Мэллори, стр. 11

Он прошел через маленькую прихожую, открыл дверь и спустился по лестнице. Семьсот пятьдесят фунтов! Теперь можно заняться губой Эффи. И немедленно! Выйдя на улицу, он заметил пожилого мужчину, который, засучив рукава, занимался оформлением витрины. Толстыми неповоротливыми пальцами он старался возвести пирамиду из папиросных пачек. Их взгляды встретились, и Корридон, проходя мимо, подмигнул толстяку.

Глава 4

Корридон никогда не жил долго в одном месте, поэтому никогда не имел приличного пристанища. По возвращении в Лондон он снимал квартиру из трех комнат напротив гаража, позади госпиталя Святого Георгия. Это была меблированная квартира, и она вполне устраивала его в настоящее время. Каждый день приходила прислуга – миссис Джембс. Питался Корридон вне дома, поэтому ему не приходилось пользоваться маленькой, скупо обставленной гостиной. Там было сыро и темновато, с улицы постоянно доносились разнообразные шумы: тарахтенье моторов в гараже, плеск воды на мойке, гудение электропил. Спальня, тоже темная и сырая, окнами выходила на глухую стену гаража, загораживающую свет и низвергавшую потоки воды во время дождя. Отсутствие комфорта и уюта нисколько не беспокоило Корридона: ему было безразлично, где спать. Квартира была местом, где он ночевал, не больше. Но она также имела и свои преимущества: находилась недалеко от Вест-энда, все окна были снабжены решетками, а входная дверь запиралась на тяжелый засов. Помещения на других этажах были заняты разными конторами, их персонал уходил после шести часов и возвращался только на следующее утро, в девять. Следовательно, Корридон был лишен назойливого любопытства соседей, а его дом был надежен, как крепость.

Сегодня он вернулся домой раньше обычного. Пообедал в маленьком ресторанчике, пешком прошел от Пикадилли до Гайд-парка. Отпирая дверь, услышал бой Биг-Бена и остановился. Звуки часов всегда будили в нем что-то вроде ностальгии: он начинал вспоминать то время, когда жил во Франции и имел обыкновение слушать каждый день информацию по радио. Сознание, что Биг-Бен на месте, давало уверенность в завтрашнем дне. Когда прозвучал последний сигнал, он открыл дверь, вошел и заперся на засов. Потом зажег свет и поднялся по ступенькам в салон, напоминавший зал ожидания в больнице для неимущих. Прежде чем снять пиджак, Корридон проверил карманы и обнаружил конверт, о существовании которого совсем забыл. Он небрежно расправил его, потом отнес в спальню, включил свет и сел на кровать.

Корридон устал. Он мало спал предыдущую ночь и теперь позевывал, вспоминая события прошедшего дня. Тяжело повалившись на кровать, он не спеша закурил. Семьсот пятьдесят фунтов! Даже сейчас он улыбнулся, вспомнив удивленные глаза кассира в банке.

Обзаведясь новенькой чековой книжкой, он отправился в больницу на Кенсингтон-авеню, где встретился с хирургом, который лечил его после застенков гестапо. Хирург отлично отремонтировал его тогда. Потом поговорил и об Эффи.

– Меня не смущают расходы, док. Только вы сами займитесь этим делом.

И врач назначил день, когда сможет принять Эффи. Заранее радуясь, он позвонил девушке, сообщил о дне приема и быстро положил трубку, чтобы не слышать слов благодарности.

Он нанес еще два визита. Один в Уайт-Чепель, другой – на Гэлхэм Биг-стрит. Два пакетика, привезенные им из Америки и старательно зашитые в подкладку пиджака, после этих визитов сменили хозяина.

Неплохой в целом день. Растянувшись на кровати и устремив взгляд в потолок, он чувствовал себя превосходно. В комнате было тихо. Сейчас сюда не проникал ни один звук. Толстые стальные решетки на окнах действовали успокаивающе. У него возникло чувство отрешенности от прочего мира, и это не угнетало его. Лежа на кровати, он думал о Жанне и представлял ее, стоящую у камина, с руками в карманах брюк и каменным лицом. Ему интересно было узнать, что она делает сейчас. Завтра вечером он встретит ее в «Домино-клубе» и объявит, что раздумал заниматься их делом. Нетрудно представить реакцию на это сообщение. Презрение и злость будут пылать в ее глазах, а Ренлинг посмотрит на него единственным оком и смущенно отведет взгляд, словно обнаружив вдруг, что товарищ его предал. А Жан выхватит из кармана маузер.

Губы Корридона искривились. Он посоветует им подать на него жалобу. В любом случае они ничего не смогут с ним сделать.

Тут он вспомнил о конверте Ренлинга. Интересно, что он там написал? В конверте лежало несколько листочков. Текст был аккуратно отпечатан на машинке. Он принялся за чтение. Мэллори… Имя, которое ничего не говорит. Если он и ознакомится с информацией на этих бумажках, то только потому, что ему сейчас нечего делать.

«Брайан Мэллори. Родился 4 февраля 1916 года. Приметы: рост 185, вес 85 кг. Шатен. Особые приметы: последствие побега из лагеря военнопленных – голос тихий и прерывистый. Громко говорить или кричать не может, но произношение отличное. Глаза орехового цвета. Кожа светлая.

Другие особенности: в гневе ударяет кулаком по левой руке, словно хочет что-то раздавить. Когда доволен, очень быстро потирает одну руку о другую. Держит сигарету между средним и указательным пальцами. Обычно зажигает спичку о ноготь большого пальца. Смеется и улыбается редко…»

Корридон издал нетерпеливое рычание, перелистал несколько страничек и принялся читать выборочно.

«Родители: сведений нет. Единственная известная родственница – мисс Хильда Мэллори, проживает на Дел-Вандовер. Тетка. Воспитывала Мэллори с четырех лет – после смерти матери. Брайан в ссоре со своим отцом, они очень редко виделись. Тем не менее, умирая, отец оставил сыну весьма солидное состояние…»

Корридон зевнул. Эта информация была ему совершенно не нужна и, несмотря на то, что оставалось прочитать совсем немного, он скомкал листки и бросил их в угол комнаты.

Прошло несколько минут, он не шевелился и ровно дышал. Жесткое выражение постепенно исчезало с его лица. Его мозг недолго колебался между бодрствованием и глубоким сном.

Ему снилось, что Мария Гауптман сидит в ногах его кровати со сложенными тонкими белыми руками и окровавленным лицом. Таким оно было, когда она свалилась ему под ноги, сраженная пулей. Казалось, она хочет что-то сказать, но у нее не было рта, ничего, кроме двух глаз, стеклянно глядевших поверх черной дыры, в которой блестели зубы. Но он знал, что она хочет что-то сказать…

Это снилось ему не в первый раз, и он был уверен, что Мария хочет сообщить ему нечто важное, но никогда ей это не удавалось. Она просто садилась к нему на кровать и отказывалась уходить.

Стук во входную дверь разбудил его. Корридон поднял голову от подушки и вначале решил, что скрипнул зубами во сне, но все же прислушался. Прошла минута, и стук повторился. Он вскочил с кровати и прошел в гостиную, не зажигая света отдернул занавеску и посмотрел в окно.

Жанна стояла в лунном свете все в том же свитере и черных брюках, с непокрытой головой, руки в карманах, сигарета в зубах. Он несколько секунд рассматривал ее, потом спустился по ступенькам и отпер дверь. Ему было интересно, что привело ее сюда в такой час, и когда он заговорил, в голосе его не было и намека на недовольство:

– Входите. Вы одна?

– Да, – ответила она, проходя в маленький вестибюль.

– Прямо, и наверх, – сказал он, убедившись, что Жан и Ренлинг не прячутся в тени.

Она молча пошла по лестнице, и он последовал за ней, наблюдая ее угловатые движения. Она вошла в гостиную, остановилась у камина и повернулась лицом к Корридону.

Он сделал несколько шагов и тоже остановился.

– Чего ради вы надумали прийти сюда? – спросил он, проведя рукой по глазам. – Я собираюсь как следует выспаться, мало спал прошлой ночью.

Она отвела взгляд и принялась внимательно рассматривать комнату. Неприкрытая убогость обстановки произвела свое впечатление. Корридон понимающе усмехнулся.

– Выпьете стаканчик? – спросил он, доставая из шкафа бутылку и стаканы. – Как ни странно, в этой дыре можно найти даже вермут. – Ее молчаливое присутствие выводило Корридона из равновесия. Пока он готовил коктейль, Жанна молча стояла у камина: настороженная, неподвижная. Он поставил перед ней на столик стакан.