Ветер Севера. Риверстейн, стр. 16
– Нам надо подумать, как помочь этим детям, – сказала я. – Данила, возможно, ты единственный, кто может это сделать! Не знаю почему, просто чувствую, что это важно.
– Но как?
– Тебе надо попытаться больше рассмотреть в своих снах. Ты сможешь это сделать? Увидеть детали, мелочи… То, что подскажет, где они находятся и как туда попали.
– Мне это не нравится, – хмуро отвернулся парень. – Я не хочу! Там так жутко. К тому же я не контролирую это. Все случается само собой, иногда я засыпаю и словно попадаю в тело одного из детей.
– Им тоже там страшно и жутко, – жестко сказала я. – Только эти дети на самом деле сидят в яме, а ты нет!
Данила пристыженно отвернулся.
– Я попробую. Попробую рассмотреть больше.
– Вот и хорошо, – сказала я, поднимаясь. Пора было возвращаться, а то еще хватятся меня, искать начнут. – Кстати, – вдруг вспомнила я, – у вас в Пустошах не происходит ничего… необычного?
– Вроде нет, – почесал затылок парень. – Разве что вдовица купеческая вчера чуть избу не спалила с испугу, еле залить успели, хорошо осень на дворе, огонь лизнул только да и издох. А летом бы и головешек не осталось!
– А что случилось? – заинтересовалась я.
– Да почуялся ей покойный муж сдуру. Блажила на все Пустоши, мол, зашел в сени и кулаком на нее машет, как при жизни махал, особенно спьяну. Баба-то перепугалась, свалилась от страха на пол, лучину сбила. Да пока без чувств валялась, огонь с лучины на одеяло перекинулся, а там и оконные завеси занялись. Соседка козу только подоила, через огород в избу шла, вот и увидела, как из купеческих окон дым валит! Вытащили купчиху, дом только с одного бока подгорел, а она все плачет да про покойничка орет! Скаженная! Ладно, Ветряна, бывай! Ты заглядывай, я завтра приду, если получится!
И Данила осторожно выглянул в щель, убедился, что рядом никого нет, и, скользнув из часовни, растворился в ельнике.
Я спустилась по истертым ступенькам, размышляя о не в меру ретивых местных покойничках. К вечеру заметно похолодало, северный ветер рассерженно швырял в лицо мелкую ледяную стружку – то ли ледяной дождь, то ли мокрый снег. Звезд не видно, небо затянулось хмурой свинцовой тучей, брюхом цепляющейся за острые вершины сосен. В редких прорехах, как во вспоротых ранах, бледно серебрился молодой месяц.
В ельнике, куда скользнул Данила, лежит густая, плотная тень, и кажется, что кто-то смотрит оттуда на меня, наблюдает. Я поежилась, всматриваясь в темноту. Стало неуютно и страшно.
– Данила? – неуверенным шепотом позвала я.
Тьма не ответила, но словно стала еще плотнее и гуще, мелькнули желтые звериные глаза. Я отпрянула. Волк! Неужели подошел так близко к Риверстейну? И я здесь совсем одна, и глупый Данила убежал через ельник. Может, его уже доедает под ближайшим кустом волчья стая?
Задохнувшись от страха, я попятилась, стараясь не делать резких движений. Казалось, что стоит повернуться спиной, и зверь нападет, одним прыжком преодолеет разделяющее нас расстояние, плавно, как не способен человек, как…
– Арххаррион, – выдохнула я.
Тьма словно замерла, потом чуть расступилась, позволяя мне увидеть его. Он стоял там, прислонившись плечом к стволу, все те же брюки и сапоги, голый торс. Вместо плаща укутавшись в тень.
Я развернулась и со всех ног бросилась к стенам приюта.
Глава 7
В нашем женском королевстве появится МУЖЧИНА!!!
Эта невероятная новость сорокой разлетелась по Риверстейну, будоража и волнуя наши невинные девичьи сердца ожиданием чуда. Старого привратника и арея Аристарха за мужчин по умолчанию не принимали. Кто и каким образом первым прознал об этом, не уточнялось. Я подозреваю, что столь сногсшибательная новость была банально подслушана в одном из темных закоулков приюта. И уже к утренней трапезе всеобщее нервное возбуждение достигло небывалых высот.
В трапезной я с изумлением обозревала изменения, произошедшие с внешностью послушниц. Вот уж воистину: то, что вложила в женщину Природа, а именно желание быть красивой и нравиться мужчинам, не удалось выбить даже годами стараний суровых настоятельниц. Старшие девушки, и особенно выпускницы, преобразились. Приоткрыв рот, я разглядывала красиво уложенные волосы с кокетливо выпущенными локонами, румяные щечки, неумело намазанные розово-красным мхом суриммы губки и парадные, собственноручно вышитые переднички поверх привычных коричневых балахонов. То и дело послушницы украдкой разглядывали себя в мутные поверхности столовых приборов и пощипывали для яркости и без того разрумянившиеся щеки.
Что за важная птица изволит к нам пожаловать – никто не знал, поговаривали, что из самого Старовера, но кто и зачем – неизвестно. Наставницы заметно нервничали и с удивительным равнодушием смотрели на прихорашивавшихся девиц, не предпринимая попыток пресечь это безобразие.
Зато арей Аристарх на утренней молитве отвел душу и битый час с энтузиазмом вещал про ждущее нас всех наказание и неминуемую кару небесную, которая свалится нам на голову прямо за порогом святилища. Послушницы покаянно опускали головы и били поклоны, исподтишка поправляя локоны и вплетая в косы ленты. Арей еще долго потрясал кулаками, грозя неминуемым и страшным возмездием, истово бегал вокруг священного и всевидящего Ока Матери, раздувал щеки и пригоршнями поливал грешниц святой водой из купели. Так что, когда он все же выдохся и затих, молитвенно воздев руки к небу, передние ряды послушниц можно было выжимать!
Я искренне им посочувствовала. Идти от святилища через весь двор под ледяным ветром в мокрой одежде – то еще удовольствие. Сама я никогда не удостаивалась чести стоять в передних рядах, в непосредственной близости к Оку, поэтому сейчас была сухой и, каюсь, весьма этим довольной.
Когда уставший Аристарх все же отпустил нас на трапезу, мы вылетели из святилища как пробка из бутылки с перебродившим вином. Уязвленный такой поспешностью арей встрепенулся и уже вслед нам завыл про ожидающие нас муки, но я и те, кто успел сориентироваться и дать деру, уже неслись по булыжникам двора, делая вид, что не слышим гневных воплей.
За трапезой я и узнала причину сегодняшнего столь экзальтированного выступления арея и внешнего вида послушниц.
Даже Рогнеда, вновь невозмутимая и высокомерная, сидела с тщательно уложенными волосами и подкрашенными, хоть и поджатыми губками. И явно пыталась восстановить свой авторитет, так нагло попранный привидевшейся ей утопленницей Златоцветой. То, что весь приют лицезрел Рогнеду заплаканной и жалкой, подвывающей от страха на полу в коридоре, жгло ее самолюбие каленым железом. И, похоже, для восстановления собственного влияния Рогнеде срочно понадобилась жертва. Сегодня она решила выбрать ею меня, предварительно убедившись, что Ксени, способной ответить кулаком в глаз, рядом нет.
– Надо же, – нараспев и громко, чтобы слышала вся трапезная, начала она, уперев руки в бока и презрительно скривив губки, – а наше пугало тоже решило приукраситься! Губки намазала, щеки нарумянила, глаза подвела! Похлеще продажной девки! Никак решила столичного кавалера захомутать? Чтобы потом было что вспомнить?
Я в это время старательно облизывала ложку с остатками каши и поначалу вообще не поняла, что Рогнеда ко мне обращается. Недоуменно повертела головой. Зал трапезной притих в ожидании. Послушницы забыли про свои тарелки, уставившись на меня.
Я тоже озадачилась. С чего это Рогнеда на меня так обозлилась? Ни в каких обозначенных действиях я себя не замечала, с утра привычно ополоснула лицо и впопыхах заплела косу. Новостей о приезде чужака я не знала, так как вечернюю трапезу пропустила, засидевшись с Данилой, а потом была так погружена в свои мысли, что доплелась до кровати и уснула, так и не успев все толком обдумать. Спала крепко, даже не снилось ничего. И Зов меня сегодня ночью не тревожил.
– Или ты на все готова, лишь бы столичному угодить? Надеешься, что он тебя в Старовер с собой заберет?