Карельский блицкриг (СИ), стр. 1

Белогорский Евгений Александрович

Карельский блицкриг

Пролог. Наркомовская оттепель.

Приход весны всегда олицетворяется с началом новой жизни, чего-то светлого и радостного, что одним своим видом дарит людям надежды на лучшее. Именно это согревает остывшие за долгую зиму души, заставляет биться сердца, строить планы на жизнь. Весна - прекрасная пора и крайне трудно и горестно встречать её, находясь в темной и тесной камере. Когда все твое людское существование рвется наружу, а крепкие толстые стены тебя не пускают, и от осознания собственного бессилия хочется выть во все горло.

Комдив Константин Рокоссовский, находившийся в заключение в знаменитых "Крестах" вот уже второй год, по своей натуре был крепким и волевым человеком. Арестованный в конце тридцать седьмого года по так называемым "национальным спискам", он мужественно держался на допросах, категорически отказываясь признать себя виновным и дать признательные показания.

То на чем ломались многие "герои гражданской войны" сделавшие головокружительную карьеру, на него не действовало.

С детства привыкший тяжелой работе, сильный и выносливый Рокоссовский не испугался применения против него физического воздействия со стороны следствия. Чтобы добиться "чистосердечных признаний" и заставить несговорчивого комдива "разоблачиться", следователь был вынужден звать на помощь ещё двоих своих товарищей по нелегкому делу в розыске "скверны". Но попав под тройной нажим, Константин Константинович не сдал своих позиций, не признал себя виновным.

Не оказало на него нужного воздействия и фактор психологического давления, который следователи очень широко и успешно применяли во время арестов и допросов. Очень трудно было перестроиться человеку, обладавшему большой властью над людьми. Ещё вчера, он был уважаемым и заслуженным командиром. От него зависели судьбы тысячи людей, многие из которых всеми силами пытались получить от него знак внимания и поддержки. В руках его была силы власти и вдруг, всего этого нет. Знаки различия и боевые награды вырваны с мундира "с мясом" и ты уже не " Сам Иван Иванович", а простой заключенный, которыми так плотно набита камера, что спать приходится сидя на полу. Когда молодой сопливый "сержант государственной безопасности" нагло пускает в лицо дым от папиросы и, ухватив за ворот гимнастерки, кричит "Ты у меня сознаешься! Ты у меня дашь показание тварь, на своих дружков, врагов народа!" и хлестко бьет по лицу, ты не можешь ему достойно ответить.

Константин Рокоссовский мужественно прошел и через это утонченное унижение. Со скованными за спиной руками, он ухитрился смачно плюнуть кровь из разбитых губ прямо на следователя. И когда тот в порыве гнева наотмашь ударил его, комдив так на него пронзительно посмотрел на своего мучителя, что тот больше не стал близко к нему подходить. Вдруг снова плюнет или ударит головой, такие случаи редко, но бывали к несчастью для здоровья следователей.

Крепким орешком оказался для ленинградского следствия "этот чертов поляк". Не стал он в угоду следствию оговаривать невинных людей, как это делали многие из тех, кто попал в "ежовые" рукавицы наркома. Руководствуясь простым и гадким принципом "раз я страдаю, так пусть пострадают и другие", они в угоду следствию перевирали свои разговоры с людьми, на которых собрались дать показания, а зачастую их просто выдумывали. Некоторые, приходя с допросов, с некоторой гордостью говорили - "сегодня дал признательные показания, ещё на пятнадцать человек!"

Трудно осуждать сломленных побоями и издевательствами людей за такие поступки. Каждый, в экстремальной ситуации действует, так как подсказывает ему собственная совесть, но участь этих людей была незавидная. В подавляющем числе, соглашательство и помощь следствию закончилось для них расстрельной стенкой. Специальные военные суды и заседания не знали жалости "к изменникам Родины", руководствуясь принципом "предавший один раз, предаст снова".

Единственным слабым местом в броне комдива Рокоссовского была семья. Полная неизвестность относительно судьбы жены и дочери, доставляло ему боли во стократ больше, чем побои, грубость и унижение со стороны следователя.

От людей арестованных после него, Рокоссовский знал о незавидной судьбе семей "изменников Родины". Сразу после ареста "изменника" его семья в 24 часа выселялась из казенных квартир и должна была искать самостоятельно средства к существованию. Многие, под давлением обстоятельств были вынуждены публично отказываться от мужа и отца, пытаясь доказать свою непричастность к его "вредительской деятельности".

Черные мысли ежечасно точили его душу, но мир не без добрых людей. Непонятно каким чудом, но семья узнала, где находится комдив и смогла отправить письмо, а затем посылку. Её содержимое было очень скромным, но для Рокоссовского был крайне важен сам её факт, благодаря которому, он знал, что "у них все хорошо, мама работает, а дочь учится".

Эта маленькая весть с воли, прорвавшая невыносимо долгую блокаду неизвестности, дала Константину Константиновичу новые силы к сопротивлению и борьбе за свою жизнь, честь и доброе имя. С этого момента многое переменилось в жизни бывшего командира корпуса, а ныне заключенного Рокоссовского.

В конце 1938 года, сменился нарком внутренних дел и это, сразу сказалось на поведении следователей. Не зная чего ожидать от нового руководства, они уже не так активно выколачивали признания у подследственных. Следственная машина стала работать "в холостую", а в первых числах марта, после поступившего приказа с самого верха "Разобраться!" и вовсе встала.

Прекрасно понимая, что заварившим "кашу" следователям самостоятельно будет очень сложно, нарком приказал создать специальные комиссии, в которые включались представители различных ведомств. Чтобы разбирательство было разбирательством, а не попыткой сохранить "чистоту мундира".

Одна из таких комиссии и прибыла в "Кресты", чтобы решить вопрос о так называемых "висяках" - дел по которым долгое время не было результатов. В числе тех дел, что были представлены этой комиссии, было и дело комдива Рокоссовского.

Начальник комиссии, старший майор госбезопасности Громогласов, был колоритной фигурой. Плотный, коренастый, невысокого роста, всем своим видом он напоминал больше лесоруба промышленника, на которого по ошибке надели "почти генеральский мундир".

С самого начала своей деятельности на посту начальника комиссии, Громогласов не знал, что ему делать. По "хорошему", в его понятии следовало бы дать следователям нагоняй, чтобы лучше работали со своими подследственными, установить срок исполнения, а затем строго спросить. "Проверка проведена, нарушения выявлены, на них указано" - все ясно и понятно, комар носа не подточит.

При прошлом наркоме такого итога работы было бы достаточно, но новая метла мела по-новому. Новому наркому такой результат был явно не нужен. Приведя с собой свою команду, он принялся чистить "авгиевы конюшни" и первыми под эту чистку попали "кольщики", чей работой так восхищался бывший нарком.

Все это наводило на неприятные размышления, от которых нужно было держать ухо востро.

Также большую настороженность и откровенное непонимание для Громогласова доставлял состав комиссии. Из чекистов в её составе был только он, да капитан Чайка, все остальные были для него чужими и, следовательно, на полное понимание с их стороны ему рассчитывать не приходилось.

Особое беспокойство старшему майору доставлял очкастый военный юрист.3 ранга, неизвестно как попавший в состав комиссии. С самого начала работ он держался несколько обособленно. По прибытию в "Кресты" отказался от предложения начальника тюрьмы перекусить, чем бог послал и попросил представить ему дела заключенных.