Прощай, друг!, стр. 1

Себастьян Жапризо

Прощай, друг!

Оглушительно ревет пароходный гудок. На покачивающемся деревянном полу стоит стакан, по самые края наполненный виски. Вокруг валяются измятые купюры. Рука мужчины, одетого в пятнистый комбинезон, держит над Готовой перелиться через край жидкостью пятифранковую монету, Потом осторожно, почти ласково, опускает монету в стакан.

Монета ложится на дно стакана на столбик себе подобных. Виски образует над краями стакана выпуклый купол, но, вопреки всякому ожиданию, не проливается.

Рука неторопливо собирает купюры, а ее владелец издает торжествующий клич с явно выраженным американским акцентом:

— Йеа-а-а!..

Внушительных размеров револьвер сорок пятого калибра с откинутым барабаном — в руке другого мужчины, одетого в офицерскую форму цвета хаки.

Видно, что из шести патронов в барабане один без пули.

Резкое движение — и барабан со щелчком встает на место, ствол угрожающе нацеливается в невидимую точку. Вновь раздается торжествующий вопль:

— Йеа-а-а!..

Пронзительный звук. На сей раз это гудок автомобиля, попавшего, по всей видимости, в затор, — на сигнал нажимает женская рука.

Кроме этой нетерпеливой руки, видны только часть рулевого колеса и загорелые стройные ноги, едва прикрытые короткой юбкой.

Наконец, правая нога нажимает на педаль газа, автомобиль трогается; одновременно с этим в третий раз раздается победный клич:

— Йеа-а-а!..

На пристанях Ла Жольет в Марселе идет разгрузка крупного военного транспорта.

Тут военные всех родов войск, самого различного возраста и цвета кожи, но всех объединяет выражение усталости и безразличия на лице.

Вся эта людская масса с оружием и амуницией стекает на пристань, минует пропускной пункт и рассаживается по грузовикам, которые повезут одних в лагерь Св. Марты, других — в Карпиан или в казармы Мюи. Волею случая в людском потоке рядом оказываются двое.

Один из них — Дино Барран, симпатичный парень лет тридцати, с агрессивным выражением хмурого лица. На нем форма и отличительные знаки военного медика и лейтенантские нашивки.

Второй — Франц Пропп Вылинявший пятнистый комбинезон десантника, знаки Иностранного легиона. Он постарше, черты его лица грубее. На правом плече у него тяжелый вещмешок цвета хаки, в левой руке — стакан с виски. Безразличный ко всему на свете, он на ходу отхлебывает глоток за глотком.

Осушив стакан, он отшвыривает его в сторону моря и задевает при этом рукой вещмешок Баррана, из которого вываливается на землю тяжелый револьвер в полотняной кобуре.

Пропп подбирает револьвер, вытаскивает его из кобуры, вертит в руках. Потом отдает его медику. Все это происходит без слов.

Барран засовывает револьвер на прежнее место и продолжает путь. Толпа оттесняет его от легионера.

А вокруг — зимнее утро. В Алжире давно отгремели последние залпы [1].

ФРАНЦ ПРОПП

За решетчатой оградой причала, где разгружается прибывший транспорт, стоит «ситроэн-ДС». За рулем — молодая женщина.

Она явно кого-то встречает: через лобовое стекло нетерпеливо всматривается в толпу солдат, которых военные полицейские в белых касках распределяют по грузовикам.

Это Изабелла. Ей около тридцати, она одета в прекрасно сшитый костюм и наделена грацией дикого животного.

Глаза ее скрыты темными очками, но нетрудно угадать, что ее интерес привлекает то один, то другой военный из шагающих по ту сторону ограждения.

Почему-то все, на кого она смотрит, — медики. Первый из них — обильно потеющий толстяк, который поминутно утирает платком лоб. Второй, едва миновав пропускной пункт, устремляется в объятия подруги. Третий— Дино Барран.

Женщина снимает очки и выходит из машины. По тротуару она догоняет Баррана и идет рядом, отделенная от него оградой. Для этого ей приходится продираться сквозь толпу встречающих.

Приблизившись, наконец, к Баррану, Изабелла просовывает руку через прутья ограды и дергает медика за рукав.

Барран, остановившись, смотрит вначале на вцепившуюся в него руку. Потом переводит взгляд на Изабеллу.

— Как вас зовут? — торопливо спрашивает она.

— Барран.

— Вас-то мне и надо.

Изабелла говорит это со страстной убежденностью, в глазах ее — мольба. Барран, похоже, видит ее впервые. В конце концов он пожимает плечами.

— Значит, мне повезло, — равнодушно роняет он.

И, как ни в чем не бывало, идет дальше. Изабелла старается не отставать. Лицо ее искажено тревогой, она пытается перекричать нестройный гомон толпы.

— Вы знали там одного моего друга! Он должен был вернуться!

— Кто? — не останавливаясь, коротко спрашивает Барран.

— Его зовут Моцарт! Как музыканта! Он медик! Как вы!

— Не знаю такого.

— Ну как же! Вспомните! Моцарт!.. Прошу вас, выслушайте меня!

В этот миг решетчатая ограда сменяется глухой стеной, которая отрезает молодую женщину от Баррана. Раздосадованная тем, что так внезапно лишилась собеседника, Изабелла бежит к воротам, где, как она надеется, ей удастся его перехватить. На тротуаре ей приходится протискиваться через плотную толпу людей, которых не пустили на причал.

Добравшись, наконец, де ворот, она вынуждена отпрянуть от выезжающего на полной скорости грузовика, набитого военными.

Грузовик поворачивает и проезжает мимо нее. В задней части кузова как раз устраивается Барран, который вскочил туда в самый последний момент. Изабеллу он не удостаивает даже взглядом.

Та застывает в неподвижности посреди обтекающей ее толпы, на лице ее — паническая растерянность.

Одна из казарм лагеря Св. Марты с рядами двухъярусных коек. Солдаты томятся ожиданием: одни играют в карты, другие пытаются заснуть.

Только что вошедший Барран оглядывается вокруг в поисках свободного места и сгружает свою поклажу на одну из незанятых нижних коек. Усевшись на нее, он достает из вещмешка початую бутылку. Когда он подносит горлышко ко рту, собираясь вытащить пробку, появившаяся откуда-то сверху рука выхватывает у него бутылку.

Это легионер с причала Ла Жольет; он наполовину свесился с верхней койки, и на губах у него играет улыбка, одновременно дружелюбная и зловещая.

Барран невозмутим.

— Nice Gun!.. [2] — произносит Пропп.

Он зубами откупоривает бутылку и припадает к горлышку. Потом широко улыбается.

— And nice girl!.. [3]

Барран принимается распаковывать свой вещмешок.

— Скажи-ка, док… что это было, а? — не отстает от него Пропп.

— «Смит-и-Вессон» сорок пятого калибра.

— Да я не про револьвер. Про девчонку!..

— Так, кого-то ищет…

— Все кого-то ищут, — глубокомысленно замечает Пропп.

— Лично я никого не знаю, — холодно отзывается Барран.

Пропп с презрительной миной растягивается на койке.

— Уж я бы для такой девчонки расстарался! Я бы сказал ей «Мамзель, с вашим приятелем я играл в гольф в Дьенбьенфу…» Да что угодно!

— Ты американец? — привстав с койки, спрашивает Барран.

— Немного американец, немного немец — всего помаленьку. Все зависит от того, кто платит. А ты? Француз7

— Нет, я пьяница. И вдобавок жаден до ужаса.

И медик стремительным движением выхватывает свою бутылку из рук легионера.

Лагерная канцелярия, полдень. Сидящий за стойкой военный писарь ставит печать на предписание Баррана и вручает ему пособие по демобилизации: тощую пачку новеньких купюр. Позади Баррана — длинная очередь демобилизованных с предписаниями в руках. Через открытую дверь очередь вытянулась в залитый солнцем двор.

— Счастливо, доктор, — привычно говорит писарь.

Барран уступает место у стойки следующему в очереди. По пути к двери его останавливает другой медик, один из тех, кто был утром на пристани: потеющий толстяк. Он и сейчас утирает лоб платком.