Гоблин, стр. 45

В рубке, кроме шкипера, никого не было.

Машина все так же работала малым ходом. Оглянулся — за спиной на палубе никого, механик сидит в своем чертоге.

— Какого черта?

— Здрасьте! — поздоровался я вежливо с ветераном-речником. — Меня зовут Гоблин, и это захват. Мне нужно ваше судно. Иначе убью всех.

Уф, какая жара стоит! Смола, которой залиты пазы в палубе и в рубке, выступила в щелях меж чуть выгнутых от времени тиковых досок черными блестящими жгутами. Многоопытный речник стоял так, чтобы на них не наступать. Качнув мятой панамой, он только кивнул, что-то про себя соображая, потом взглянул на меня, на небо, прищурился и перевел взгляд на горизонт — а там все тихо. Река была гладкой, масляной, без морщинки, она лоснилась на солнце и тоже, казалось, еле дышала от нестерпимого зноя.

— Ваше имя?

— Я капитан Энрике. И не только капитан, сын мой, но и святой отец, — с совершенно неожиданной для меня назидательной строгостью произнес маленький шкипер. — Ты только что осквернил мой корабль, ворвавшись на палубу с оружием, ты…

— Мог бы ворваться и без оружия, так легче? Сопротивляться не нужно, господин священник, или кто вы там есть. Просто поверьте, — посоветовал я и оглянулся еще раз. Араб кое-как стоял в углу, держась за шею и постепенно приходя в себя.

— Только полный идиот в такой ситуации может ответить отказом, — невозмутимо ответствовал шкипер на английском. — По-вашему, отец Энрике похож на идиота?

— Не похож.

— Тогда отложите в сторону свою дубину!

— Святой отец, — поморщился я, — вы только не волнуйтесь. Все идет по плану.

В помещении было полутемно. Надстройка пропитана запахами реки, леса и дыма, я словно вдохнул воздух тяжкого речного труда. Тут все как обычно.

Обстановка полностью соответствовала внешнему виду судна: рассохшийся деревянный стол, по большей части пыльные стекла, высокий стул и скамейка — все было изъедено речным червем. Выбор цветов небогат: преобладает темно-коричневое, почти черное, и зеленое. Лампа тоже зеленого цвета, широкие иллюминаторные рамы, медные крючки и замки на дверях — вся медь была густо-зеленого цвета, ее не драили лет, пожалуй, двести. На потолке к обшивке приросла большая засохшая улитка. Трап, ведущий к двум каютам со щелкающими замками на дверях, где можно отдохнуть после вахты, и где тесные и жесткие койки не мешают уставшему человеку спать, как убитому.

Приборов минимум, радиостанции на борту нет, очень хорошо.

На этом участке левый берег проплывал совсем близко, здесь начиналась жилая зона, разгильдяйский пригород. Потянулась череда бухточек, в каждой из которой разместилось крошечное хозяйство-поместье. Интересно у них тут все устроено. Вот жилище, сделанное на базе кормовой шакши, так называется кладовка в корпусе речного судна для хранения запчастей, принадлежностей и всякого полезного скарба. А эти владельцы оставили себе только среднюю часть корпуса, с которого предварительно была снята машина. У всех свои площадки, пирсы и сходни, садики-огородики. Какой-то человек на берегу снял шляпу и отвесил низкий поклон. Это неожиданное внимание так подействовало на меня, что я тоже поклонился. Человек улыбнулся, вновь надел шляпу, поднял руки и помахал длинными костлявыми пальцами. Я вежливо поздоровался вслух. Человек еще раз отвесил любезный поклон. Сплошная дипломатия и светская этика, пацаны засмеяли бы.

Уютно. Хочется зайти к кому-нибудь в гости, поздороваться и поставить на стол две бутылки водки. Рядом со сходнями показалась женщина с чайником, которую ничуть не смутил проходящий мимо пароход. Неужели прямо из реки набирать будет? По берегам ряска и водоросли, как-то неохота брать такую воду даже для кипячения. Ну, им виднее. Какие-то из хозяйств были довольно обширны, другие представляли собой всего лишь пару больших обломков корпусов с пучками случайной зелени. Кое-где громоздились клетки с домашней птицей, которую хозяева справедливо опасаются надолго выпускать на свободу, — кругом змеи всякие, утащат. Рядом с курами и голубями-переростками стояли огромные мешки и наваленные грудой большие пучки свежего зеленого лука-порея.

Сбор дикоросов, ловля рыбы, работа на огороде — в большой общине, где ртов много и нет обширных плантаций, все это отнимает уйму времени. Здесь хорошо живет лишь тот, кто заблаговременно подготовил солидные запасы продовольствия. Жертвой голода в равной степени может стать любой человек, если в сезон он не в состоянии собрать выращенный урожай. Не стоит рассчитывать, что сказочное богатство тропической растительности, роскошные деревья, в создании которых природа проявила все свое искусство, обильно и просто предоставляют необходимое пропитание. Ага, держи карман шире! Растительное великолепие бесконечных, порой непроходимых речных лесов бедно съедобными плодами. Апельсиновое или хлебное дерево, кокосовая пальма, банан, манго, ароматный терпентин — вся эта вкуснятина не растет в диком состоянии. Они встречаются только в деревнях и поселках, где их высаживают люди, добывшие их обменом или терминалом поставки.

Рыбная ловля — тоже пахота. Охота с ружьем здесь непродуктивна, нет крупной дичи, да и невыгодна такая охота, учитывая неизбежный дефицит патронов. А луком работать очень сложно, так что остаются ловушки, расставленные на большой площади. По каким-то причинам, разгадать которые сходу я не мог, эта удивительная мешанина растений и металла очень привлекала всяких животных. Вокруг железных и деревянных остовов, в зеленых бухточках с уходящими в воду стволами и на берегу песчаных заливчиков размером со среднюю комнату в многоэтажке обитала разнообразнейшая мелкая живность.

Чуть задуло, по воде побежал порывистый бойкий ветерок. Он наскакивал на береговое железо, отлетал от клепаных стен и пробегал дальше.

— Прибавьте ходу, шкипер, — попросил я убедительно.

Капитан без ненужных споров и уточнений наклонился к переговорной трубе, громко отдал команду, и я представил, как механик, а по совместительству и кочегар, маленький юркий мужичок, поспевающий всюду, неторопливо взялся за лопату и начал кидать уголь, чтобы потом опять начать замазывать щели в машине.

Пар подняли, однако «Ахиллес» продолжал с благородной неторопливостью следовать умеренным ходом. М-да… Можно ли вообще разогнать эту лоханку сильнее?

Магический запах близкого берега становился крепче, богаче, он опьянял воображение скрытыми от меня картинами огромного леса, заросшего тростником болот, и таинственных проток под балдахином листвы гигантских акаций. Но все портил явственный запах горелой химии, кислое амбре ржавого железа и машинного масла.

И в этот момент, когда я задумчиво поглядывал на берега, в красках представляя, что там кроется, неуемный молодой матрос решил действовать.

До этого времени парень стоял молча, до крови закусив губу и страшно переживая из-за своей оплошности. Где-то араб просчитался, враг оказался умнее и хитрее. Улучив, как ему показалось, удобный для нападения момент, он решил самостоятельно исправить ситуацию, схватив в углу стоявший там увесистый лом. Капитан, занятый управлением судна, происходящего не видел, но почувствовал, успев предостерегающе крикнуть незадачливому подчиненному, умный мужик.

Отчаянный хлопчик даже не успел перехватить железку двумя руками поудобней, как получил страшный удар ногой в левую голень, отбросивший его в угол, где он, крича от боли, и уселся. Но валандаться с ним дальше я не собирался — зачем он мне тут нужен, такой резкий? Накопившаяся злость наконец-то нашла свой выход, я вцепился в тощие плечи матросика, протащив его через всю рубку, вжал в дверь и им же ее распахнул. Цветастая рубашонка угрожающе трещала. Схватив за воротник и рукав, я выволок смелого матроса к леерам, ухватил за штаны и с силой запустил над бортом. Капитан выскочил следом и тоже вскрикнул, но негромко, сокрушенно как-то. Не противясь творящемуся над экипажем насилию, он таращился на взбесившегося чужестранца и сипло дышал.

— Святая Мария, что вы делаете!