Целитель (СИ), стр. 43

— Ко мне? — усмехнулась Светлана, — я не даю нищим и безработным.

Она повернулась резко и зашагала в другую сторону. Подъехавший наряд полиции затолкнул Гордеева в автомобиль.

Сибирцева зашла к Гордееву старшему, который работал в банке заместителем директора.

— Трофим Ерофеевич, я уволила Виктора и его любовницу секретаршу. Вы можете продолжить работу или уйти. Против ни того, ни другого возражать не стану. Временно банк возглавит другой заместитель.

Она повернулась и ушла, не дав возможности ответить или спросить Гордееву старшему. Успела вернуться в клинику еще до начала приема больных, зашла к отцу, обняла его, прижавшись как в детстве к его груди. Из глаз тихо, без всхлипывания, бежали слезы.

— Доченька… что мне тебе сказать?.. сама выбрала этот путь, не стала перекодировать Виктора и, наверное, правильно. Знаю, что ты любила его, поэтому решила вопрос по-детски — хоть несколько месяцев да мой. У тебя срок месяц — хочешь избавиться от ребенка или станешь рожать?

— Нет, папа, от него детей не хочу, за этим и пришла к тебе.

— Хорошо, доченька, после приема больных будет выкидыш. Чем еще могу помочь тебе?

— Спасибо, папа, с остальным справлюсь сама.

Она покрепче обняла отца, поцеловала в щеку и ушла к себе. Мать так и не узнала о возможном ребенке дочери. Надежда объяснила ей, что развелась с мужем из-за измены, не рассказав про хищение денег и предотвращенном взрыве завода. Виктора Гордеева осудили по-тихому, без прессы, он получил двадцать лет колонии строгого режима, как и Коротков.

11

Надежда не стала жить у родителей после развода, как мечтала ее мама. Дома были рядом и всегда можно было прийти друг к другу. Она после работы принимала душ, кушала и смотрела телевизор, иногда не видя и не слыша, что там показывают и говорят. Никак не могла понять — чего же не хватало Виктору. Все его мысли, которые она могла прочитать в его голове, были о раскованном сексе. Одевать на ночь чулочки, делать минет и не выключать ночник… Разве она шлюха какая-нибудь? А может Виктор был прав и не стоило зацикливаться на классическом сексе? Кто сказал, что между супругами должны быть какие-то ограничения? Но ведь секс — это только половина всего, а было ли у них душевное понимание друг друга? Наверное, это главный вопрос в их ситуации. При душевной близости возникли бы и сексуальные фантазии. Когда тянешься к человеку, то стараешься сделать ему приятное.

В дом вошел отец.

— Все грустишь и переосмысливаешь отношения с Виктором? — спросил он и, не дождавшись ответа, продолжил: — не переживай, он не стоит того. Обыкновенный сексуальный шизоид. Не шизофреник, заметь, ты знаешь, что это такое.

Зазвонил телефон отца, он взял трубку, ответил:

— Сибирцев.

— Здравствуйте, Егор Борисович, это генерал Обухов.

— Здравствуйте, Алексей Юрьевич, я вас слушаю. Что-то случилось?

— К сожалению, да. Один из наших лучших оперативников тяжело ранен при задержании особо опасного преступника. Врачи говорят, что шансов нет никаких, пуля попала в сердце и непонятно, как он еще жив. Помогите, пожалуйста, Егор Борисович, ради Христа помогите. Раненый находится в первой клинической больнице. Я знаю, что вы не выезжаете, но умоляю вас, офицер еще так молод.

— Хорошо, Алексей Юрьевич, я помогу, в больницу подъедет моя дочь.

— Ваша дочь? При чем здесь дочь?

— Подъедет профессор Сибирцева Надежда Егоровна. Вам надо спасти раненого офицера или поболтать со мной? Встречайте.

Он отключил связь.

— Надя, в первую клиническую больницу доставлен полицейский с ранением в сердце. Съезди.

— Хорошо, отец, если успею, то помогу.

Машина неслась к больнице с предельно возможной скоростью. Сибирцева сразу же направилась во второе хирургическое отделение. В коридоре, не зная в лицо, ее пытались остановить врачи и медсестры, но охрана блокировала всех. Около двери с надписью «Операционный блок» толпились генерал и еще несколько сотрудников.

— Я профессор Сибирцева, — представилась она генералу, — ваш офицер здесь?

— Да, Надежда Егоровна, он здесь. Там все лучшие хирурги, но…

— Понятно, — прервала она его, — организуйте, чтобы мне не мешали, пусть никто не заходит.

Надежда прошла в операционную.

— Доложите состояние больного?

Профессор, ее бывший преподаватель по университету, узнал ее.

— Здравствуйте, Надежда Егоровна, надо одеть халатик и…

— Некогда, коллега, докладывайте.

— Огнестрельное ранение в область сердца. Пуля, сломав ребро, проникла в предсердие и на излете застряла в сердечной мышце. Больной, как видите, интубирован, пульс нитевидный, давления практически нет.

— Понятно, всех прошу отойти от стола.

— Остановка сердца, — крикнул анестезиолог.

— Мои команды выполнять без вопросов и пререканий. Отсоединить больного от аппарата искусственного дыхания. Как зовут раненого?

— Федор Иванович Бугров, — непонимающе ответил анестезиолог, вынимая изо рта трубку, — без наркоза он точно умрет. Надо бы адреналин в сердце, прямой массаж…

— Помолчите, коллега. Так, Федор, дышим самостоятельно, запускаем сердечко и засыпаем.

Раненый задышал. Сердце забилось ровно. Стоявшие рядом врачи изумленно смотрели то на Сибирцеву, то на больного. Приборы фиксировали пульс шестьдесят ударов в минуту, давление сто на пятьдесят пять. Надежда провела рукой над пробитым ребром, образуя разрез длиной в восемь сантиметров. Ткани расслоились и отодвинулись в сторону, словно их держали операционными крючками. Обнажив три ребра, Сибирцева вынула их из тела, положив на простыню рядом, вскрыла предсердие, убирая излишнюю набежавшую кровь марлевыми салфетками. Открытые рты стоявших рядом хирургов и операционных медицинских сестер закрывали маски и только круглые глаза говорили о шокирующем изумлении. Аппарат искусственного дыхания отключен, никакого наркоза и инструментария. Больной дышит сам, давление и пульс в норме. Невероятно…

Сибирцева достала пулю, провела ладонью над раной. Слегка поврежденная мышечная ткань сердца затянулась, как и другие слои до ребер. Она взяла ребра, вставляя их на место по очереди. Костная ткань мгновенно срасталась, словно и не было ничего. Пробитое пулей ребро соединилось по краям и его отверстие затянулось. С операционной раны будто убрали крючки, и она послойно затягивалась. Через какое-то мгновенье не осталось даже рубца на теле. Надежда вытерла следы крови на коже салфеткой, произнесла:

— Проснитесь, Федор.

Он открыл глаза, посмотрел на Надежду, на других врачей и остановил взгляд на ней — она была без маски и медицинского халата.

— Вы кто? — спросил он.

— Как чувствуете себя, Федор? — в свою очередь спросила Сибирцева.

— Я? — он еще раз огляделся, — нормально. Я в больнице что ли и почему голый?

— Вас генерал в коридоре ждет, вставайте и больше не подставляйтесь под пули. Это вам.

Надежда отдала ему пулю и вышла из операционной.

— Ваш офицер, товарищ генерал, в полном порядке, больничный лист не требуется, но день отдыха я бы ему разрешила. До свидания.

— До свидания, — машинально ответил генерал.

Надежда вышла на улицу и уехала. Пришедшие в себя коллеги, генерал и капитан кинулись за ней, но поздно.

— Невероятно, — произнес генерал, глядя на капитана, — еще пять минут назад ты лежал на операционном столе с пулей в сердце, а сейчас стоишь передо мной, словно ничего не было. Ты помнишь, что произошло?

— Помню бандитский выстрел. Пламя сверкнуло в его стволе, звука не слышал. Потом девушка в платье… красивая такая… врачи рядом.

— Эта девушка профессор Сибирцева, это она спасла твою жизнь, достав пулю из твоего сердца. Ты ее вечный должник, капитан, — пояснил Обухов. — Пулю отдай, она для экспертизы нужна. На завтра у тебя отгул, я бы не дал, дел много, но Сибирцева приказала. Ее я ослушаться не могу. Свободен, капитан.

— Есть быть свободным до послезавтра, — довольно ответил Федор, — но это правда, что вот эта пулька была в моем сердце? Я слышал про операции Сибирцевых, но вот так… без следов…