Волшебная чернильница (Повесть о необыкновенных приключениях и размышлениях Колобка и Колышка), стр. 18
Цоп за рубашку, цоп за траву — нигде нет толстой тетради. Только дрожат, запутавшись в бороде у козы, белые обрывки бумаги. Погрозив кулаком козе, он кинулся к плакатикам, а те тоже исчезли — одни ямки в земле остались. Хлопает Ясам глазами, а голова точно ватой набита. Не может вспомнить, когда в последний раз ходил за кефиром и какие у него еще заслуги были.
Бросив тряпку, мать протянула ему авоську с бутылками.
— Я… Я… Я!.. — пытался отвертеться Ясам.
— Ну, что ты еще скажешь?
— Я… Я… Я сам!!! — беспомощно тянул он.
— Что ты был Ясам, мы и так знаем, — сказала мать, отсчитывая мелочь. — А теперь, будь добр, вспомни-ка свое настоящее имя.
— Юр-юр-гю-кас!..
— А что делал раньше мой Юргюкас? — мать сунула ему в руки авоську.
— За молоком, за хлебом ходил…
— И?
— …не спорил с мамой, не считал заслуг… А этой гадкой козе я все равно бороду выдеру! — ворчал Юргюкас — уже не Ясам! — несясь с весело позванивающими бутылками в магазин.
Может, апельсин отдать глупцу?
Колобок и Колышек блуждали в окрестностях города, а вместе с ними и апельсин. Легко сказать «вместе с ними», на самом деле они с трудом тащили его.
Чем дальше, тем тяжелее становился апельсин, хотя он, казалось, не увеличился. Сначала носильщики менялись через каждые сто шагов, потом — через каждые пятьдесят, а под конец — через каждые десять. Желтый мячик точно свинцом наливался — так оттягивал руки.
Приятели легли отдохнуть.
Колобок вдруг хлопнул себя по взмокшему лбу.
— А для чего мы зарядке учились? Вставай! Сейчас полегчает!
— Э, — махнул рукой чуть живой Колышек, растянувшийся на траве. — Еще больше запыхаемся.
— А Распорядкин? Почему он свежий, как огурчик? Не ленится делать зарядку!
Хоть и без особого желания, Колышек встал. Друзья раза два присели, подпрыгнули, развели руки в стороны, словно отгоняя мух, и готово!
Апельсин лежал рядом и таращил свои живые глазки, хотя, как известно, глаз у него не было — это только казалось, что он смотрит и ухмыляется! А когда Колышек ухватился за него, то еле-еле оторвал от земли.
— Ох, ну и полегчало! — застонал Колышек. — Попробуй сам, каков он стал!
Принимая ношу, Колобок едва не согнулся под тяжестью апельсина — даже в глазах у него потемнело.
Все чаще сменяя друг друга, пыхтя и отдуваясь, приятели добрались до большого сада. А на краю этого сада стоял под яблоней рослый детина. Он пялил глаза, ничего не видя вокруг себя, и был, очевидно, чем-то очень озабочен.
Увешанные блестящими румяными яблоками ветви раскачивались от дуновения ветерка и били его по носу — длинному, хрящеватому, печально свисавшему вниз.
— Видишь? Не в себе человек! — обрадовался Колышек, вытирая пот со лба. — Может, отдадим ему апельсин, чтобы развеселился?
Апельсин, только что сиявший от удовольствия, насупился. При этом он стал таким тяжелым, что пришлось немедленно опустить его на землю.
— Не торопись. Мы ведь не знаем, отчего он так расстроился, — удержал Колобок своего быстрого друга.
Колышку и Колобку уже наскучило топтаться на месте, а человек все не шевелился. Ветви, ударяясь о его большой нос, роняли яблоки. Много-много яблок осыпалось.
— Что с тобой, человек? — не выдержал Колобок.
— Почему ты позволяешь веткам бить себя по носу? — добавил Колышек.
— Я думаю, — коротко ответил человек, даже не взглянув на них.
Теперь и Колобку стало жаль человека, который так глубоко задумался, что даже позволяет веткам бить себя по носу.
— О чем же ты думаешь? Может, мы сумеем тебе помочь?
— Вы? Такие маленькие? — засмеялся человек, и от его громового хохота не меньше сотни яблок попадало с дерева и разбилось.
Видя, что столько яблок пропало, человек тут же стал серьезным.
— Вот, думаю, как снять эти яблоки.
Колобок и Колышек переглянулись. Неужели так трудно снять с дерева яблоки?
— Потряси яблоню и собирай себе на здоровье! — посоветовал Колышек.
— Вот и я сперва так думал, — шмыгнул длинным носом человек. — Да ведь разобьются яблоки-то.
— Тогда влезай на дерево с корзиной! — посоветовал Колобок.
Человек покачал головой и чиркнул своим длинным носом, как палкой, по яблокам.
— Хорошо вам говорить. А если я сорвусь и упаду?
— Так что же ты будешь делать, человече?
— Буду думать, авось, что-нибудь придумаю. Ведь у меня не горшок на плечах, — ответил человек и вдруг крикнул: — Убирайтесь вон отсюда! Выпытываете, что я придумаю?
Он нагнулся, схватил несколько яблок и запустил в приятелей. К счастью, промазал. Человечки отступили, но не слишком далеко. Все же им хотелось посмотреть, чем это кончится. Что придумает человек, который так долго и серьезно думает?
Вскоре они увидели, как длинноносый потопал под навес и вернулся с топором.
— Срублю дерево и тогда спокойно соберу все яблоки! — он весело поплевал на ладони.
— Что ты делаешь, глупец?! — крикнул Колышек.
Да, под деревом хлопотал самый настоящий глупец. Ведь только глупый человек рубит дерево, чтобы снять с него яблоки.
Топор выпал у детины из рук.
Его впервые назвали глупцом. Он услышал и задумался.
Очень долго думал детина. За это время яблоки, обомлев от страха, сами попадали с веток.
— Что? Я глупец? — встрепенулся он после долгих размышлений. — Я вам покажу!
Детина схватил топор и, забыв про яблоки, кинулся за человечками.
Разумеется, он не поймал их. Бросив тяжелый апельсин в кусты, они сновали меж деревьев, как ласточки.
Глупец вернулся к яблоне, взмахнул топором, да глядь — ни одного яблочка на ветках не осталось. Уже не надо яблоню рубить.
Глупец даже расплакался от досады, что ему помешали сделать глупость.
— Ну, ничего, — утешал он себя сквозь слезы. — Следующей осенью опять будут яблоки. Вот тогда уж рубану, так рубану!
А тем временем Колобок выкатывал апельсин из тайника и говорил Колышку:
— И ты еще хотел отдать апельсин глупцу?
Апельсин, казалось, тоже радовался, что его не отдали. На какое-то время он даже стал легче. Но только на время, так как он был капризным созданием и, по-видимому, хранил какую-то свою тайну.
Что стряслось с кротом?
Когда собаки, во главе с Зубарем, отведали молний, крот нырнул в нору, спасаясь от мести. Он спас свою шкуру, но не успел втащить в подземелье бинокль и телефонный аппарат. А на них свалилась цементная плита и… раздавила в лепешку.
Почему обшарпанная, истоптанная сотнями ног цементная глыба сделала это?
Может быть, она хотела помочь Колобку и Колышку?
А может, старой глыбе просто надоело лежать не на своем месте?
Крот спохватился, что оставил бинокль и телефон. Попробовал выкарабкаться на поверхность, но не хватило сил поднять тяжелую плиту. Тогда крот стал рыть тоннель в обход. Запыхавшись, измучившись, он едва-едва разыскал свои вещи.
Бинокль был сплющен — не желал ничего показывать, сломанный телефон — не хотел ни слушать, ни отвечать. Тишина и мрак окружали крота, а день сиял, светило солнце, улицы гудели и шумели.
«Моя техника на высоте. Это уже проверено. Наверное, стемнело, пока я возился, — подумал крот. — Высплюсь, а тем временем и рассветет».
Он забрался под замшелую каменную изгородь и свернулся в ямке. Лежит, ждет утра, а ни один луч не проникает, не доносится ни звука. Неизвестно, сколько он так прождал, пока действительно не заснул.
Проснулся крот, проспав самую длинную в своей жизни ночь. Наверное, солнце дважды всходило и заходило. И снова ничего не увидел, не услышал крот, хоть и озирался, вставал на цыпочки, лапками прочищал уши.
— Ой, пропал! — мелькнула у крота страшная мысль. — Я слеп и глух! Мои приборы вышли из строя…
— Не отчаивайтесь, почтеннейший! — донесся до его тугого слуха тоненький, как сверлышко, голосок. — У нас в стране всех лечат бесплатно. Вылечат и вас!