Приключения студентов (Том II), стр. 7
Луиджи решил навестить Яна и передать ему кольцо, но того дома не оказалось; по какому-то наитию неаполитанец направился к замку синьориты и, действительно, в числе зевак увидал своего приятеля, поглядывавшего не столько на приезжих, сколько на окна Габриэль; синьорита не показывалась.
Луиджи взял Яна под локоть; тот оглянулся и озабоченное лицо его просветлело.
— А ведь ты совсем дурак!!.. — проговорил ему на ухо неаполитанец, уводя его дальше… — Ты бы еще в окно к ней сейчас влез? У меня есть тебе подарочек!
— Какой?..
Луиджи снял с пальца кольцо Габриэль и сунул его Яну.
— Это ее благодарность тебе…
Лицо Яна запестрело белыми и красными пятнами.
— Где ты видел ее, когда?!.. — пробормотал он, крепко сжимая драгоценное кольцо.
Луиджи не успел ответить; на него в упор глянули суровые глава доверенного слуги Маркони; густые, сросшиеся брови сделали чуть заметное движение и Луиджи сообразил, что слуга должен что-то передать ему. Он сослался на свиданье, будто бы назначенное какой-то красоткой, наскоро простился с Яном и последовал за послом Маркони. Они очутились в шумном, переполненном народом погребке близ Коммунальной площади; видимо, хорошо знакомый хозяин усадил их в отдаленный, полутемный уголок, из которого они могли наблюдать за всем происходившим.
— Имею от синьора поручение к вам!.. — тихо проговорил слуга.
— Очень рад! Конечно, он знает, что синьор Бастиано давно гуляет по Риму?
— Знает…
— А как здоровье остальных?
— Отлично.
— Что значит со мной иметь дело!!.. — самодовольно произнес неаполитанец и постучал в грудь кулаком. — Драгоценнейший талисман ношу! Ну-с, к делу, мой любезный… зачем я понадобился?
Посланный нагнулся в сторону Луиджи.
— Завтра епископ собирается сражаться на джостре; синьоры решили устроить скандал ему… Навербуйте людей и ждите свистка с трибун!., с деньгами не скупитесь — вот они!.. — И он незаметным движением передвинул по столу к Луиджи тяжелый серый мешочек.
Тот так же ловко прикрыл его ладонью и отправил в карман.
— Ого!.. — проронил неаполитанец. — По весу чувствую, что потеха должна выйти серьезная!
— Таково желание синьора!..
— Хорошо… Но что именно хотел бы ваш господин? Как он смотрит, например, на гнилые яйца?
На хмуром лице посланца появилась усмешка.
— Это зависит от того, как вы смотрите на свою шею? — ответил он. — Синьор полагается на вас!
Собеседники покончили вино и разговор и слуга ушел, а Луиджи долго еще сидел за столиком и соображал, что надо делать.
ГЛАВА XXVI
Еще ранним утром начала шуметь площадь; тысячи народа заполнили все свободные уголки ее; алыми маками казались кастальды, стоявшие вдоль каната и не пропускавшие зрителей на арену: на ней могли находиться только участники джостры.
Площади было не узнать — она казалась сплошным цветником. Окна, балконы, крыши, кампанилья — все было облеплено зрителями, разодетыми в платья ярчайших окрасок; стены домов скрывались под многокрасочными коврами и сукнами; для защиты от солнца над трибунами были натянуты они же. Синее небо было безоблачно.
Состязание должно было начаться в полдень, но уже часам к десяти негде было упасть зерну; гул и говор морским прибоем доплескивались до самых отдаленных улиц города.
На одном из концов площади, на зеленой, врытой в землю мачте недвижно висело бело-зеленое бархатное знамя Болоньи. За ним, ближе к ратуше, разноцветным городком теснились палатки рыцарей, осененные знаменами с гербами; другая часть их была разбита на противоположной стороне поля; между ними суетились слуги и оруженосцы, подготовлявшие все к переодеванию господ в доспехи. Там же важно прогуливались двое докторов в черных плащах и в таких же остроконечных высоких колпаках. Поодаль горою лежали наваленные друг на друга тупые копья; на арене устанавливали квинтану — чучело человека в латах, прочно сидевшее на деревянной подставке; в особую стойку ввинчивали неподвижное, толстое железное кольцо.
Джостры длились по целому дню и зрители в избытке запасались вином и съестными припасами; забравшиеся спозаранку уже закусывали и прикладывались кто к кружкам, кто попросту к горлышкам кувшинов, громко разбирая в то же время телесные статьи подъезжавших участников.
Празднество должно было начаться с богордо — так назывались односторонние игры, в которых всадники, вооруженные копьем, показывали свое уменье владеть конем и оружием; Италия была единственной страной, где параллельно с рыцарями участие в джостре и богордо могли принимать горожане, обладавшие средствами на покупку коня и доспехов.
В полдень на облитой солнцем арене показался весь в желтом, будто золотой, всадник с длинной фанфарой в руке; с нее свисала широкая парча такого же цвета.
Зазвучали переливы сигнала и площадь всколыхнулась и смолкла; еда сразу исчезла по карманам и взгляды тысяч обратились в сторону белой ратуши: ее огибало шествие знамен цехов города; за ним, в одеждах цвета своих знамен, вереницей выезжали молодые всадники. Ни доспехов, ни шлемов на них не было; с правых плеч свисали плащи, державшиеся на застежке; длинные волосы на открытых головах были схвачены золотыми обручами; у многих из-под них развевались тонкие вуалетки их возлюбленных; в левых руках у каждого находилось по легкому щиту.
Всадники выстроились в одну линию; кони волновались и не стояли, их оглаживали помощники.
Особые судьи освидетельствовали правильность и целость копий и раздали их участникам богордо.
Опять зазвенела труба и разъезжавший по арене главный распорядитель поднял над головой пурпурного цвета жезл и махнул им; копья участников опустились наперевес; крайний правый в зеленом платье, с белым плащом за плечом, стронул с места вороного коня и вынесся вперед; пыль всклубилась за ним.
Первым стояло железное чучело; удар зеленого всадника только скользнул по нему, а требовалось опрокинуть его либо сломать при ударе копье; промахнулся всадник и по кольцу и только удачно взял препятствие — невысокий барьер.
Зрители молчали; раздалось два-три насмешливых возгласа.
Судья пустил второго — сине-красного на буланом, тяжелом коне; словно язык пламени, метнулся за ним плащ; впустую звякнули железо на чучеле и затем кольцо; перед препятствием конь вдруг встал как вкопанный и всадник растопырил руки и под общий смех кувыркнулся через забор.
Третий — молодой и стройный — синий с белым всадник — на белом коне сразу приковал к себе общее внимание: прикрывшись щитом, он карьером налетел на чучело и опрокинул его вместе с подставкой; звук удара разнесся по всей площади; она одобрительно загудела в ответ.
Не уменьшая хода скакуна, синий попал копьем в кольцо; конец его хрястнул и отломился; ездок на полном скаку поднял остаток древка над головой, перескочил через препятствие и свернул под трибуну; аплодисменты и крики приветствовали удалого наездника.
Состязания были повторены дважды и из шестнадцати участников только трое полностью выполнили все задания; в числе счастливцев находился и удалец в синем.
Опять пропела фанфара и все всадники выстроились впереди знамен; предстоял самый трудный заключительный номер — надо было на всем скаку воткнуть в арену взятое под мышку толстое боевое копье и переломить его, удержавшись при этом в седле.
Служители быстро убрали все лишнее и первым выехал зеленый всадник. Он ткнул копьем в землю, пробороздил ее пыльною лентой и грохнулся бы с коня, если бы вовремя не выпустил из-под плеча рукоятку.
Та же участь выпала на долю сине-красного.
Удача сине-белого вызвала восторженные крики всей площади; четвертый черкнул концом копья по земле, оно врезалось глубоко в грунт и вдруг словно неведомая сила сорвала всадника с седла и подняла на воздух; он описал дугу и рухнул на землю; конь, звеня стременами, поскакал в сторону.
Хохот приветствовал падение неудачника.
Еще двое соперников тем же порядком вылетели из седел; двое не удержались и опрокинулись, а затем свалились; несколько человек уронили копья и только те же трое опять оказались победителями.