Файлы Декса (ЛП), стр. 2

Они правда верили, что Аманда Лейн, прекрасная отличница, гимнастка, девушка Чейса, могла переспать с таким, как я?

Она это сделала. Не спрашивайте, как, наверное, ей понравились длинные волосы и кольцо в брови. Может, дело было в том, что я был очень настойчивым и загнал ее в угол в комнате для просвещения фотографий после занятий по фотографии, провел языком по ее горлу и дал ей ощутить то, от чего она не могла отказаться. Немного бесплатного Декса. Ей не нужно было ничего покупать, но она это сделала.

Ведь я — хороший товар.

Почему — то это сработало, и несколько дней назад я побывал у Аманды внизу за местами для зрителей на стадионе (да, звучит как клише, но девчонок это цепляет). Я наелся пыли, пока доводил ее языком, но ей понравилось. Нет, зачеркните, ей очень понравилось. Я понял это по тому, как она кричала мое имя, пока я не зажал ее рот, чтобы нас никто не услышал. Вскоре мы перебрались в ее машину (она на год старше), и я особенно насладился тем, что трогал то, что ценил Чейс. Я ощущал себя невероятно. Она хотела меня. Я хотела ее. Никаких проблем.

Пока Чейс не нашел меня на обеденной перемене. Я знал, что это грядет, я надеялся, что буду предупрежден. Я мог бы продумать план, как себя вести.

— Как ты посмел меня в таком обвинять?! — завопил я в ответ с притворным отвращением и потер глаз, который точно скоро потемнеет и опухнет. — Я бы и метровой палкой эту дешевку.

Ошибка.

Толпа охнула.

— Чувак, — тихо сказал Тоби, затянувшись марихуаной.

В этот раз я увидел кулак. Я это планировал. Никто из парней не обрадовался бы, услышав, как его девушку называют дешевкой, но это была правда (так и было, но и я был не лучше).

Чейс бросился на меня, но я был ниже и пригнулся. Я схватил его за пояс и только его удивление позволило мне сбить его с ног. Мы упали на землю и возились какое — то время. Я умудрился оседлать его, как хотел бы, чтобы Амандра оседлала меня (она была слишком скромной для такого), и я несколько раз ударил его по челюсти, а потом по носу. Он закричал от боли, нос хрустнул, потекла кровь. Чейс сбросил меня с себя.

Я откатился на пару футов, ждал, что кроссовки Чейса ударят меня по лицу в любой миг, но ничего не было. Я открыл глаза и посмотрел на небо. Что — то закрывало его. Что — то толстое и круглое как солнце.

Директор Гулд.

Он видел, как проблемный Декс Форей вдруг напал на Чейса Хантингтона, звезду футбольной команды, героя школы. Конечно, Чейс оставался на второй год. Директор ему здесь почти поклонялся.

Я (едва) смог защититься физически, но разговором не удалось бы. Я открыл рот, но Гулд посмотрел на меня так, что стало ясно, что слова только навредят.

Но я попробовал.

— Он напал на меня! — возразил я, пытаясь встать. Я посмотрел на Чейса и не был удивлен тому, что он пожимал плечами с невинным видом. Я посмотрел на Тоби. — Расскажи, что случилось, — возмущенно сказал я.

— Эм, — глаза Тоби были стеклянными, и мы поняли, что драка не была худшей проблемой. Тоби поймали с сигаретой в руках. Я восхитился смелостью (и глупостью) друга, потому что он не заступился за меня, а быстро затянулся, пока Гулд не выхватил сигарету из его рта.

— Парни, вы идете со мной.

Я был в новой старшей школе уже два года, но проще не стало. Я был рад в моей прошлой школе в Манхеттене, был счастлив, пока папа не решил уйти. Он оставил нас с Майклом на безумную мать. Может, я не был очень счастлив, но точно счастливее, чем здесь. В Бруклине я так и не нашел свое место. Я оставался в стороне, баловался наркотиками, чего в пятнадцать не стоило делать, и делал с девушками то, что в пятнадцать не стоило делать. Ха.

В новую школу я пришел загадочным изгоем и остался таким в глазах всех учеников. Да и в глазах директора. Это была не первая драка. В первый день в школе какой — то идиот узнал, что я с западной части и сказал, что я — заучка. Я не знал, где он это увидел в моих штанах, футболке с «Отбросами» и ботинках, но это меня разозлило, и я побил его. К сожалению, идиот оказался больше меня, и драка закончилась моим лицом в грязи. И моя репутация задиры с тех пор меня не покидала.

Гулд загнал нас в свой кабинет, подземелье гибели, как мы называли его, и прочитал нам лекцию, раздувая красные щеки. Он сказал, что позвонит нашим родителям, посмотрел на меня и решил, что Тоби провинился сильнее.

Логично. Моя мама точно была пьяна, и он от нее ничего не добьется. Но, какой бы пьяной она ни была, она не позволила бы ему обижать ее детей. Только она могла так делать.

И мама Тоби услышала о том, как ее сын нарушил правила, ведь он курил марихуану в школе. Конечно, директор Гулд везде приплел меня, сделал вид, что это я плохо влиял на Тоби. Пффф. Тоби был плохим еще до меня.

Я не знал, сильно ли маму Тоби, которая была тонкой, как гончая, гадостью, волновал факт, что я подрался, директора это злило сильнее. Он закончил с ней, повесил трубку с вздохом и посмотрел на нас с недовольным видом.

— Вы отстранены от школы до конца недели, — прорычал он. — Идите домой.

У — ху! Круто! Никакой школы!

Так бы сказали почти все дети. Конечно, родители отругают, будут разочарованы, но не нужно ходить в школу, а одноклассники будут месяцами говорить о тебе как о плохише.

Я сказал почти все. Я в их число не входил.

Я любил школу. Нет, не так. Мне нравилось быть в школе. Уроки и учителя меня не интересовали, но школа не была домом. А любое место, кроме дома, мне нравилось. Мама работала по ночам, а днем была дома. Было плохо видеть ее те пару часов после уроков. Если повезет, она совала в микроволновую печь дешевый замороженный обед для меня и Майкла. Если не повезет, Майкл будет у друзей, и мама будет в ярости. И когда мне будет больно даже из — за того, что я не так на нее посмотрел.

Я мрачно переглянулся с Тоби, тому светило быть запертым остаток недели, так что репетировать группа не сможет. Это плохо.

Потом я вспоминал этот миг и хотел рвать волосы. Я хотел кричать на себя, не пускать себя домой. Пойти куда — то еще. Я хотел думать, что хуже уже не будет, но это было не так. Я хотел то неведение.

Но возврата не было.

Я пошел домой. Я был голоден, скучал, и, хоть и застрял в любимом магазине пластинок на пару часов, убивая время, дом звал меня.

Я понял, что ошибся, как только вошел. Квартира была маленькой до ужаса с облупленными голубыми стенами, которые глупо смотрелись с вычурной мебелью, что осталась после ухода отца. В квартире обычно пахло плесенью, словно смерть прилипла к стенам, но в этот вечер запах был другим. Пахло горелым пластиком, и этот запах жалил мои ноздри.

Я тихо поставил рюкзак на пол и закрыл за собой входную дверь. Жить в квартире с мамой, которая кричит, визжит и много пьет, было сложно. Соседи, наверное, ненавидели нас. Мне казалось, что вечер будет кошмарным, и я надеялся, что соседей дома не было.

Было странно, помимо запаха, что стояла тишина. Обычно вопил телевизор или было слышно, как мама наливает себе, или она болтала с дальними родственниками, которым не было до нее дела.

Но ничего не было.

Это было жутко.

Я шел по коридору, жалея, что я не пошел в школу в кедах вместо ботинок. Где бы мама ни была, она знала, что я иду.

Я заглянул на кухню. Пусто.

Я заглянул в ее комнату. Пусто.

Я заглянул в комнату Майкла. Пусто.

Я остановился у своей двери. Она была закрыта. Я всегда закрывал комнату, но я знал, что она там. Запах жженого пластика доносился из — за двери.

А еще дым.

Черт возьми.

Я прижал ладонь к ручке и, не дав себе мешкать, открыл дверь.

Мама стояла на четвереньках в центре комнаты. Я ощутил ужасное дежавю, словно уже это видел. Мама схоже вела себя в пьяном терроре.

Но лед сковал мое сердце не от этого. Не от этого кожу щекотало отвращение, смешанное с гневом.

Мои пластинки валялись на полу перед ней. Моя драгоценная коллекция, которую я так долго собирал, на которую копил годами. Музыка, которую мама называла работой дьявола.