Имам Шамиль, стр. 68

ТРУДНЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ

Переговоры об обмене пленными шли своим чередом. Чавчавадзе прилагал все старания, но мог дать Шамилю только то, чем распоряжался сам. За оборону Шильды Чавчавадзе был произведен во флигель-адъютанты и полковники, но просить государя отдать сына Шамиля не смел. Он только надеялся получить от императора хоть какой-то ответ, пусть даже отрицательный. Тогда бы ему легче было вести переговоры с имамом, официально объявив ему, что Джамалуддин не может стать предметом обмена.

Вдова грузинского царевича и мать пленниц княгиня Грузинская Анастасия сама обратилась к императору с просьбой отпустить сына Шамиля. Император милостиво согласился, указав, что теперь все будет зависеть от самого Джамалуддина. Но просить государя присовокупить к выдаче сына Шамиля еще и гигантскую сумму никто не решался.

Чавчавадзе заложил имение, род Орбелиани внес свою лепту, комитет в Тифлисе собрал пожертвования. Сестра Нина, вдова Грибоедова, отдала брату 10 тысяч — компенсацию, которую выплатило правительство после гибели ее мужа в Тегеране. Набралось почти 40 тысяч рублей.

Однако Шамиль по-прежнему требовал миллион. Но первым его условием оставался сын. Имам был уверен, что если не вернет Джамалуддина теперь, в обмен на столь знатных пленниц, то уже не увидит его никогда. А что касается денег, то это было условием наибов, участвовавших в походе за Алазань. Да и народ был доведен войной до последней крайности. Шамиль готов был отказаться от своей доли денег, но предложенная Чавчавадзе сумма все равно никого не устраивала.

Чтобы ускорить переговоры, Шамиль пригрозил раздать пленниц в наибства. Поговаривали, что их даже могут казнить, если условия Шамиля не будут выполнены.

ЗАБОТЫ КАЗНАЧЕЯ

Княгини знали, что их родные делали все, что могли. В то же время они попытались деликатно объяснить женам Шамиля невозможность собрать такой суммы для выкупа. Загидат им не верила. Она считала, что раз мужья княгинь потеряли семейства во время своей службы, то царь должен помочь им получить семьи обратно. Скоро выяснилось, что ни жены Шамиля, ни его казначей Хаджияв не имеют понятия, что есть миллион и как велика эта цифра.

Хаджияв любил считать. Он считал и пересчитывал все — от денег в казне имама до пуль в оружейных мастерских. Для всех вычислений ему хватало его четок. Но мадам Дрансе сообщила, что миллион — это такая громадная сумма, что если он откажется от еды, пока не сосчитает до миллиона, то скорее всего умрет с голоду. Хаджияв не поверил. Он заперся в своем доме и несколько дней считал бобы. Он страшно исхудал, сбивался со счета, начал считать тазами по тысяче бобов, но до нужной цифры было еще очень далеко. Не желая признавать свое поражение, он заявил, что миллион — это всего лишь арба, наполненная серебром. Когда оказалось, что предлагаемый князем Чавчавадзе выкуп едва поместится на двух арбах, Хаджияв окончательно пришел в замешательство. Считать арбами было легче, но где взять столько арб?

Шамиль стоял на своем. А до миллиона отлично мог сосчитать бывший царский генерал Даниял-бек.

Княгини писали близким, как может обернуться их судьба, и молили Бога о спасении.

Дни проходили в тягостном ожидании. Жены Шамиля уже учились французскому, дочь Шамиля Нажабат учила всех арабскому, мадам Дрансе постигала тонкости кавказского этикета, а Хаджияв раздобыл где-то пособие по арифметике и корпел над ним с переводчиком — беглым казаком.

Княжна Баратова первое время надеялась, что пробудет в плену недолго, так как отец ее был человек небогатый да к тому же разбитый параличом, и большого выкупа за дочь дать не мог. Но надежды ее не оправдались. Шамиль думал не о деньгах, а о сыне.

Единственным утешением княжны Нины Баратовой стала Аминат, с которой они были почти одного возраста и быстро подружились. Эти энергичные натуры сошлись до того, что принялись учинять различные проказы. Главным объектом их проделок был избран добрый Хаджияв, измучивший всех расспросами о миллионе. Делая вид, что старается облегчить казначею его задачу, княжна как бы ненароком касалась его своей рукой. Но так как прикосновение к чужой женщине непременно влекло за собой семикратное омовение, без которого мусульманин не мог совершать обязательные молитвы, Хаджияв смущался, затем приходил в ярость, но вынужден был спешить в купальню. Это повторялось множество раз, пока бедный казначей не начал остерегаться Нины и обходить места, где могло совершиться новое покушение на его ритуальную чистоту.

НОВЫЕ ОСЛОЖНЕНИЯ

Несмотря на дружбу с Аминат, юная аристократка очень тяготилась пленом. Однажды она не выдержала и поделилась с подругой своей печалью. Аминат очень удивилась, что в Ведено кому-то может чего-то не хватать. И поспешила успокоить Нину, обещая, что даже если всех отпустят, то ей лучше остаться, потому что когда вернется сын Шамиля Джамалуддин, то он непременно на ней женится. Нина с горячностью отвечала, что скорее наложит на себя руки, чем выйдет замуж за сына Шамиля, по вине которого она вытерпела столько мук.

Это оскорбительное заявление стало известно Загидат, которая поспешила донести слова княжны до самого имама. Дело могло принять самый опасный для пленниц оборот, если бы Шуайнат не удалось умерить гнев Шамиля. Но отношение к пленницам заметно изменилось. Часть людей Чавчавадзе была отдана в соседние аулы.

Настал момент, когда Шамиль уже не хотел продолжать переписку. Сын его Гази-Магомед убеждал пленниц написать последнее решительное письмо, обещая удержать отца от крайних мер. Князь Чавчавадзе ответил, что не прибавит ни копейки, ибо с самого начала предложил все, что было возможно.

Спасение пришло нежданно — от Загидат. При всей своей неприязни к пленницам она вошла в их отчаянное положение и попросила отца поговорить с Шамилем. Выслушав своего наставника и тестя, Шамиль согласился подождать еще неделю.

ДЖАМАЛУДДИН В РОССИИ

Джамалуддин Шамиль прожил в России 15 лет и стал уже европейским человеком. О Дагестане ему напоминали лишь шрамы на руке, полученные в битве при Ахульго, где он и был отдан аманатом генералу Граббе. Он имел возможность носить горскую одежду, но на родном аварском языке лишь изредка говорил с царскими офицерами-горцами. Все установления ислама Джамалуддин строго исполнял вместе с другими воспитанниками из мусульман. Ему разрешали переписку с отцом. Джамалуддин писал ему о своей жизни, учебе, заботе императора, но ответов не получал и был этим очень опечален.

Когда Джамалуддину исполнилось 10 лет, его перевели в Петербург, в Павловский кадетский корпус, где воспитывались дети знатных семейств и даже императора. Здесь он видел и самого Николая I, который относился к сыну Шамиля с особым вниманием.

Джамалуддин быстро выучился русскому языку и не отставал в учебе от своих сверстников. Французский и немецкий языки давались ему легко, другие науки он усваивал без особого интереса, отдавая предпочтение военным дисциплинам и гимнастике.

Венгерская революция вынудила царское командование усилить армию молодыми офицерами, и выпуски в кадетских корпусах происходили раньше положенных сроков.

6 июня 1849 года кадет Шамиль был произведен в корнеты и зачислен в кавалерийскую дивизию, стоявшую в Варшаве на случай распространения Венгерского восстания. После подавления восстания его полк перевели в Ковенскую губернию, а в 1851 году — в Тверь, где Джамалуддин был произведен в поручики.

Служба в полку принесла ему жизненный опыт и хороших друзей, которые любили Джамалуддина за честность и справедливость. Участвуя в различных маневрах и парадах, поручик Шамиль хорошо изучил русскую армию, вооружение, военные приемы. Он увидел Россию, другие страны и народы, начал разбираться в перипетиях европейской политики, заложником которой хотели сделать и его отца.

К началу Крымской войны его полк вновь перебросили в Польшу, которую Пальмерстон мечтал оторвать от России, вернуть ей статус королевства и сделать преградой между Россией и Европой.