Магнус Красный: Повелитель Просперо (ЛП), стр. 2
— Позволить им умереть.
— Ни за что. Они были моими сыновьями!
— Но кто они теперь? — спросил некто, вступая в воронку. — И чем они станут? Загляни в Великий Океан, Магнус. Прочти будущее по его волнам и честно скажи мне, гордишься ли тем, что они сотворят в грядущие века.
— Нет! — гневно воскликнул примарх, забыв о сожалении и стыде.
Он споткнулся, в воронке хрустнуло стекло. На Циклопа осуждающе воззрились десять тысяч безмолвных отражений.
Все они были разными — уникальными гранями личности Магнуса. Примарх не решался смотреть на них.
— Будущее не предопределено, — сказал он. — Хорус на Давине поверил в иное и угодил в западню. Я не повторю его ошибок.
— Да, ты наделаешь своих. — Легионер постучал себя пальцем по лбу, и Магнус невольно взглянул на его золотое кольцо.
Узор на вещице был неразборчивым, однако примарх отлично знал, что там вырезано, и понимал, в чем виноват перед ее обладателем.
— Ты наделаешь худших ошибок, поскольку веришь, что способен исправить все, — продолжал воин. — Всемогущий Магнус может спасти каждого, ведь он умнее всех! Ему известно то, что не ведомо никому!
— Тот, чье лицо ты носишь… Он не мог попасть сюда. Мой брат убил его на Терре.
— И что? — отозвался легионер. — Ты лучше всех понимаешь: гибель тела, которое привязывает наш дух к одному плану бытия, — несущественная мелочь. А на этой планете смерть значит даже меньше, чем ничего.
— Я почувствовал, как он отпустил свою серебряную нить.
— Но перерезал ее ты, — напомнил воин и поднял руку с кольцом так, чтобы Магнусу было лучше видно изображение орла и скрещенных молний. — Именно ты направил его на Терру в качестве живого символа, ведь он слишком пострадал, чтобы оставаться на передовой Великого крестового похода.
— Похоже, Русс изранил меня намного тяжелее, чем я предполагал. Мой разум распадается.
— В этом есть доля правды, но ты же знаешь, что я — не фрагмент твоего дробящегося рассудка. Я принес предупреждение.
— Предупреждение? — Примарх шагнул к легионеру, накапливая в кулаках разрушительную энергию Великого Океана. — Какое еще предупреждение?
— О том, что тебе ясно и без меня. Силы, с которыми ты заключил сделку, не забыли о тебе и твоих сыновьях. Вас еще ждет расплата за былые оплошности.
Магнус усмехнулся — резко, с горечью, бесконечной скорбью и безграничным сожалением.
— Что еще может забрать у меня Изначальный Уничтожитель? — Опустившись на колени, примарх набрал полные пригоршни битого стекла и праха. — Волки сожгли мой мир, испепелили наши знания! Мои сыны умирают, и я бессилен им помочь!
— Магнус Красный, Алый Король, бессилен? Нет, на самом деле ты так не думаешь, иначе бы тебя здесь не было.
Заметив, что под ногами блеснул обнажившийся металл, примарх разжал кулаки. Стекло и прах просыпались сквозь пальцы.
— У тебя еще есть шанс обмануть судьбу, — произнес мертвый воин.
— Какой же?
— Ты помнишь Моргенштерн?
— Да, Атхарва, — ответил Магнус. — Я помню Моргенштерн.
Моргенштерн,
853. М30
Пятьдесят пятый год Великого крестового похода
Категория 8: Катастрофа
[Крупномасштабная, продолжительная, на ограниченной населенной территории]
1
Жаррукин/Повелитель Сынов/Железный владыка
Пыль кружилась над ладонью Атхарвы крошечным вихрем, составляющие его элементы все хаотичнее танцевали в ритме изменений магнитного поля планеты. Надвигалась магнабуря, и воин рисковал, задерживаясь в руинах Жаррукина [41], но Тысяча Сынов не могла отказаться от знаний, собранных забытыми поколениями.
Пепельный ветер завывал среди разрушенных и обвалившихся построек, словно оплакивая прежнее величие города. Судя по размерам и расположению выщербленных обломков мрамора, когда-то здесь высились прекрасные здания из полированного камня и сверкающего стекла.
Развалины Жаррукина, начинаясь в скалистых предгорьях, тянулись вдоль неестественно прямого желоба широкой речной долины. Уже более тысячи лет здесь никто не жил, так что многие из древних пласкритовых каньонов и проспектов, потрескавшихся от времени, уступили натиску стихий.
Строения были возведены еще до начала Долгой Ночи — каждое из них обладало уникальностью, не то что модульные дома более поздних поселений, когда человечество невероятно быстро расселялось среди звезд. Этот мир колонизировали на заре золотой эры космических исследований, и Жаррукин стал одним из первых его городов.
— Здесь ли изначальный король Моргенштерна основал свою столицу? — спросил Атхарва у пылинок, пляшущих в его руке. — Почему Жаррукин пал, хотя вашу планету, единственную из всех, не затронуло безумие? Его погубила ваша жадность, ваше высокомерие? Или всего лишь пришел его час? Жаль, я не могу поговорить с вами. Чему бы вы меня научили?
Воин понял, что излишне расчувствовался, но мысли об утраченных знаниях причиняли ему боль, как от огнестрельной раны. Он перенес свой разум на более высокий план сознания; в Братствах, недавно сформированных культах легиона, такую практику называли «Исчислениями».
Хотя Атхарва читал о некоторых ее вариантах в старинных ахеменийских [42] текстах, которые пережили «очищение» библиотеки Ши У [43] кардиналом Тангом, совершенствовать технику он начал только после того, как покинул Просперо. Благодаря ей воин всегда мог полностью сосредоточиться на конкретной задаче, изменив свою ментальную архитектуру, как того требовала ситуация.
Следя за танцем частиц над ладонью, легионер видел, что траектории их вращения продолжают усложняться. Поблескивали крупицы оксида железа, остатки чего-то металлического и древнего, давно уже утонувшего в пыли среди городских руин. Атхарва пытался отыскать смысл в этих трехмерных узорах, различить картины будущего в случайном кружении праха. Прозревание грядущего было коньком воина, но поиск истины в глубинах Великого Океана каждый раз давался ему нелегко.
Легионер перевел взгляд с пляшущих красных пылинок на изгиб своего левого наплечника. По багряному полю змеились лучи серовато-белой звезды, символа Тысячи Сынов.
А в ее центре помещалось широко распахнутое око — эмблема нового братства Атхарвы.
Атенейцы.
Название казалось ему оригинальным, но напоминало о старинных науках, о временах, когда седые академики днями напролет просиживали над редкими и удивительными томами ныне забытых знаний. Воину было известно о мистической важности имен, и обозначение его культа обладало собственной силой. Из учений Атенейцев он почерпнул мощь, о которой даже не мечтал, — то же самое происходило с Корвидами, Павонидами и всеми прочими. Атхарва достиг вершин, почти неведомых ему до прибытия на Просперо.
До перерождения легиона.
Движением мысли воин опустил барьеры, мешавшие Великому Океану просочиться в его плоть. Варп потек в тело Атхарвы, словно вода по хитроумному переплетению акведуков. Ментальные мыслеформы третьего Исчисления направляли поток, придавали ему форму.
С радостным волнением легионер ощутил, как неведомое становится известным, как проявляются незримые и неписаные варианты будущего. В его разуме возникла неодолимо манящая, эфемерная картина: город, что спит на вершине мира, пока его шпили плавятся во всепланетном пожаре.
«Так погиб Жаррукин?»
— Чем ты занимаешься? — глухо спросил кто-то позади воина, и зрелище пропало.
Языки пламени исчезли, Атхарва сдержал напор энергии внутри себя и вздохнул, вернувшись в обыденную реальность.
— Думаю, — ответил он, разжав пальцы латной перчатки. Воющий шквал унес пыль в руины города.
Отряхнув ладонь, легионер повернулся и выпрямился в полный рост. Он стоял посреди открытой всем ветрам широкой улицы, его громоздкие багряные латы переливались, будто смазанные маслом, и отражали свет измученных небес.