дядя узнает не только то, что было и есть, но и то, что готовится, но сначала нужно выбраться из пропитанного ересью и предательством Алата. Лукача она с собой не возьмет, что она скажет спящей с ним кормилице, да и с ребенком на руках далеко не уйдешь! Ничего, сына она вернет потом, Иоганн сделает его алатским господарем, нет, хватит с нее господарей! Лукач Мекчеи станет агарийским герцогом Лукой-Иммануилом.
Аполка прислушалось, было тихо, только ветер тряс мокрые ветки да гнал через луну облака, обещая оттепель. Ее никто не заметил, это был добрый знак. Женщина, срывая на ходу ставшие отвратительными серьги, бросилась в свои покои. Миклоша не было, а заметь он жену, торчал на пороге с какой-нибудь ложью, но куда там! Он был так занят! Примолкшая было ярость, снова зарычала, но Аполка не дала захлестнуть себя с головой.
Женщина тщательно и тепло оделась, затолкала сброшенное платье в сундук, смяла постель, разложила вышивки, пусть думают, что она ненадолго вышла.
Кошелек с золотом Аполка спрятала под юбками, второй, с серебром и медяками, повесила на пояс. Главное, добраться до постоялого двора на Яблонском тракте, но к утру она там будет. Недалеко от Яблонь есть святая обитель, ее настоятель – достойный и верный человек, как она могла о нем забыть?! А как она могла забыть о родителях, Анне, дяде?! Как же она перед ними виновата, но она все исправит, она и так наказана за свою глупость!
Жена Миклоша Мекчеи натянула меховые рукавицы и второй раз за ночь покинула спальню. Судьба, ударив наотмашь, сменила гнев на милость, ни на дворе, ни у конюшен никого не было, а ворота стерегущиеся нечисти алаты оставили открытыми. И от суеверий бывает польза. Никем не замеченная, Аполка перешла мост и ступила на сплетенную из качающихся теней тропу. Страшно ей не было, чего бояться тому, кто потерял все, кроме мести? Зачем, ну зачем Миклош лгал? Агарийские наследницы знают свой долг, она без лишних слов приняла бы выбранного родными жениха, но алат заставил себя полюбить, а потом швырнул эту любовь в хлев!
Из омута горечи Аполку вырвал тележный скрип и стук копыт. Кто-то ехал в сторону Яблонь. Нужно успеть! И жена Матяша успела. По тракту неспешно ползла повозка с бочками, за которой трусила беспородная собачонка. Пегая, длинногривая кобыла словно спала на ходу, возница, молодой круглолицый парень в щегольской шляпе, тоже клевал носом, рядом примостилась грудастая крестьянка средних лет в вышитом полушубке, а на бочках развалился черноусый здоровяк.
Аполка закричала, и ее услышали. Баба ткнула возницу в бок, тот шевельнул поводьями, лошадка остановилась, уютно поведя ушами, отчаянно завиляла хвостом подбежавшая собачонка. Дочь герцога никогда не ездила на крестьянских телегах, но это было лучше, чем идти пешком. Аполка приняла протянутую руку и в мгновенье ока оказалась наверху рядом с черноусым. Тот равнодушно откинулся на спину, парень лениво шевельнул рукой, кобылка тряхнула гривой и мерно затрусила навстречу выплывшему из туч лунному огрызку.
Глава 2
– Гици, – донеслось сквозь дверь и сон, – гици, тут... Беда вроде!
Зашевелился, осторожно разжимая объятия, Пал, но Барболка уже проснулась и села, обхватив коленки. Ночь и не думала кончаться, в окна хлестал нешуточный дождь. Зиме – конец, но в эту пору по Алати лучше не ездить, завалит, не заметишь.
Пал уже вставал, Барболка вскочила, принялась помогать. Сперва муж от ее заботы терялся, теперь оба привыкли. Пал вышел первым, Барболка наскоро натянула юбки, косы заплетать не стала – не до того, выбежала из спальни. Сакацкий господарь слушал Иштвана. Рядом стоял Янчи, мокрый, как утопленник.
– ... не поверили, думали, перепил Мати-то, но пошли поглядеть. Точно, нет господарки! Оделась да ушла. Мы – в погоню. За мостом следы были, к тракту она бежала, а дальше, как кошка слизала, а тут дождь еще. Вечер ясный был, и вдруг как из ведра.
– Миклош что говорит?
– Да не знал он ничего. Спал, насилу разбудили, а к сынку господарка не ходила. Вица б с Маргит заметили.
Пал потер переносицу, Барболка знала эту его привычку. Сейчас скажет седлать коней.
– Ума не приложу, что на нее накатило, – Миклош Мекчеи, краше в гроб кладут, стоял на пороге, – вечером человек человеком была. Может, Барбола чего приметила.
– Ничего, – Барболка для вящей убедительности тряхнула головой, – про рябину мы говорили, про охотников боговых. Аполка веселая была, домой не хотела.
– Не хотела, а ушла, – пробормотал Пал, – ладно, дождь не дождь, а искать надо. От собак толку мало, но все равно взять придется...
Барболка знала, что это за «все равно». Если Аполку засыпало хоть снегом, хоть камнями, псы почуют. Да и хозяев предупредят, если склон ненадежный или по дороге кто-то не тот встретится. Ледяная Ночка давно миновала, до Березовой – далеко, нечисти удержу нет.
– Барболка, – Пал взял руки жены в свои, – ты иди, досыпай. Нечего зря свечки жечь.
– Хорошо. – Ужасно захотелось зареветь и повиснуть на шее у мужа, но Барбола сдержалась, не до нее. – Я лягу.
– Вот прямо сейчас и ложись, – распорядился Пал и вышел, опираясь на руку Иштвана.
Охотнички Боговы, да разве в эдакой круговерти чего найдешь?! Самим бы не пропасть.
Во дворе грохнул колокол, что-то громко проорал Иштван, заскулили недовольные собаки. Барбола тихонько вернулась в спальню, но не легла, а села у окна. Мешать она не станет, но разве тут уснешь?
Внизу метались, сражаясь с дождем и темнотой, факелы, потом выстроились в цепочку, рыжей живой ниткой потянулись во тьму и растаяли, оставив Сакаци во власти дождя и ночи.
– Мяу!
Охотники Боговы, это еще откуда? На кровати, поджав ножки и капризно отставив губку, сидела девчонка с ландышевой поляны.
– Мяу! – сказала она и хихикнула.
– Ты откуда? – нерешительно спросила Барболка.
– Из башни, – заявила голышка, поправляя жемчужное ожерелье, которым можно было дважды обвязать ее вокруг пояса. – Все ушли... скучно... И ты скучная. Давай танцевать!
– Не до танцев нам, – вздохнула Барболка, – Аполка ушла.
– И пусть, – засмеялась девчонка, – глупая она... Как дым... Как сухие листья... Они не летят, их несет. Крыльев нет, жизни нет, ничего нет... Не надо на них смотреть, не надо их ловить...