Мастер Лабиринта (СИ), стр. 8

- Риттер. - Прохрипел я прежде, чем она искалечит мне гортань. Прежде, чем понял, что у старика легко узнать, моё имя.

- Кто такой? - Нахмурилась Девидофф.

- Врач. Врач, он...

Женщина разжала пальцы.

Я упал, хватаясь руками за горло. На коже, омерзительно-мягкие, вспухали пузыри ожога.

Девидофф отступила, недовольно хмурясь.

- Кто тебя послал _на самом деле_?

Меня привёл крик безумного монаха, Рыба, что за мной гналась, и стрелка в виде угря. Но это полное безумие, безумие... кто поверит, что я шёл по знакам? По крошкам - к ведьме мертвецов.

Никто.

Я вскочил и побежал. Перевернув по пути приборный столик. Перескочив длинным прыжком контур клетки Фарадея, извернувшись всем телом, когда Девидофф вытянула когтистую руку, чтобы меня поймать.

Она не преследовала меня. Я промчался через зал с трупами, через приёмную, и заскочил в лифт. Наверх, наверх, прочь отсюда.

Горло горело.

Но пока кабина тарахтела, поднимаясь со скоростью полумертвого таракана, я сидел на полу и щупал затылок.

Она права. Шрам круглый.

Глава 2. Художник

Глава 2 Художник

2.1. Рисунок монахов

Дверь лифта остановилась, я рванул вперёд - и врезался в Мая.

Он обхватил меня двумя руками, удерживая от падения. Одну секунду. Это было... тепло. Как будто он рад мне, ждал меня, спрячет меня. Я едва не обнял его в ответ.

- ... Май. - Я расплылся в радостной улыбке. - Май, пожалуйста, уведи меня отсюда.

Май уловил запах свалки и отодвинулся, сморщил тонкий ровный нос.

У Мая вытянутое лицо, с высокими скулами и крупным подбородком. Глаза цвета ясного морозного неба, и волосы цвета спелой пшеницы, которые он стягивает в строгий хвост. Май высокий и длиннорукий - манжеты бежевой вязаной куртки заканчивались выше округлых косточек кисти и выше зелёного браслета монаха. Ему двадцать три, всего на год старше моего брата.

Мне захотелось провалиться - в самую глубину озера, где Рыба меня проглотит и спрячет от ледяного взгляда.

- Май, я...

- Молчите. Я ничего не хочу знать.

- Но я не...

- Я не желаю знать: вы меня услышали? - Май потянул меня к посту дефензивы.

Я вывернулся:

- Постойте... Отведите меня наверх. Пожалуйста. Это всё, что я прошу. Не нужно никаких... посторонних.

Губы Мая сжались, а шея дёрнулась - проглатывая слова, которые вертелись на языке.

- Вы сейчас понимаете, что натворили? - Сквозь зубы. Взгляд, как рушащийся ледник - вот-вот раздавит. - Ваша игра зашла слишком.

- Я ничего н-не... Май, пожалуйста. Уйти нужно. Отведите меня в город. - Лифт хлопнул створками и прогрохотал, вызванный снизу. - Или от-тойдите и не мешайте. И от-отдайте.

Через плечо Мая был переброшен мой рюкзак- тот, который я забыл у доктора Риттера.

Мы стояли в центре человеческого потока, на меня не оглядывался только слепой. И тот, у кого нет нюха.

- Вы этого все время добивались? Чтобы меня уволили? - Май втолкнул рюкзак мне в руки.

В животе началась мелкая злобная дрожь. Рядом с Маем тяжело говорить - язык не слушается. Сейчас все хуже в тысячу раз: я не понимаю о чём он. Я сам спустился в Рыбий Город, он-то здесь причём? Злость Мая была больной, холодной. Лучше бы он орал, или ударил. Я бы знал, что делать.

Не может он.

- Идите за мной. - Ракхен развернулся на сто восемьдесят градусов, иглой впиваясь во встречный человеческий поток. Сейчас шум магазинов и голоса, и сладкие пыльные запахи первого уровня меня угнетали. Хотелось забиться в какую-нибудь дыру. Или хотя бы спрятаться за Маем. Он шагал широко, и мне приходилось бежать, чтобы не отстать. Бежать и извиняться перед теми, кого я задевал локтями.

- Вы меня искали? - Я догнал его на пустом участке улицы. - Профессор Риттер вам позвонил?

- Да. - Удивление на лице обернувшегося Мая.

Несложно вычислить: мой рюкзак он мог его взять только у врача. А доктор Риттер мог выйти на Мая только по телефону, записанному на обложке «алгебры». И «архитектоники». И «лингвистики». Я немного одержим этими цифрами.

Май вдруг замер, вглядываясь в моё лицо.

- Что не так?

- У вас кровь идёт.

- Где?

- Из носа.

Я не чувствовал. Провёл ладонями по лицу, по верхней губе. Правда, кровь. Только жёлтая. Опять цвета неправильные.

- Со мной все в порядке.

Но Май уже рассматривал меня профессионально-внимательно. Взгляд задержался на моем лице, на шее, на ладонях. На мокрых ногах.

Май не обращает внимания на людей. Сначала меня это раздражало. Теперь кажется, это оттого, что весь объем его внимания занимают мысли. Душу бы отдал, узнать, о чём он думает. Или о чём чувствует.

- Вам нельзя в таком виде наверх. - Пришёл он к выводу. - И перестаньте называть меня по имени.

- Ну, извините, фамилия у вас та ещё. Я как её слышу, думаю, что кто-то горло прочищает.

Я раздражаю Мая сейчас - а меня бесит, что он раздражается. Я устал, и мне нужна помощь... Я бы на его месте помог.

Май взял меня за локоть, и отвёл к стене. Достал пакет одноразовых носовых платков и вытер мне лицо, жёстко и неприятно. Я не сопротивлялся. Даже когда он разорвал один из платков, и пропихнул кусочки мне в нос. Словно я маленький и беспомощный, и меня нужно чистить как первоклассника.

Мы с Маем всего пару раз наедине беседовали. Он перечислял, насколько неудачно я выбрал краски для приличной, наверняка срисованной откуда-то графики. А я набирался смелости сказать, что видел его картины на выставке, что они - классные, что я мечтаю быть как он... Не в смысле монахом, или учителем в школе, а писать как он. С таким чувством, и так открыто - сделать мои глаза и моё сердце, и мои пальцы - единым живым и свободным инструментом.

У Мая под ногтями краска: зелёная и синяя. Я заметил ещё в его первый день в школе. Она навечно въелась в кожу. Это в нём самое замечательное.

- Где вы были? - Убирая руки от моего лица, и отступая. Жест, чтобы я дальше следовал за ним. На этот раз Май Ракхен сбавил шаг, а не мчался, пытаясь сбежать от меня.

Он сам требовал, чтобы я не рассказывал, поэтому я промолчал.

- Доктор Риттер мне позвонил на служебный номер. - Произнёс Май. - У меня смена в мастерской. Вымоетесь там и переоденетесь. И будете вести себя как юный скромный горожанин. Потом я провожу вас наверх. Мы договорились?

Взгляд Мая переменился: небесная синь не середины зимы, а начала марта, когда с востока ветер приносит запах тепла и цветов.

- Вполне. Если вы меня не выдадите. Мне можно называть тебя Маем?

- Ни в одном из возможных миров.

- Юный горожанин обращался бы к вам «Ракхен» и «учитель»?

- Можете вообще никак ко мне не обращаться.

Май провёл меня через анфиладу серых сводчатых комнат в зал, где работало человек тридцать: в штатском, как и Май, или в коричневых рясах водов. Не дав осмотреться, Ракхен захлопнул за моей спиной дверь душевой кабинки.

Прозрачные стенки потемнели. Не знаю, как взрослым, но мне было тесно. Поэтому, а еще, потому что душ примыкал к залу, полному незнакомцев, я не стал раздеваться. Ужасно смущает - ведь я знаю, что за стеклом люди, и они знают, что я тут. Моюсь.

Вода унесла запахи свалки, а поток горячего воздуха высушил влагу. Ногтями я отскрёб грязь с рук, и шкурку, слезшую с обожжённой шеи. Но от рубашки пятна не мылись, пришлось всё-таки её снять и запихнуть в мусороприемник.

Выскользнув из душевой, я достал из рюкзака куртку и застегнул на все пуговицы. Плотная ткань царапала голую кожу, напоминая об уязвимости.

Ничего страшного. Я скоро домой. Всё забудется, навсегда. Всё уже забывается.

Зал от пола до куполообразного потолка покрывала ровным слоем «синяя ночь». От стен вверх поднималась панорама: охряно-коричневая пустыня, со скалами, вынырнувшими из песка, из которых ветер вырезал голодные драконьи зубы. В их тени - пирамидки из зелёных и пурпурных камней, не то алтари, не то покинутые ульи. На потолке - крохотные белые точки-звёзды. Такие далёкие, что кажутся сверкающей взвешенной пылью. В этом месте царило безмолвие. Прозрачное, хрустальное и фиолетово-нежное.