Акварельный портрет, стр. 1

Кнорре Федор

Акварельный портрет

Федор Федорович Кнорре

Акварельный портрет

Только что прибывший в город фотокорреспондент Митя Великанов сошел с парохода и, отказавшись от такси и автобуса, бодро двинулся пешком вверх по бесконечно длинной лестнице, которая начиналась у самых пристаней на берегу Волги и круто уходила в гору по заросшему травой откосу - к подножию каменных башен старого кремля.

Ему легко дышалось, и он неутомимо отсчитывал ступеньки, помахивая в такт шагам легоньким чемоданчиком, где было гораздо больше запасной пленки и замысловатых объективов, чем носовых платков и рубашек.

Только добравшись до самой верхней площадки, он остановился и, обернувшись, посмотрел вниз, на сверкающую солнечными вспышками реку. Сквозь громадную толщу прозрачного воздуха, вслед за взлетевшим у пароходной трубы столбиком крутого белого пара, снизу с большим опозданием донесся тягучий волжский гудок.

Низко вдавленные в воду нефтеналивные баржи, казалось, застыли среди реки. Дымили трубы буксиров, трещали бесчисленные моторки, шныряя, как водяные жучки, по всем направлениям; сияя двумя рядами зеркальных окон, описывая ровную дугу, с музыкой заходил против течения к пристани белый теплоход с трепещущими вымпелами на мачтах и пестрой, растянувшейся вдоль палубы толпой пассажиров.

Ровно три года назад, поднявшись по этой лестнице, он стоял на этом самом месте, готовясь сделать первый снимок. Был он тогда совсем зеленый, начинающий фотокорреспондент, приехавший в свою первую ответственную командировку.

Несколько старых домов стояли, как и раньше, на своих местах, но в том месте площади, где три года назад тянулся длинный дощатый забор, из-за которого выглядывал бревенчатый дом с мезонином, теперь стояло новенькое большое здание гостиницы с колоннами.

Митя неторопливо шел, осматриваясь по сторонам, изредка останавливаясь, вскидывая к глазам аппарат, снимая все, что казалось ему интересным, и в уме подбирал уже подписи к своим снимкам: "Черты нового", "Разительные перемены", "Здесь был пустырь...".

Иногда ему встречались целые улицы, построенные заново, и он разочарованно замечал, что там решительно ничего не осталось от старого для сравнения.

Длинными рядами тянулись дома, облицованные светлой керамикой. Очень тоненькие липки, высаженные вдоль улицы, уже пробовали шелестеть редкими листиками на ветру, но получалось у них это еще очень слабо, точно они только начинали робко учиться своему делу.

Против каждого дома стояли скамеечки, и у каждой такой скамеечки лениво поскрипывали детские колясочки, подталкиваемые руками матерей.

Навстречу все чаще попадались вереницы самосвалов и медленно ползли тягачи и платформы со строительными блоками величиной с небольшой двухэтажный дом. Древняя Осиновая улица бывшей слободки, кажется, строилась заново вся разом. Над беспорядочным скоплением ржавых, приземистых крыш с пустыми чердачными оконцами, облезлыми голубятнями, флюгерами и антеннами телевизоров высоко поднимались строительные краны.

Серые бетонные плиты медленно проплывали в воздухе над кучками вишневых деревьев в садиках, где среди пыльной зелени еще краснели дозревающие вишни. В некоторых домиках доживали последние дни не успевшие переехать жильцы; собачонки лаяли, стараясь спугнуть экскаватор, и орали петухи.

Митя добрался до первого прораба, познакомился с комсомольским секретарем, попросил разрешения залезть на кран, сделал первый снимок и с головой ушел в свою обычную работу.

Только когда четыре звонких удара по обрезку рельса известили о конце рабочего дня, Митя вспомнил, что ночевать ему негде.

- Погодите, мы это уладим, - сказал секретарь. - Сейчас что-нибудь придумаем.

Он огляделся по сторонам и окликнул парней, выходивших с мокрыми волосами из душевой:

- Ребята! Где бы нам тут товарищу устроить приличное помещение поблизости? Денька бы на три?

- Помещения тут в аккурат на батальон! - весело сказал один из парней, показывая на ряд пустых, еще не тронутых разборкой домишек.

- В Карловском переулке еще живут в нескольких домах. Там легко найти... - сказал другой парень.

- Правильно, да вы там хоть Коромыслову спросите. Она - пожалуйста!

Митя поблагодарил и отправился отыскивать Карловский переулок. Он миновал последний ориентир, указанный ему ребятами со стройки, - Тещин тупик - и, свернув, наугад пошел вдоль двух рядов брошенных безлюдных домов с палисадничками. Ему начинало уже казаться, что тут и вовсе ни души нет, когда наконец попался живой домишко, с петухом, тявкающей собачонкой и даже со стариком в серых валенках и зеленой фетровой шляпе, сидевшим на отполированной до блеска узенькой лавочке перед калиткой.

Митя поздоровался и спросил, как ему пройти в Карловский переулок.

Старик опустил на колени томик Жюля Верна, который он читал, и, приспустив очки, строго поглядел поверх стекол на Митю.

- А позвольте спросить, кто это вас так информировал, что именно Карловский переулок? Настоящее ему название - улица Ивана Сусанина... Люди, правда, все равно по-старому зовут: Карловский переулок. Потому переулок он и есть переулок, объяви ты его хоть проспектом, гм!.. И для чего Сусанина вдруг награждать горбатым переулком? Тут осенью грязь по колено. Непродуманно.

- Понятно, - сказал Митя. - Конечно, плохая улица хорошего человека недостойна. А этого вот... Карла она достойна?

- Вполне, - с усмешкой согласился старик. - Имейте в виду, вся эта окружающая местность, где мы вращаемся, носит географическое наименование Разгильдяевка. Не слыхали? Теперь, конечно, это все позабылось, а надо вам знать, что в дореволюционные годы сюда любили наезжать из города купчишки-запивошки. В городе они только первый разгон брали, а когда насосутся, как дикобразы, им в городе делается срамно - они сейчас сюда, в слободку. Тут возвышался над обрывом ресторан с цыганами под вывеской "Монте-Карло". И настоящее-то название - Монтекарловский переулок, вот оно как. Тут ни Карла, ни Сусанин ни при чем...

- Очень интересно все, что вы рассказываете, - мягко перебил Митя, переминаясь с ноги на ногу. - И близко он здесь, этот забавный переулок? Он начинал уже побаиваться, как бы старик со своими объяснениями не перекинулся на соседние переулки.

- А вы кого именно там отыскиваете?

- Коромыслову, мне сказали.

Старик поправил очки, взял опять в руки Жюля Верна и показал локтем направление:

- Коромысловой дом вон, наискось через дорогу. А переулок, понятное дело, этот самый и есть Монтекарловский.

С удовольствием раздельно повторив это полное наименование, старик кивнул и перевернул страничку с картинкой, где был нарисован гибнущий в волнах фрегат.

Перейдя через улицу, Митя отворил калитку и вошел во двор, заросший травой, такой высокой, что она доходила до самых окон низенького домика. Единственная дорожка вела прямо к крылечку. Толстая собака, увидев Митю, вылезла из будки, лениво зевнула, потянулась и полезла впереди него на крыльцо, показывая дорогу.

Следом за собакой Митя вошел в дверь и очутился в кухне. Пожилая женщина с засученными рукавами гладила какие-то легкие оборки, удивительно нежно и плавно поворачивая тяжеленный духовой утюг.

Митя представился и объяснил свое дело. Хозяйка, продолжая гладить, пожала плечом.

- Я поражаюсь, - сказала она. - Не сегодня-завтра дом снесут и останется гладкое место, а мне присылают жильцов. Поражаюсь!

- Ну какой я жилец? - покладисто сказал Митя. - Мне бы только переночевать денька два-три - и все.

- Мое дело одинокое, - сказала хозяйка. - У тебя от людей какая-нибудь рекомендация-то есть?

Митя сказал, что рекомендации у него нет.

- Ну, знает хоть тебя тут кто-нибудь?

- Да кто ж меня может знать? Ведь я приезжий. Сегодня на пароходе прибыл.

- Опять я поражаюсь, - сказала хозяйка. - Как же так? Никто не знает и пускай тебя в дом. Может быть, ты разбойник?