Орленок, стр. 1
Людмила Харченко
ОРЛЕНОК
Пионеры — пионеру
— Дружина! На вынос пионерского знамени стоять смирно!
Замерли в торжественном строю пионеры: головы чуть приподняты, руки застыли в пионерском салюте, на белых рубахах и блузах пламенеют галстуки. В большом школьном зале тишина. Вдруг в нее ворвалась песня горна и ритмичная дробь барабана. Двери широко распахнулись в зал вошел знаменосец с алым, обшитым золотой бахромой знаменем, за ним горнисты, барабанщики. Они стали на свои места. В зале снова тишина.
— Пионер чтит память тех, кто отдал свою жизнь в борьбе за свободу и процветание Советской Родины, — звонко начал ведущий. — Девятнадцатого января 1962 года исполнилось девятнадцать лет со дня гибели нашего земляка-героя, пионера Геннадия Голенева. Сбор, посвященный его светлой памяти, считаю открытым.
Из шеренги на три шага вперед выходит Володя Подвашецкий.
— Великая Отечественная война 1941–1945 годов для нас только история. Нас не было тогда на свете. Но жили другие мальчики и девочки в пионерских галстуках или с комсомольскими значками на груди. Они, как и мы, проводили интересные пионерские сборы, ходили в дальние туристские походы, отдыхали в пионерских лагерях. А когда враг напал на нашу Родину, они стали ее защитниками. Рядом со взрослыми боролись за свое право на жизнь, счастье, за право носить пионерский галстук. Таким был Голенев Геннадий, ученик нашей школы.
Володя рассказывал о подвиге Голенева, о его смерти. В памяти ребят всплывали письма школьных товарищей юного героя, рассказы его матери…
В тысяча девятьсот сорок втором
Май… Бледная луна скупо освещает город. На улицах ни огонька. Это светомаскировка. А город не спит. Большой зал Дома офицеров залит ярким электрическим светом. В нем негде яблоку упасть. Почти все места уже заняты комсомольцами-добровольцами — завтра отправляются они в военные школы связи и на фронт. На защиту Родины.
Песню комсомольцев гражданской войны поют комсомольцы тысяча девятьсот сорок второго года. Они тоже уходили на войну. Великую Отечественную.
К двухэтажному зданию Дома офицеров подошли двое, в темных костюмах, без головных уборов. Один из них был почти на голову выше своего товарища, широк в плечах. У входа заговорили шепотом:
— Войдем, поздороваемся с вахтершей и… как договорились… Понял?
— А если задержит, скажет, поворачивайте оглобли назад? Тогда что, Генка?
— Вадим, ну, что ты такой? Прямо зло берет на тебя. Учти, смелым двери сами открываются, — озорно блеснул глазами Геннадий и решительно рванул дверь на себя.
— Мы не опоздали? — спросил Геннадий вахтершу.
Вахтерша удивленно вскинула брови. Тот, что поменьше, хоть чуб завел и лицом будто бы мужественнее, а этот, первый, с челкой на лбу, мальчишка мальчишкой.
— А вас, кажется, и не ждали, — с обидной улыбкой отпарировала вахтерша.
— Я секретарь комсомольской организации седьмой средней школы Вадим Шевцов, — как можно солиднее представился Вадим.
— Ну вот и отправляйтесь в свою школу. Идите, идите, ребятки.
— Мы в числе приветствующих. — Вадим взглянул на Геннадия, и оба спокойно пошли по лестнице. Уже вверху, не выдержав, помчались бегом. Сзади услыхали:
— Фулюганы! Вернитесь! Ни стыда, ни совести у вас нет!
Вбежав в боковое фойе, ребята остановились у двери в зрительный зал. Геннадий прыснул:
— Говорил же тебе, смелым двери сами открываются.
Секретарь городского комитета комсомола Аня Иванова открыла вечер, посвященный проводам молодых ставропольцев на фронт.
Вадим увидел в заднем ряду два свободных места, потихоньку пробрались к ним. Сели.
Комсомольцы с трибуны горячо говорили о Родине, о своем долге защищать ее.
Чем ближе подходило к концу торжественное собрание, тем нетерпеливее становились Вадим и Геннадий.
Как только объявят перерыв, они помчатся к сцене, чтобы перехватить Иванову. Они будут убеждать ее, умолять. Не может же она оказаться такой черствой, как офицер в военкомате, что ответил им коротко и обидно: «Фронт — не детский сад».
Наконец Иванова объявила перерыв. Ребята стремглав вылетели из зала, понеслись к сцене. Иванова вышла в окружении девушек и парней. Они громко разговаривали, смеялись.
Вадим решительно шагнул к ней.
— Товарищ Иванова…
Она посмотрела на возбужденные лица ребят, подошла к ним.
— Ну, рассказывайте, что случилось…
— Мы вот… мы тоже с Геннадием хотим на фронт. Мы уже взрослые.
Иванова посмотрела на «взрослых». С лица ее постепенно сошло веселое выражение, оно сделалось серьезным и даже строгим.
— Ребята, ребята, — покачала она головой, — нельзя вам туда. Рано. Понимаете? Да и не могут все уйти воевать.
— Что ж нам, сидеть сложа руки? — перебил ее Геннадий. — Мы хотим туда, хотим помогать!
— Нельзя вас на фронт. А помогать фронту и здесь можно. Вот дело для вас, — Иванова оживилась, — недели через три начнется уборка хлеба…
К дому подходит война
Богатый урожай выдался в том году в совхозе «Советское руно». Богатый! А как убрать его, когда в совхозе остались одни старики да женщины?!
Плечистый, невысокого роста мужчина вытер пот с лица и, по-хозяйски оглядев ток, остался доволен дружной работой городских школьников. Это Кузьма Гордеевич, заведующий током совхоза. Его улыбка ушла в усы, тронутые сединой: «Заморились же, а ничего, не жалуются».
Ребята набирали крупную пшеницу в ведра и мигом высыпали ее в бестарки. Когда брички наполнялись до краев, все облегченно вздыхали. Девочки с удовольствием шли отдыхать подальше от веялки. А возле веялки бессменно, без перерыва дежурили Вадим Шевцов и Геннадий Голенев. Полова от нее клубилась столбом, тут же ложилась на землю.
— Эй, трудяги, потише крутите! Видите, мы не управляемся, — крикнул Толя Володин. Взмахом головы он откинул льняной чуб назад, вытащил из кармана носовой платок и попросил Валю Соколову завязать его на голове узелочками у правого и левого виска.
— Тоже работнички, с горкой пшеницы не справятся. Вас же там целая армия, — засмеялся Геннадий. На его пыльном, загорелом лице белели зубы.
— Армия в юбках — немощная армия, — философски изрек Володя Козлов и покосился в сторону девочек.
— Ах, в юбках, — пошли в атаку девочки. — Что бы ты, тихоход несчастный, делал без нас?
Геннадий подождал, пока «немощная армия» утихомирится, и спокойно сказал:
— А верно, Володька, ты без девчат нуль. Понял? Сам устал, а на них набросился. Я тоже устал. Шабаш, что ли? На пять минут…
Ребята уселись рядом.
Вдали плыл комбайн. Вот он остановился, и из выгрузного шнека в бричку посыпалось зерно. Лошадей погонял подросток, грозно на них покрикивая:
— Н-но, Зорька! Мальчик, поторапливайся!
Лошади отмахивались хвостами от мух, лениво шли по стерне к току. Ребята подбежали к бричке, живо разгрузили ее.
— Подгребайте зерно в кучу, — приказывал Кузьма Гордеевич.
Жара стояла невыносимая. Лишь вечер приносил прохладу и отдых. Придя на полевой стан, школьники первым долгом бежали к бочке с водой. Набрав полные ведра, девочки уходили за дом и там плескались, мальчишки тут же, у бочки, отмывали грязь. Приятно освежиться после трудового дня!