Айгу! Они не едят личинок шелкопряда!, стр. 38
Оболочка снаряда, приспособленная под мусорный бак.
Сабин, несмотря на свою скаредность, нам нравилась. Смотреть на то, как она одиноко слоняется по территории «Драконьей лодки», а по вечерам пьёт пиво банку за банкой, было грустно. Ведение бизнеса во Вьетнаме оказалось делом непростым, и хоть весь бухгалтерский учёт и ходьбу по инстанциям взяла на себя Юн, оставалось ещё много обязанностей, которые Сабин были явно в тягость. Обновив за неё системы бронирований, мы загрузили новые фотографии и слегка видоизменили описание хоумстея в надежде, что это принесёт больше клиентов. Уезжали почти с неохотой, так как за две недели успели привыкнуть к размеренному быту и даже к грубиянке Юн, но не к холоду. А потому поездку на Фукуок ждали с нетерпением. Куин вместе с Юн подбросили нас до шоссе на своих мопедах, и мы почти сразу погрузились в местный автобус с тошнящей в пакетик бабушкой и уехали в Ханой. К счастью, больше никого из пассажиров не рвало, а бедная старушка вскоре вышла. Сабин предупреждала, что у вьетнамцев это бывает, и иногда весь автобус не отнимает пакеты от лица.
Остров Фукуок встретил нас самой настоящей тропической жарой. До окончания действия вьетнамской визы и вылета в Бангкок оставалось почти две недели, и мы планировали провести их, не вылезая с пляжа. Так и получилось. Море было спокойным, что позволяло купаться в своё удовольствие. Правда, то здесь, то там от отелей выходили сточные трубы, выбрасывая отходы прямо в воду, но это, казалось, никого не смущало. Пройдя по всему длинному, многокилометровому пляжу, день на пятый мы всё-таки нашли относительно чистое место, куда и приходили каждый день со своей циновкой.
Напротив одного из отелей неутомимые вьетнамцы возвели две чудовищные статуи из крашеного гипса. Одна из них представляла собой пару дельфинов, облезлых до неузнаваемости, а вторая была русалкой, томно закинувшей одну руку за голову. Сам отель соответствовал статуям: обшарпанный и тёмный, он выглядел заброшенным, но отзывы в интернете предупреждали неосторожных путешественников: как-то раз одну пару туристов, случайно попавшую сюда с чужим бронированием, обманом заселили в бунгало. И не выпускали, заперев ворота, пока те не заплатили семьдесят долларов и не сбежали в свой, настоящий отель, находящийся по соседству. Вот такая зловещая история. Около мрачного отеля мы провели на пляже первые два дня, но потом заметили, что там гадят собаки, и переместились в другое место.
Основная проблема, с которой мы столкнулись на острове, была связана, как ни странно, с едой. Наступил вьетнамский Новый Год, или Тет, и многие заведения закрылись, а среди оставшихся выбор был невелик. Практически в каждом кафе готовить не умели и даже пожарить банальный блинчик так, чтобы он не оказался снаружи горелым, а внутри сырым, были не в состоянии. Методом проб и ошибок обнаружив два скромных ресторанчика, в которых неплохо кормили, мы стали ходить только в них, делая для этого каждый раз изрядный крюк. Вкусная еда, а тем более смузи из саподиллы пополам с кофе стоили долгой прогулки. В одном из этих заведений произошёл забавный случай: уже почти закончив вечернюю трапезу, мы получили небольшую тарелку с салатом, который не заказывали. Вьетнамец, принёсший её, что-то неразборчиво пробормотал, вроде: «Это для кармы». Поедая салат, мы удивлялись, какая такая карма, если страна не буддийская, и не приняли ли нас, коротко стриженных машинкой, случайно за монахов. Но всё оказалось гораздо проще: тарелка предназначалась другому столику, и не для кармы, а для кальмара, который уже жарился на углях. А луковый запах после поедания чужого салата преследовал нас весь вечер. Вот тебе и карма!
Тем временем вьетнамцы продолжали праздновать Тет. По вечерам почти в каждом доме жгли бумажки, приманивая удачу. Вырядившись в красное, ряженые ходили по улице и совместными усилиями изображали дракона. В соседнем кабаке с полудня начинали орать в караоке, привлекая к этому любимому всеми вьетнамцами занятию не только самых безголосых мужчин и женщин, но и детей. Приходилось сбегать на пляж. Море с каждым днем было всё теплее, а вода постепенно стала очень мутной и приобрела зеленоватый оттенок. Туристы, многие из которых накачивались пивом с самого утра, часто не замечали сточных труб и запаха, и радостно плескались в прибое. Рыбаки, выбрав из сетей улов и мусор, оставляли последний тут же, на песке.
Помимо сидения на пляже, делать было нечего. Под конец вода стала такой грязной, что уже не вызывала желания купаться. Хотели сходить на ночную рыбалку на кальмара, но раздумали, начитавшись плохих отзывов. Конечно, никакой рыбалкой там и не пахло — обычная прогулка на лодке с ужином, сопровождающаяся вымоганием денег в пользу бедных вьетнамцев. Капитан так и норовил развернуть борт обратно к берегу, не откатав положенные часы. Предлог всегда один и тот же: кому-то стало плохо, хотя на самом деле всем было хорошо. То же и с другими экскурсиями: всё в итоге сводилось к настойчивой продаже местных специалитетов: жемчуга, рыбного соуса и чёрного перца. Для таких развлечений мы были недостаточно человеколюбивыми, а потому всё взаимодействие с другими людьми ограничили общением с владельцами кафе и торговками фруктами на пляже. Была ещё хозяйка магазина, где мы покупали по вечерам йогурт и воду, но она, сурово глядя на нас, молча показывала цену на калькуляторе, и также молча отсчитывала сдачу.
А отдыхающих с каждым днем становилось всё больше. Удивительно было видеть, сколько разных вещей они таскали из отелей, чтобы использовать на пляже. Вот вьетнамская семья купается, сбросив в кучу шлепки, предназначенные для посещения ванной комнаты. А вот китайцы усадили мокрого ребёнка на белоснежное банное полотенце, расстелив его на песке. Или вот идёт русская пара с плетёной сумкой, на которой написано «прачечная». Нам, живущим весьма скромно, но имеющим свою пляжную подстилку, сумку, тапочки и прочие необходимые вещи, видеть это было странно. Но ведь не зря говорят, что небедные люди именно потому такие, что стараются, по возможности, деньги не тратить. Также, как в Индонезии, когда при виде бомжеватых бэкпекеров я пообещала себе истово блюсти личную гигиену, так и тут, глядя на то, как ребёнок топчет грязными ногами отельное полотенце, я решила, что ни при каких обстоятельствах не стану делать так же.
Настала пора возвращаться на материк. В Ханое было прохладно и пасмурно. Жёлтое от смога небо затянули низкие облака. Мы приехали всего на один день, чтобы на следующий уже проститься с Вьетнамом. Вылет в Бангкок был ранний. Выйдя из отеля затемно, мы прошли по тихим улицам Ханоя мимо озера Возвращённого Меча и вьетнамцев, делающих зарядку, а местами и справляющих нужду в кустах. Люди на площади, собравшиеся толпой, синхронно размахивали руками и ногами под музыку, занимаясь утренней гимнастикой. Повсюду гордо торчали красные флаги со звездой. Мы старательно обошли метущих землю дворников и уехали в аэропорт на городском автобусе, а потом вылетели в Таиланд со всем своим барахлом, включая Пашину гитару, купленную ещё в Хошимине, обклеенную со всех сторон наклейками и надписями «хрупкое». Из Вьетнама я увозила обструктивный бронхит, подхваченный под соплами кондиционеров, а Паша — пневмонию, о которой на тот момент не знал. Гитара по прилёту оказалась разбитой.
Глава VII. Таиланд
Я люблю Бангкок искренне, всей душой, и за четыре месяца, что мы там не были, успела соскучиться. Контраст с Вьетнамом — поразительный! На улицах не было тысяч непрерывно движущихся мопедов и мотоциклов, и были тротуары. Большая часть товаров, продающихся на улицах и в магазинах, имела ценник, и продавцы не задирали стоимость втрое просто потому, что моё лицо было белее, чем у них. Конечно, и в Таиланде так хорошо далеко не везде, но в Бангкоке нам нравилось всё, включая трущобы. Впрочем, встреча с этим городом была короткой, как никогда.