Чистая правда, стр. 101

Глава 62

Два дня спустя Майкла Фиске похоронили на частном кладбище на окраине Ричмонда. На погребальную церемонию пришло много людей, в том числе и все судьи Верховного суда Соединенных Штатов. Эд Фиске, в старом костюме и с тщательно причесанными волосами, смущенно стоял со своим уцелевшим сыном и принимал соболезнования судей, а также представителей вирджинской политической элиты.

Гарольд Рэмси задержался рядом с отцом Майкла, а потом обратился к его брату:

– Я очень ценю все, что вы сделали, Джон. И жертву, принесенную вашим братом.

– Наивысшую жертву, – недружелюбно ответил Джон.

Рэмси кивнул.

– И я уважаю ваши взгляды. Надеюсь, что вы сможете так же отнестись к моим.

Фиске-младший пожал судье руку.

– Полагаю, именно это и помогает миру двигаться вперед.

Продолжая смотреть на Рэмси, он думал о том, что ждет Руфуса в будущем. Фиске предложил ему подать в суд на всех, на кого только можно, в том числе на армию и Джордана Найта. Убийство не подчинялось закону об исковой давности, а сокрытие истины, в котором были виновны Джордан и его банда, нарушало множество других законов.

Однако Руфус отказался.

– Все они, за исключением Найта, находятся в жутком месте, и ни один земной судья не сможет придумать для них наказание страшнее, – сказал он. – Такова назначенная им истинная кара. Найту же предстоит до конца своих дней существовать с тем, что он совершил. Для меня этого достаточно. У меня нет причин снова связываться с судами и судьями. Я лишь хочу жить как свободный человек и проводить много времени с детьми Джоша. А еще съездить на могилу матери. Ничего больше.

Джон попытался его переубедить, но потом понял, что Руфус прав. К тому же, в соответствии с прецедентами, установленными Верховным судом, Руфус не мог предъявить иск армии. Если только Элизабет Найт не сумеет использовать дело Барбары Чанс, чтобы военнослужащие получили такие же права, как и остальные граждане страны. Но для этого она должна обойти Рэмси. Фиске понимал, что никто, кроме Элизабет, с такой задачей не справится. Он хотел бы незримо присутствовать на заседаниях Верховного суда в ближайшие годы.

Но одну вещь – при помощи Фила Дженсена, адвоката военно-юридической службы – Фиске собирался сделать для Руфуса: почетное увольнение с сохранением военной пенсии и компенсационными выплатами. Руфусу Хармсу больше не нужно будет бороться за существование после всего, что ему пришлось пережить.

В этот момент к Джону подошли Сара и Элизабет Найт. Сара вернулась на работу в Верховный суд в качестве клерка Найт. Все там постепенно приходило в норму. Насколько то было возможно, когда Найт и Рэмси находились в одном здании…

– Я чувствую себя ответственной за все это, – сказала Найт.

Фиске знал, что она и сенатор разводятся. Правительство, и особенно армия, не хотели привлекать внимание к тому, что произошло. В Вашингтоне многие важные персоны потянули за ниточки, из чего следовало, что Джордан Найт может и не отправиться в тюрьму после всего, что он совершил. Даже разрешение Элизабет на установку подслушивающего устройства в кабинете сенатора было поставлено под сомнение очень умелыми адвокатами Джордана. На частной встрече с Маккенной агент ФБР сказал Фиске, что он видит только один способ привлечь Джордана Найта к ответственности. Но без записи Чандлеру и Маккенне не с чем идти в суд.

Мысль о том, что Найт останется безнаказанным, заставила Джона подумать о ночном визите с пистолетом калибра девять миллиметров. Однако Джордан Найт пострадал, и его мучения на этом не закончатся. Запись являлась серьезным аргументом. Джордану пришлось покинуть Сенат, и, что еще хуже, он потерял женщину, которую очень любил. Впрочем, у него осталось ранчо в Нью-Мехико. «Пусть оно станет его тюрьмой площадью в семь тысяч акров», – подумал Джон.

– Если я могу что-то для вас сделать… – сказала Элизабет.

– Я могу предложить вам то же самое, – ответил Фиске.

Через тридцать минут после того как все, кто пришел на похороны, ушли, Джон, его отец и Сара смотрели, как убирают стулья и зеленый ковер. Гроб уже опустили, поверх установили плиту и засыпали все землей. Джон несколько минут поговорил с отцом и Сарой, а потом сказал, что встретится с ними в доме Эда.

Он посмотрел вслед уезжающей машине, а когда его взгляд вновь обратился к свежему холмику, Фиске удивился. Рабочие ушли, но рядом с новой могилой на коленях стоял Руфус Хармс. Его глаза были закрыты, в одной руке он сжимал Библию.

Джон подошел к нему и положил руку на плечо.

– Руфус, ты в порядке? Я не знал, что ты все еще здесь.

Тот не открыл глаз и ничего не ответил, и Джон видел, как беззвучно шевелятся его губы. Наконец Руфус открыл глаза и повернул голову к Фиске.

– Что ты делаешь?

– Молюсь.

– О!

– А ты?

– Что я?

– Ты уже помолился о своем брате?

– Руфус, я не посещал мессу со дня окончания школы.

Гигант схватил Джона за рукав и заставил опуститься рядом с собой на колени.

– Значит, пришла пора вспомнить, как это делается.

Джон заметно побледнел и окинул взглядом кладбище.

– Перестань, Руфус, это не смешно.

– Нет ничего смешного в прощании. Поговори с братом, а потом с Господом.

– Я не помню ни одной молитвы.

– Тогда не молись. Просто говори обычные слова.

– И что я должен сказать?

Хармс закрыл глаза и не ответил.

Джон снова огляделся по сторонам, чтобы проверить, не смотрит ли кто в его сторону, потом повернулся к Руфусу, неловко сложил руки и тут же смущенно опустил их вдоль тела. Сначала он не стал закрывать глаза, но вскоре они закрылись сами. Фиске чувствовал, как влага от земли просачивается сквозь брюки на коленях, но не пошевелился. Он ощущал успокаивающее присутствие Руфуса, спрашивая себя, смог бы оставаться тут, если б его не было рядом.

Джон сосредоточился на том, что произошло, подумал о матери и отце. Деньги от страховки, которые получила Глэдис Фиске, она использовала для первого за многие годы посещения косметического кабинета, а также покупки новой одежды, доставившей ей немало удовольствия. Для нее он все еще оставался Майком, но Джона радовало, что она помнит хотя бы одного из них. Очень скоро Эд Фиске будет ездить на новом «Форде»-пикапе, и кредит на дом уже выплачен. Они с отцом планировали в следующем году отправиться на рыбалку на плато Озарки. Так что им было за что благодарить Майка.

С улыбкой благодарности Джон подумал о Саре, несмотря на все сложности, связанные с этой женщиной. Пятьдесят, шестьдесят, может быть, семьдесят лет? Почему бы не трактовать сомнения в свою пользу? У него впереди жизнь, потенциально приносящая удовлетворение. В особенности если учесть, что в ней будет Сара… Джон поднял голову и почувствовал запах влажного воздуха с легким привкусом горящей где-то листвы. Ветер принес плач ребенка, но вскоре все стихло, и теперь его окружало лишь молчание мертвых. Смущение исчезло, Джон подался назад, еще в большей степени принимая объятия земли; даже прохладное прикосновение влаги несло ему радость.

Наконец, с трудом, он сумел подумать о брате. Джон устал от старых обид и сейчас сосредоточился на реальности. На своем младшем брате, ради которого был готов на все. Он вспомнил гордость, разделенную с матерью и отцом, за замечательного человека, выросшего в их семье. За хорошего человека, каким стал Майкл Фиске, за его изящные недостатки и все то, что так сближало его с ними. Брата, своими действиями показавшего, что он уважает Джона и заботится о нем. И любит его. Через полдюжины футов земли, через груды цветов, через бронзовый гроб Джон ясно видел лицо брата, темный костюм, волосы, расчесанные на пробор, сложенные на груди руки, закрытые глаза. В покое. В мире. Руки, замершие слишком рано. Исключительный разум, угасший задолго до достижения своего полного потенциала…

Неожиданно Джон почувствовал, что его бьет дрожь. Двухлетняя пропасть, которую он искусственно создал между собой и братом, была ничтожна по сравнению с той, что возникла сейчас. Казалось, Билли Хокинс только что вошел в дверь и сказал, что Майк, вторая половина его детства, мертв. Вот только ему не придется опознавать тело; не придется искать и фальшиво разделять скорбь с отцом; не придется слушать, как мать называет его другим именем. Он не станет рисковать жизнью, чтобы отыскать убийц брата. Ему предстоит сделать нечто другое. Осталось самое трудное…