Ты шутишь, наверное?, стр. 33

Он выпил и почувствовал себя полным решимости. Поехали!

Рейнольдс поднялся и, слегка покачиваясь, подошел к телефону. Снял трубку. На аппарате был номер центрального комиссариата. Несмотря на то что был пьян, он понял, что сигнала не было. Он несколько раз нажал на рычаг, но телефон молчал. Такое случалось время от времени. Когда мадам Грэг однажды поручила ему заявить, что телефон не работает, на станции ответили, что линия загружена и через некоторое время связь будет восстановлена.

Он колебался, затем налил себе еще виски. Посмотрел на часы: 10.38. Время еще было. Сила привычки заставила его подумать о том, что он подаст мадам Грэг на обед. Что можно сделать? Через несколько дней у него будет двести тысяч долларов, и он пошлет старуху ко всем чертям.

Он засмеялся, выпил виски и упал на пол.

Нет, думал он, она слишком любит поесть. Он будет верным ей до последней минуты. Он приготовит ей хороший обед. Она любит поджаренное куриное мясо, и он ей его приготовит.

Протянув руку к трубке, он увидел, что провода обрезаны. По нему пробежала ледяная дрожь.

Он поднялся и проковылял к двери. Повернув ручку, обнаружил, что она заперта.

Сидя в кресле, толстая Амелия была во власти ужасных мыслей. Карин Стернвуд! Она раньше часто бывала с мужем на обедах, устраиваемых в резиденции Стернвудов. И видела там Карин. Боже мой, думала она с отчаянием, почему Криспин выбрал именно ее в качестве жертвы?

Если узнают правду, для нее это будет конец. Стернвуд будет безжалостен. Он заставит ее покинуть Парадиз-Сити! А это вознаграждение в двести тысяч! Она была уверена, что этот алкоголик Рейнольдс предаст.

Амелия услышала, как открывается дверь. В комнату вошел сын.

– У тебя задумчивый вид, мать, – сказал он.

Увидев его, она задрожала, и ее жирные руки сжались в кулаки.

Он сел в кресло, поигрывая кинжальчиком.

– Я убежден, что тебя волнует та же проблема, что и меня. Нужно заняться Рейнольдсом. Мне жаль, так как я знаю, что он нужен тебе, но его слишком привлекает награда.

Амелия хотела ответить, но не смогла произнести ни слова.

– Не трепыхайся, мать. Позволь мне сделать все самому. Это для нас обоих, но так уж получилось.

Амелия, наконец, с трудом произнесла:

– Криспин, что ты хочешь сказать?

Он улыбнулся:

– Я хочу заняться Рейнольдсом. В конце концов, почему бы нет? Он старый алкоголик, и ты единственная, кто о нем пожалеет.

Амелия смотрела на него с ужасом.

– Ты им займешься?

– Послушай, мать, пожалуйста, не будь идиоткой!

Его хрипловатый голос вновь заставил ее вздрогнуть.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

Амелия наклонилась вперед, умоляюще сложив руки.

– Прошу, мой мальчик, – сказала она, – я твоя мать, я тебя люблю. Умоляю, выслушай меня! Ты прекрасно знаешь, что ты болен. Прошу тебя, обратись к врачу. Доктор Рэзон сможет тебе помочь. Я уверена! Прошу тебя, доверься ему!

Криспин криво усмехнулся:

– Он еще жив, этот старый дурак? Это он запрятал дядю Мартина. Что будет со мной, если меня упрячут? Ты об этом подумала? Ты хочешь, чтобы твоего сына, как дядю, заперли в камере? Позволь мне действовать самому. Тебе нечего волноваться. А тебе я найду кого-нибудь вместо Рейнольдса. Через несколько дней твоя жизнь потечет как прежде. – Он посмотрел на нее. – Не говори ничего… Понятно?

В этот момент зазвонил телефон. Криспин нахмурился и взял трубку:

– Грэг… Кто у телефона?

– Клод Кендрик.

Криспин вздрогнул от неожиданности.

– У вас новости? Вы продали мою картину?

– Да, я по поводу вашего полотна, мистер Грэг, – сказал Кендрик. – Меня посетил полицейский офицер. Он хотел знать, кто нарисовал этот пейзаж.

Криспин насторожился:

– Полиция? Почему она этим интересуется?

– Это удивительно, мистер Грэг, – объяснил Кендрик. – Полиция предполагает, что существует связь между вашим полотном и отвратительными преступлениями маниакального убийцы. Я не знаю почему, но это так. Я им сказал, что не знаю имени художника, но они на меня наседают. Завтра они придут снова, мистер Грэг! Как вы смотрите на то, если я назову имя автора?

Лицо Криспина превратилось в ужасную маску.

– Ни в коем случае не говорите обо мне полиции! Когда вы брали мое полотно, вы согласились считать его произведением неизвестного художника. Я требую соблюдения соглашения! Если вы что-либо скажете обо мне полиции, Кендрик, я вас заставлю закрыть свою лавочку!

Он бросил трубку. Амелия слушала его, закрыв глаза и дрожа от страха.

Полиция!!!

Глава 8

После того как объявили о вознаграждении в двести тысяч, в комиссариате творилось что-то невообразимое. Телефоны были блокированы. Люди, выстроившись в длинную очередь, терпеливо ожидали, когда их допросят. Все инспектора были мобилизованы.

Работая как ненормальный, Лепски все время думал о Кэрол. Он был огорчен, что не может быть вместе с ней в день ее рождения. Хорошо хоть подарок успел отдать.

Сведения почти девяноста процентов добровольцев-информаторов не представляли никакого интереса. Все они утверждали, что видели высокого блондина в голубом пиджаке и в туфлях от Гуччи, но не знали, ни кто он, ни где живет. Несколько человек говорили, что это их сосед, высокий блондин подозрительной внешности. Инспектора записывали имена, но со временем поняли, что никаких стоящих сведений не будет. Полезную деталь сообщил один толстяк, который в субботу вечером видел Карин голосующей на дороге.

– Я уверен, что это была она, – сказал он Джейкоби. – Было примерно четверть восьмого. Я остановился, чтобы взять ее, но она сделала вид, что не видит меня. Видимо, я слишком толст, на ее взгляд.

По мнению Террелла, читавшего рапорты по мере их поступления, это сообщение, по крайней мере, давало возможность предполагать, что Карин нашла мужчину по своему вкусу и села в его машину. Случайно она наткнулась на убийцу.

Около 18 часов телефоны стали звонить реже, а посетители исчезли. Однако обрабатывать информацию предстояло всю ночь. Инспектора страшно устали. Они подкрепились только кофе и сигаретами.

Террелл вошел в комнату инспекторов.

– Ладно, ребята, перерыв на обед. Идите перекусите, но возвращайтесь. Том и ты, Макс, идите первыми.

В кафе неподалеку от комиссариата Лепски заказал говядину, Джейкоби выбрал бифштекс с яйцом.

– Ну и работа, – поморщился Лепски. – Я обещал Кэрол праздничный ужин. Хуже нет – быть фликом.

– Том, – сказал Джейкоби, – я подумал об одной вещи. Послушай, мы гонялись за четырьмя голубыми пиджаками. Нашли трех владельцев, у которых есть алиби, ищем четвертый… Так?

– Правильно, – пробурчал Лепски с набитым ртом.

– Четвертый пиджак принадлежит Сайросу Грэгу, – продолжал Джейкоби. – Его жена сказала, что отдала его в Армию спасения, где его никто не видел. Я вот что думаю. А если она соврала?

Держа вилку на весу, Лепски смотрел на него, открыв рот.

– Почему ты так думаешь, черт возьми!

– Есть одна вещь, о которой я не сообщил в рапорте, и сейчас о ней вспомнил. Когда я разговаривал с Левином об одежде Грэга, он не только сообщил мне нужную информацию, но кое-что рассказал о семье Грэга. В тот момент меня интересовал только пиджак, но потом, поразмыслив обо всем, я подумал, что мне следовало обратить на это внимание.

Лепски продолжал жевать мясо.

– Что он тебе рассказал о семье?

– У них есть сын. По словам Левина, миссис Грэг перенесла всю свою любовь на него, и старый Грэг оказался в одиночестве. Я спросил Левина, чем занимается сын, но он не знал и к тому же никогда его не видел. – Джейкоби замолчал и посмотрел на Лепски. – Если я не ошибаюсь, мы тоже о нем ничего не знаем.

– Переходи к делу, Макс. – Лепски наклонился вперед. – Ты только что сказал, что миссис Грэг, возможно, соврала.

– А если ее сын – убийца? А если на нем был пиджак отца, когда он убил Дженни Бендлер? Разве мать не постаралась бы его выгородить?